Семнадцать белых роз

— Не скажу. — Элли примеряла любимую блузку с таким большим вырезом, что под ним было просто невозможно носить белье. Впрочем, ей, в отличие от Валентины с ее четвертым размером груди, это и не требовалось. Блузка выгодно подчеркивала длину и красоту шеи, и, как утверждали все мужчины без исключения и, кстати, близнецы тоже, «в этой кофточке тебя просто нельзя не поцеловать!».

Сейчас ей именно это и требовалось. Она пойдет к Майку и честно скажет, что по ночам думает только о нем, да и днем тоже, но доводы разума мешают ей принять его предложение. И пусть они вместе решают, что делать…

Ей было уже все равно, что она без повода появится в журнале, ей было все равно, что о ней подумают бывшие коллеги и Сид. Она пойдет напролом.

Итак, снова редакция журнала. Снова этот кабинет, где она уже однажды проиграла, да и сегодня, скорее всего, проиграет вторично…

Майк и Джим собирались идти обедать. Увидев ее, Джим искренне обрадовался:

— О! Элли, а я решил, что ты совсем про нас забыла. Все гуляешь по Европе и дружишь с голливудской богемой?

Она сурово посмотрела на него:

— Нет, сижу на диване в Нью-Йорке и жду, когда вы соизволите пригласить меня в какой-нибудь клуб «на представительские расходы» редакции.

Джим захохотал:

— Постой, а откуда ты знаешь про наши походы?

— Твой братец рассказал, когда я в понедельник заходила сюда. — Она оглянулась на Майка, но тот молчал и смотрел в окно.

— Ты был тут в понедельник?! Майк, а почему ты мне ничего не сказал?

— Не знаю.

— Я приходила увольняться. И зашла к вам.

— Ясно. — Джим еще раз покосился на брата. — Ну… Я пойду, а вы посидите тут, пообщайтесь. Черт! Я совсем забыл! Нам же должны звонить из студии звукозаписи. Да, Майк, оставайся-ка ты здесь. Я буду через… минут сорок.

Это было настолько откровенно, что Элли опешила. Джим хочет, чтобы они поговорили? Может быть, он совсем не против того, чтобы они встречались?..

— Майк, — начала она, когда за Джимом закрылась дверь.

— Я не хочу это обсуждать. — Он упорно избегал смотреть на нее.

— А я хочу! И повернись, пожалуйста!

— Ты специально так оделась для этого разговора? — процедил он, глядя в окно.

— А что? Тебе не нравится?

— Нравится. Только теперь не вижу в этом смысла.

— А я вижу. Майк.

— Элли! — Он резко подошел к ней и схватил за плечи. — Я не мальчик. Я мужчина. Я — взрослый мужчина. Ты не поверишь, но и в двадцать пять можно быть взрослее иных сорокалетних!

— Я знаю, Майк. Я…

— Элли. — Его взгляд блуждал по ее шее, по ее груди, которая от его объятий обозначилась двумя резкими точками на ровном полотне блузки. — Элли! Я для себя все решил. Ты можешь делать что угодно, можешь убеждать меня в чем угодно, но мы остаемся друзьями.

— Майк!

— Подожди. Я понимаю, что тебе трудно выбрать между нами: я вызываю в тебе голую страсть, а Генри — приятное чувство обеспеченного будущего. Но еще раз повторю: я для себя все решил.

Ей захотелось что-нибудь разбить о стену. Или лучше о его голову. Ей захотелось крикнуть: «Я с ума схожу по ночам, когда думаю о тебе!» Но она молчала и только сильно сопела, глядя на него безумными глазами.

— Успокойся, Элли. Даже если мы с тобой прямо сейчас и здесь… — Внезапно он отвернулся от нее и замолчал.

Она подошла к нему, обняла сзади и прижалась щекой к его большой надежной спине.

— Нет, Элли. Это слишком тяжело для меня. — Он разомкнул ее руки и освободился от объятий. — Даже если между нами это случится… Если мы просто переспим, все равно это не будет ничего означать.

— Ты так думаешь?

— Мы просто друзья. Дай мне пару недель, я… возьму себя в руки, найду себе кого-нибудь, и мы будем встречаться, как прежде: трое лучших друзей. И у каждого будет своя личная жизнь.

— А обо мне ты не подумал? А, Майк? Ты не подумал, что ты разбудил во мне ту же страсть, то же желание, а теперь — что?

— Мне кажется, ты прекрасно себя чувствуешь. С Генри.

— Тебя одолевает ревность, Майк. А здесь нужен здравый смысл. Мы оба хотим одного и того же, почему мы не можем попробовать?

Элли снова приблизилась к нему, но он на расстоянии перехватил ее руку:

— Не надо. Не пытайся меня соблазнить, я и так очень сильно хочу тебя. Если это утешит твое самолюбие, я скажу: я не только хочу тебя постоянно, мне даже невыносимо смотреть на других женщин. Но, Элли, повторяю: я для себя все решил. От этого наваждения я буду избавляться. Только дай мне срок, не маячь перед глазами, и мы снова будем дружить. — Он усмехнулся. — Может быть, даже семьями, когда вы с Генри поженитесь. А он женится на тебе, я его знаю.

— Майк, я не хочу об этом слышать… Но если ты считаешь, что взаимная страсть — это не повод для того, чтобы быть вместе… хотя бы иногда…

— Да, — глухо проговорил он. — Именно этого «иногда» я и боялся больше всего. Ты будешь приходить ко мне на одну ночь, а потом я буду сходить с ума и лезть на стенки до следующего раза… Нет, Элли. Можешь думать обо мне что угодно, но я прошу: не играй со мной.

— Да, конечно, как я могу с тобой играть! Ты же видишь меня насквозь!

— Дело не в этом. А в том, что я пока еще люблю тебя.

— Что?

— А теперь — уходи.

— Что?

— Уходи! — Он стоял, снова отвернувшись к окну. — Я сам позвоню, когда будет пора.

Элли помолчала с минуту, пока до нее доходил смысл его слов.

— Ну и черт с тобой!!! — крикнула она, выбежала из кабинета и что есть силы хлопнула дверью.

…Остаток дня она проплакала на диване в гостиной.

Майк любит ее… и поэтому прогнал. Он очень сильно желает ее… и поэтому не станет проводить с ней ночи. Он не может смотреть на других женщин… и поэтому обещал за две недели найти кого-нибудь «для личной жизни». И после этого он считает себя здравомыслящим человеком?!!

Он боится их редких свиданий, боится этого секса «иногда», потому что, видите ли, потом он будет лезть на стенки до следующего раза! Но ведь именно с таких свиданий и начинаются отношения… Как ему об этом сказать? Она согласна жить с ним вместе, она согласна выйти за него замуж, но не может же она просто повиснуть у него на шее и все это прямо заявить? Тем более что она уже пыталась, а он ее прогнал. Второй раз прогнал из своего кабинета.

Она больше никогда не пойдет к нему. Она больше никогда не покажется в их журнале. И так уже сделала из себя посмешище: многие наверняка догадались, что с Майком их связывает более теплая дружба, чем с Джимом. А как все будут над ней смеяться, когда Майк начнет встречаться с какой-нибудь длинноногой особой двадцати лет от роду!

И он еще предлагает вернуть все на круги своя, чтобы по-прежнему дружить?.. Интересно, как это будет выглядеть? Дружба после не сложившихся любовных отношений возможна только тогда, когда они полностью себя исчерпали, когда они выпиты до дна и в них нет больше привкуса желания.

А они с Майком? Разве такое можно сказать про них? Да у него глаза становятся безумными, когда он на нее смотрит! Что написано на ее лице, можно догадаться, если по ночам она уже перестала спокойно спать… Потому что ей хочется спать только с Майком! И после этого он предлагает ей снова стать друзьями?

Ну хорошо! Хорошо. Пусть. Ей тоже нужно избавляться от наваждения. Она потерпит две недели, а потом посмотрит, во что превратился Майк. Хорошо. Она тоже приняла решение: у них ничего не будет. Никогда! Даже дружбы.

И Генри она тоже прогонит, хотя он ни в чем не виноват. Никто ей не нужен. Ей вообще больше НИКТО НИКОГДА не будет нужен.

В пятницу утром Элли Макдауэл при участии своей младшей сестры лишилась пятисот тысяч долларов, а вечером того же дня — Сида. Радостный спаниель, облизав лицо, уши и руки до локтей у своего нового хозяина, никак не мог поверить, что теперь он наконец-то будет жить с этим вот замечательным дядькой, который часто повторяет знакомое слово «лягушки» и, кажется, собирается еще раз их ему показать. Это же прекрасно! Он, Сид, готов ловить их круглосуточно. Торжественный переезд щенка из одного дома в другой устраивали вместе с Валентиной. Без нее Элли ехать в гости отказалась.