Мистер Слотер

Она кивнула.

— Где?

Она замотала головой.

Он попытался выстрелить наудачу, думая, что может быть какая-то связь между тем фактом, что ларец Слотера — купленный миссис Лавджой — был завернут в мешок от колбасы миссис Такк, и тем, что такой же мешок лежит в фургоне ее рабочего.

— Вам известна фамилия Такк?

— Кого?

Эти колбаски наверняка слишком дороги для ее кошелька. Но ведь и для Кочана тоже?

— Вернемся к Кочану. И собственный кочан включите в работу, если не трудно. — Мэтью отмахнулся от того, что она хотела сказать, не дав ей рта раскрыть. — Кочан привозил сюда человека на встречу с миссис Лавджой? Последние пять дней? Или после заката?

«Но откуда ей знать? — спросил он себя. — Девушки живут на приличном расстоянии от дома миссис Лавджой».

Опал только смотрела на него, вытаращив глаза. Очевидно, пыталась принять решение. Нелегко ей это было.

— Я веду расследование по поводу миссис Лавджой, — сказал Мэтью. — Лучше вам не знать, как меня зовут. Но я думаю, что человек, которого я ищу, мог…

— Китт узнала, что Кочан мистера Уайта не похоронил, — выпалила она, решившись. — Она мне рассказала. Все, что видела в ту ночь.

При этом странном заявлении Мэтью замолчал. Он понятия не имел, о чем она говорит, но это казалось очень важным — для нее.

— Мистера Уайта положили в гроб в церкви, — говорила Опал. — Чтобы отпевать. Китт велела мне проверить, правда ли, что Джинджер его одела в тот галстук с кружевами, который он всегда носил. Это, говорит, стыд и срам, что такую красоту похоронят. Она задумала пробраться в церковь до того, как Кочан его закопает, и забрать галстук, но я ей сказала, что если мизз Лавджой ее поймает, уши ей оторвет.

Она остановилась, проверяя, что Мэтью за ней успевает.

— Джинджер — это другая служанка? — уточнил Мэтью.

— Да, ее сейчас нет. Но Китт сказала, что хочет эти кружева, и она хотела, чтобы я с ней пошла и взяла их, когда покормим гостей ужином. А я не хотела в это дело лезть. И Китт мне сказала, что поспешит в церковь, проберется и заберет кружево до того, как Кочан вывезет гроб.

— Вывезет?

— У него такая тележка с колесами, чтобы гроб возить. Понимаете, он гробы тоже делает. И Китт пошла сразу, как стемнело, но не успела, говорит, потому что увидела там фонарь Кочана. А главное… главное… она видела, как Кочан запихивал гроб в фургон, и она не поняла, к чему это. Спряталась тогда в лесу, посмотреть.

— Он уже выкопал могилу?

— Я не к этому веду. Китт мне сказала: он открыл гроб и стал туда смотреть. А потом сунул туда руку, поднял мистеру Уайту голову и — р-раз! Сдернул галстук и надел себе на шею. А потом… потом… закрыл крышку и вернулся на кладбище — нахальный, как ни в чем не бывало.

— Значит, он еще не выкопал могилу?

— Да слушай же! — Она подошла ближе, почти рукой достать. — Китт ни хрена не могла понять, и потому за ним пошла. А там на кладбище Кочан ровнял холмик на могиле мистера Уайта. Он могилу закопал. А тело мистера Уайта лежало в гробу, в фургоне!

— Кочан его не похоронил?

— Так я же это и говорю! Не похоронил! Но сделал вид, что похоронил. Ну, Китт соображает, что находится там, где ей лучше бы сейчас не быть, и начинает оттуда сматываться. И тут вдруг из лесу кто-то вываливается прямо перед ней и фонарем ей в лицо тычет. Она, говорит, заорала так, что удивительно, как это у меня не было слышно, развернулась — и вперед, не разбирая дороги. А мне она говорит: «Опал, смотри, никому ни полслова, и я тоже никому». А я ей говорю: «Так чего ж это ты видела?» А она мне: «Не знаю, что это было, но я этого не видела».

— Деньги экономят на гробах, — предположил Мэтью. — На все похороны — один и тот же гроб.

— Да, я так и подумала. — Опал подалась к нему, и глаза у нее снова широко раскрылись: — Но что сталось с мистером Уайтом?

Этот вопрос влек за собой другой: сколько же на самом деле занято могил из этих сорока девяти? А тела — их где-то в другом месте закапывают? Или просто бросают в лесу за «Парадизом»? И если да, то за каким чертом это все надо?

— Я на следующий день пошла посмотреть, — говорила Опал. — Ну, точно, могила была выкопана, зарыта и новый крест стоял. А я подумала: интересно, тут вообще кто-нибудь лежит?

— Интересно, — согласился Мэтью. Но все это не имело никакого отношения к теме Тирануса Слотера. Помимо того факта, что, если миссис Лавджой знает об этом жульничестве, это указывает на преступный склад ума. Но что она может получить от таких действий? Несколько шиллингов, сэкономленных на досках для гроба? — Вы или Китт говорили кому-нибудь об этом?

— Я-то точно нет. За Китт не скажу. Тем более что она через три дня после этого подхватилась и сбежала. Это мизз Лавджой так нам сказала: что Китт опостылела работа и она удрала прямо ночью. Что ж, она не первая, кто вот так с места и на дорогу. А я потом посмотрела: да, ее вещей нету, и сумки тоже. — Опал подняла палец. — Но, — сказала она. — Но я знаю: Китт никогда бы не уехала, со мной не попрощавшись. Вот нутром знаю. А сразу после этого мизз Лавджой говорит, что хочет побеседовать со всеми, с каждой наедине, узнать, отчего же это вдруг Китт так быстро удрала, даже жалованье за неделю оставила. Узнать, что же за тяжесть была на душе у Китт, говорит она. А я сидела напротив и думала только, кто же это вышел тогда и Китт посветил лампой в лицо. И рот я держала точно на замке. Вот теперь вы знаете.

Опал оглядывалась во все стороны — не подползли кто, не подслушивает ли.

Странная история, подумал Мэтью. Вот уж действительно никакого смысла ни в чем. Могилу выкопали и зарыли, но ни гроба, ни тела в ней нет. Гроб с телом поставили в фургон и увезли… куда? Очевидно, Кочан знает. Мэтью был уверен, что и миссис Лавджой знает. А что с Китт? Она и правда сбежала, или же…

У Кочана в глубине фургона лежала очень большая колотушка, вспомнил Мэтью.

Но что же могла видеть Китт такого ужасного, за что ее убивать?

Значит, решил Мэтью, это должно быть связано с важностью тайны.

Если, скажем, некая служанка решила попросить чуть-чуть прибавить жалованья за сохранение тайны, она вполне могла заслужить удар колотушкой. Или решение было принято упреждающее, чтобы та же самая служанка не связалась с кем-нибудь из родственников умершего и не побудила их приехать и раскопать могилу…

— Сегодня, — сказала Опал. — Сегодня он это опять сделает, с вдовой Форд.

Что бы ни делал Кочан, Мэтью знал, что это будет мерзость.

А Мерзость — вполне годилось бы в качестве второго имени для Тирануса Слотера.

Есть тут связь? Мэтью понятия не имел. Но решил, что один слабый след может вывести на другой.

— Давайте я вас лучше отведу обратно, — предложила Опал. Ее голос вдруг зазвучал не по возрасту устало, будто она постарела лет на двадцать. — Да… вы спрашивали про какого-то человека? Я никого похожего здесь не видела.

Она двинулась обратно в сторону кладбища, но Мэтью остался на месте, и она остановилась, поджидая.

— Как ваше полное имя? — спросил он.

— Опал Дилайла Блэкерби.

— Так вот, Опал Дилайла Блэкерби, я хочу дать вам вот это. — Он полез в карман темно-зеленого жилета, зная, что там лежит, вытащил и протянул ей. — Вот, возьмите.

Она подошла, медленно, и когда взяла то, что он ей протягивал, сперва заморгала, потом посмотрела на Мэтью, все так же моргая, потом снова на то, что держала в руках.

— Это… это настоящее?

— Настоящее. — Кольцо было из настоящего золота, конечно. А красный камешек, наверное, рубин, но это уже пусть она сама выясняет. И пускай не говорят, что сокровищу Слотера не был предложен шанс ускользнуть к кому-нибудь. — Я бы на вашем месте его никому не показывал. А еще я бы не стал здесь оставаться слишком долго.

— А почему вы… почему мне…

— Потому что вы мне понравились, — ответил он чистую правду. — Из вас бы вышел хороший детектив.

— Кто-кто?

— Не важно. Если попадете когда-нибудь в Нью-Йорк, приходите в дом номер семь по Стоун-стрит. Запомните?