Страница 37 из 64
– Его здесь нет.
– Думаю, вам надо еще раз…
– Его здесь нет. Я хочу домой.
– Это еще что за херня? – орет Ноубл на Крейвена. – Ты сказал, что она сделает все, как надо…
– А ты Фрейзера, бля, спроси.
– Отвали, – говорит Радкин. – Это нас не касается.
Крейвен отплевывается, слюна застревает в его бороде. Мы все набились в кабинет Ноубла, Олдман сидит за его столом, снаружи – черным-черно, внутри – тоже:
– Она же тебя информирует?
– Ну и что, бля, такого? – говорит Эллис, и теперь я точно знаю, что он ее трахает.
То же самое знает и Крейвен.
– Ты что, имеешь ее, Майк? Заходишь на его территорию? – орет он, показывая на меня.
Я, слабым голосом:
– Отвянь.
Ноубл осматривает нас по очереди, качая головой:
– Да, вот это лажа.
– Ладно. Что дальше? – говорит Радкин, глядя то на Ноубла, то на Олдмана.
– Облажались вы, ребята, по полной программе.
– Мы же не можем отпустить мудака на все четыре стороны. Он – наш. Я это чувствую, – говорит Эллис.
– Он никуда не денется, – говорит Ноубл.
– Чувствую, мать его, – повторяет Эллис.
Радкин смотрит на Джорджа:
– Так что теперь?
Олдман:
– Не получилось по-хорошему, делайте по-плохому.
Он, голый, стоит на коленях, на полу, в углу, держится за яйца, тело – в крови.
У меня в руках нет никаких сил.
– Ну! – кричит Радкин снова и снова, еще и еще. Кричит: – Где ты был?
Я искал проститутку.
Он плачет.
Эллис впечатывает оба кулака Фэйрклофу в лицо.
– Скажи нам!
Я искал проститутку.
Он плачет.
– Ты, бля, убийца долбаный. Она не была шлюхой. Она была хорошей девочкой. Шестнадцать лет, на хер. Из хорошей верующей семьи. Ни разу даже ни с кем не трахалась. Ребенок, бля, она же еще ребенок.
Я искал проститутку.
Он просто плачет, лицо – как у Бобби, ни звука, одни слезы, рот открыт, плачет как ребенок, как младенец.
– Правду. Правду говори, мать твою!
Я искал проститутку.
Одни слезы.
Радкин поднимает его с пола, сажает на стул, привязывает его нашими ремнями и достает зажигалку.
– Ты, сука, посиди здесь и подумай, где ты, падла, был вчера в два часа ночи и что ты, бля, делал.
Я был в «Редбеке», на палу, в слезах.
Одни слезы.
Радкин открывает зажигалку. Мы с Эллисом раздвигаем его колени и держим их, а Радкин подносит пламя к его крохотным яичкам.
Я был в «Редбеке», на полу, в слезах.
Крик.
Дверь распахивается.
Олдман и Ноубл.
Ноубл:
– Отпустите его.
Мы:
– Что?
Олдман:
– Это не он. Опустите его, мать вашу.
Звонок в студию: Вы это, слышали про ту четырехлетнюю девочку? Говорят, ее увели с юбилейной вечеринки, изнасиловали и убили на кладбище, а родители в это время выпивали за здоровье Королевы.
Джон Шарк: Нефиговый у них вышел Юбилей, ничего не скажешь.
Слушатель: А эта женщина, которую столкнули с обрыва на Ботаническом заливе после очередных юбилейных торжеств?
Джон Шарк: Уже не говоря о том, что творит этот проклятый Потрошитель.
Слушатель: Так и есть, Джон. Проклятый Юбилей.
Глава двенадцатая
Тишина.
Жаркая, грязная, красноглазая тишина.
Двадцать четыре часа на нас четверых.
Олдман держал в руках письмо и не сводил с него глаз. На столе лежал кусочек цветастой ткани в пластиковом конверте. Ноубл избегал моего взгляда, Билл Хадден грыз ноготь, спрятав его в своей бороде.
Тишина.
Жаркая, грязная, желтая, потная тишина.
Четверг, 9 июня 1977 года.
Утренние заголовки смотрят на нас со стола:
Вчерашние новости.
Олдман положил письмо на стол и еще раз прочитал его вслух:
Из ада.
Мистер Уайтхед,
Посылаю Вам, сэр, еще кое-что для Вашей коллекции. Хотел достать Вам что-нибудь изнутри, да собака помешала. Повезло корове.
Уже четыре, они говорят: три, но помните Престон? Семьдесят пятый год? Та тоже на моем счету. Тупая корова.
Ну ладно, предупредите блядей, чтобы не совались на улицы, потому что я чувствую, что скоро мне захочется снова.
Может, сделаю одну в честь Королевы. Обожаю нашу Королеву.
С Богом,
Я же вас предупреждал, так что вы все сами виноваты.
Тишина.
Затем Олдман:
– Почему ты, Джек?
– В смысле?
– Почему он пишет именно тебе?
– Не знаю.
– У него есть твой домашний адрес, – сказал Ноубл.
– Он есть в справочнике, – ответил я.
– Он есть в его личной записной книжке.
Олдман взял конверт:
– Сандерланд. Понедельник.
– Долго шло, – сказал Ноубл.
– Праздники. Юбилей, – сказал я.
– А в прошлый раз было из Престона, да? – сказал Хадден.
– Он не сидит на месте, – вздохнул Ноубл.
– Он же вроде водитель грузовика, дальнобойщик? – спросил Хадден.
– По-моему, он водитель такси, – сказал я.
Олдман и Ноубл молчали.
– То, что он прислал в прошлый раз, – спросил Хадден, – это было от Мари Уоттс?
– Нет, – сказал Ноубл, глядя на меня.
Хадден вытаращил глаза:
– А что же это было?
– Говядина, – улыбнулся Ноубл.
– Корова, – сказал я.
– Ага, – сказал Ноубл, перестав улыбаться.
– Но ведь это совпадает с тканью платья Линды Кларк? – спросил я Олдмана.
– Похоже на то, – сказал Ноубл, подчеркнув «похоже».
– Похоже на то? – повторил я.
– Господа, – сказал Олдман, поднимая руки и глядя на нас с Хадденом, – я буду с вами откровенен, но настаиваю на полной конфиденциальности.
– Договорились, – сказал Хадден.
Ноубл посмотрел на меня.
Я кивнул.
– Вчера был, похоже, самый кошмарный день в моей полицейской карьере. И вот от этого, – Олдман поднял со стола письмо и пластиковый конверт, – от этого мне легче совсем не стало. Как сказал Пит, первое письмо не годилось для предъявления в суде, но во втором случае экспертиза дала более однозначные результаты.
– Однозначные? – не сдержался я.
– Да, однозначные. Во-первых, это – один и тот же мужик; во-вторых, содержимое аутентично; в-третьих, предварительный анализ слюны выявил интересующую нас группу крови.
– Третью? – спросил Хадден.
– Да. Анализы первого письма были испорчены. В-четвертых, на обоих письмах присутствуют следы минерального масла, которое было обнаружено на обоих местах преступлений.
– Какого масла? – прямо спросил я.
– Машинной смазки, – ответил Ноубл, всем своим видом показывая, что дальнейших подробностей он сообщать не собирается.
– Наконец, по сути, – сказал Олдман, – угроза убийства за несколько дней до Рейчел Джонсон, упоминание Королевы и Юбилея, а также Престона, который якобы «тоже на его счету».
– О котором не писали в газетах? – спросил Хадден.
– Точно, – сказал Ноубл. – Именно в этом заключается отличие того преступления от всех остальных.
– Значит, ты думаешь, что это – он? – спросил я Олдмана напрямую.
– Да.
– Альф Хилл в этом не уверен.
– Уже уверен, – сказал Олдман, кивая на письмо.
УКФД.
Уэйкфилд.
– Я могу посмотреть престонский протокол?
– Поговори с Питом, – ответил Олдман, пожав плечами.
Билл Хадден, на краешке стула, не отрываясь от письма: