Я буду рядом

Вскоре Гермия убедилась в том, что красота и взаимопонимание в этом доме идут рука об руку. Китали был по уши влюблен в свою молодую жену, а Бола, в свою очередь, отвечала ему нежностью и заботой. Картина чужого счастья всегда радует глаз, но, если на душе у тебя скребут кошки собственной неустроенности, тогда чужое счастье для тебя — зрелище, хоть и красивое, но болезненное. Гермия не была завистливой, но все же почувствовала внутри легкий укол. Они с Пойтом тоже — довольно красивая пара. Но, кроме взаимопонимания и общих дел, у них нет никакой связующей нити. Вот с Констансом у нее была страсть. Огненная страсть и любовь-ненависть. А с Пойтом? Размеренное существование на плоскости, расчерченной черными и белыми клетками. Только черными и белыми. И ни красного, ни голубого, ни желтого… Возможно, так будет всю жизнь, если они поженятся. Впрочем, Гермия сама хотела покоя. А что это, как не покой?

Красавец Китали объяснил Гермии, что Пойта видели в Мамиро. С ним было еще двое белых мужчин, надо сказать, очень подозрительной внешности. Они переночевали в одном из домов Мамиро, а этим утром ушли, даже не попрощавшись с хозяевами. Гермия очень пожалела о том, что не уговорила Джамбату сразу отправиться на поиски. Тогда у них был бы шанс застать Пойта в деревне.

Красным светом, затормозившим поиски Пойта, стало еще одно обстоятельство: свадьба в Мамиро. Китали попросил их принять участие в празднике. Таков обычай: если в деревню во время свадебной церемонии приходят гости, то они просто обязаны остаться на свадьбе. Иначе у молодых не будет счастья. Они будут ссориться, ругаться, и в их жизнь постоянно будут вторгаться неприятности.

Гермия всегда считала, что удачный брак — заслуга двоих людей, мужа и жены, но ни в коей мере не гостей на свадьбе. Однако высказывать свои соображения не рискнула. Эти люди свято чтят свои обычаи, поступаясь даже собственным удобством. Если Джамбата ест только правой рукой, то нечего и думать убедить его в том, что левая так же хороша. А уж что говорить о свадьбе… Однако она все же попыталась настоять на своем.

— Мы очень торопимся, — объясняла она Китали и Боле. — В опасности близкий человек… Что будет, если с ним что-то случится?

Китали с Болой переглянулись, но решения, кажется, не изменили.

— Обычай, — перевел их ответ Джамбата. — Они уважать, вы слушать. Не остаться — сильно обидеть. Навлечь беду на дом…

— Констанс, — Гермия бросила на мужчину взгляд, полный мольбы, — неужели ничего нельзя поделать?

Констанс понимающе кивнул и спросил что-то у Китали. Тот отрицательно покачал головой.

— Мы можем уехать только утром. Даже рано утром, — объяснил он Гермии. — Но не сегодня. Если мы нарушим обычай, легче нам не будет. Слух быстро облетит Комодо, и все откажут нам в помощи. Даже Джамбата будет вынужден расстаться с нами. Сама понимаешь, без гида на острове нам нельзя…

Гермия обреченно кивнула. Будь прокляты эти обычаи! Почему жизнь ее жениха менее дорога, чем семейное благополучие незнакомых ей людей? Какая ересь, какая глупость! Неужели люди могут жить, как в клетке, ограниченные рамками своих обычаев и традиций?!

— Что ты решила? — спросил у нее Констанс.

— Остаемся. Или у нас есть варианты?

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Прости, что я ничего не могу поделать. Если бы от меня хоть что-то зависело…

Он кивнул Джамбате и попросил его перевести свои слова:

— Китали и Бола, мы благодарим вас за приглашение. И какой бы серьезной ни была причина, которая мешает нам его принять, мы остаемся.

Молодые люди заулыбались. Им очень понравилось решение, которое приняли Констанс и Гермия. Однако самой Гермии было вовсе не до веселья. Мысли о Пойте, о том, где он и что делает в обществе «подозрительных» мужчин, не давали ей покоя. Констанс почувствовал ее волнение. Он не знал, что ему сделать, как себя повести, чтобы она успокоилась. Единственное, что пришло ему в голову — взять Гермию за руку. Так он покажет ей, что переживает вместе с ней и разделяет ее волнение. Кто знает, может быть, если она больше не видит в нем любимого, то увидит хотя бы друга?

Стараясь, чтобы это выглядело как можно более естественно, он протянул свою дрожащую руку к руке Гермии, безвольно повисшей вдоль тела. Его пальцы коснулись ее ладони, теплой и слегка влажной от волнения. Он испугался, что Гермия оттолкнет его руку, но она, напротив, раскрыла свою ладонь и прижала ее к ладони Констанса. Внезапно у Констанса появилось ощущение, что вместе с ее ладонью для него открылись все ее страхи, все ее потаенные, скрытые желания. Словно все, что она так долго таила внутри, в одночасье оказалось на поверхности. Лишь бы эта книга не закрылась, шептал про себя Констанс, лишь бы Гермия не стала вновь такой, как раньше: замкнутой и озлобленной. То тепло, которое сейчас переливалось из ее ладоней в его и наоборот, казалось ему магическим. Он почувствовал себя героем арабской сказки, которому волшебная пери позволила прикоснуться к недосягаемому миру волшебства. Но долго ли продлится этот сказочный миг? Сумеет ли он украсть его у Времени и удержать?..

Свадебная церемония проходила в центре Мамиро. Деревня, в отличие от рыбацкого поселения, в котором жила семья Джамбаты, была довольно большой. Со своей праздничной площадью, капищем местных богов и прочими живописными достопримечательностями.

Жених и невеста, как Констанс объяснил Гермии, не виделись перед этим целую неделю. Мало того, до свадьбы невеста сама должна была сшить себе свадебное «платье» — парео из батика, что, надо сказать, ей с блеском удалось. Причем с блеском и в прямом, и в переносном смысле: платье сверкало в заходящих солнечных лучах так, как будто было соткано из осколков разноцветного льда. Молодых беспрестанно осыпали монетами и рисовыми зернами, которые, как сказал Констанс, являлись символом достатка и деторождения. К столу также подали огромное количество столь любимого индонезийцами «наси».

Гермия вспомнила Понаю и ее семейство. Если Понаю и Джамбату во время свадебной церемонии так же заваливали рисом во всех его видах, то неудивительно, что детей у них так много…

Еще Гермия обратила внимание, что молодые ели из одной тарелки и пили из одного бокала. Выяснилось, что этот обряд помогает новоиспеченным супругам обрести взаимопонимание. Да, вздохнула про себя Гермия, именно этого и недоставало им с Констансом. Взаимопонимания… Может быть, на свадьбе они тоже должны были есть из одной тарелки? Вряд ли. Их брак был обречен с самого начала. И этого не видела только она. Когда муж — ветрогон, а жена — уравновешенная во всех отношениях женщина, какое тут взаимопонимание?

Впрочем, перебирая в голове последние события, Гермия уже серьезно сомневалась в том, то она «уравновешенная женщина». Холодной, спокойной и сдержанной она была только с Пойтом. С Констансом в ней просыпался какой-то демон, повелитель тайного вулкана, который был сокрыт внутри нее. И достаточно было одного толчка со стороны Констанса, чтобы этого демона выплеснула из недр огнедышащая лавина.

«Медуза Горгона», вспомнила Гермия одно из прозвищ, которое дал ей Констанс за зеленый взгляд, исполненный гнева. Может быть, так оно и есть. Только превращать взглядом в камень, в отличие от мифологической Медузы Горгоны, она не умеет. Иначе — беда Констансу, который постоянно задевает ее своими шуточками…

— Вижу, ты совсем загрустила, — шепнул ей Констанс, которого она только что собиралась превратить в камень. — Может, что-нибудь выпьешь? Станет легче.

Гермия подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Ни насмешки, ни иронии в глазах цвета пасмурного неба. И почему она всегда ищет в его словах то, к чему можно было бы придраться? Даже тогда, когда он пытается быть добрым и понимающим. Хотя, почему пытается? Он такой и есть. Добрый и понимающий. Но, увы, рамки его понимания не безграничны…

— Что-то не хочется, — натянуто улыбнулась Гермия. И честно объяснила: — Настроение ни к черту.