Семнадцать белых роз

— Замолчи. В общем так. До моего возвращения никому — никакой информации. Приеду, сама буду рассказывать. И хватит трепаться про деньги!

— Да это не…

Но Элли уже бросила трубку.

В Нью-Йорк Элли вернулась раньше на два дня, потому что терпеть дождь, одиночество и мучительные переживания из-за того, что Майк и Генри — друзья, а она теперь привязана и к тому, и к другому, стало невыносимо.

Но мужчины — потом. Первым делом стоило уладить все недоразумения с мамой.

— Элли, но это не решит всех твоих проблем, — сказала шокированная мама.

— Всех не решит, но многие отпадут сами собой.

— Да, но я тебе все равно советую найти работу. Это избавляет от одиночества и многих комплексов. А ты у нас девушка…

— Я сама знаю, какая я у вас девушка.

— Не обижайся. При этом ты оказалась самой везучей из нашей семьи. Где ты будешь покупать квартиру?

— Я еще не решила.

— Не бери в Манхеттене, ты отдашь за нее все деньги, и это будет всего лишь двухкомнатная…

— Во-первых, мне больше и не надо. А во-вторых, успокойся, я не хочу жить в Манхеттене. Думаю, половины суммы мне вполне хватит. Остальное… посмотрим. Не сейчас, мама. Мне нужно разобраться с более существенными проблемами.

Основной существенной проблемой стал визит в журнал, где ее ждали, чтобы оформить увольнение. Хотя она поначалу надеялась, что этого удастся избежать, решив все вопросы по телефону. А документы могли бы привезти близнецы. Ей совсем не хотелось встречаться с Сидом-большим.

Тем не менее, в понедельник она отправилась на бывшую работу.

— Дорогая Элли! Драгоценная наша Элли! У меня нет слов, как я рад тебя видеть.

— Здравствуй, Сид.

— А почему ты так рано вернулась? Твой самолет прилетает сегодня вечером.

— Я вернулась еще в пятницу. Там пошли дожди.

— А мы с Хелен только вчера тебя вспоминали. Поздравляю с выигрышем!

— Ты больше не ездишь по выходным к своей жене?

— Ну… то есть нет, в этот раз не ездил. Понимаешь, у Хелен такая старая электропроводка, что мне пришлось вызывать электрика…

— Не стоит напрягать фантазию, Сид. Меня мало волнует электропроводка, сантехника, а так же все дверные ручки Хелен вместе взятые. Меня волнует, откуда ты знаешь про мой выигрыш.

— Близнецы сказали.

— Ах, вот как. — Она озадаченно закусила губу. — А кто конкретно из них?

— Какая разница! Я уже не помню. Говорят, ты будешь работать с Генри Микстом? У тебя все прямо как в сказке про Золушку — сразу началось везение со всех сторон.

— А это кто тебе… Впрочем, догадываюсь.

— Валентина.

— Да? А я думала, тоже близнецы. Тем более, что Майк в детстве дружил с Генри. — Она проследила за реакцией Сида.

— Да? Вот видишь, как… Что-о-о? И он молчал?!! Они… в детстве… Что-о?! Элли! Из этого можно ТАКОЕ интервью заделать! И он молчал?!!

— Да, — как ни в чем не бывало продолжала она, исподтишка наблюдая за Сидом. — Мне он тоже ничего не говорил, хотя и друг! — Здесь у нее немного перехватило дыхание. — Это мне Генри рассказал.

— Генри? Когда это вы успели поболтать на светские темы?

Элли поняла, что Сида можно пронять только чем-то оглушительным, что имеет эффект удара по голове. И потому вела этот, в общем-то, бессмысленный, но так необходимый для ее израненного самолюбия диалог, с самым наивным видом, на который только была способна.

— Ой, ты не поверишь! Спасибо тебе, кстати, за путевку. Мы с Генри именно там и познакомились как следует.

— То есть… как это «как следует»?

— Мы оказались соседями. У него домик в Альпах. И там мы по-настоящему подружились. А работать я у него не буду.

Сид мелко заморгал.

— Как подружились? Как не будешь?

— Сейчас не до новых проектов, надо со старыми разобраться. Кстати, не знаешь, близнецы на работе?

— Не знаю, — озадачено пробормотал Сид, думая о своем. — Сходи в их крыло и спроси.

Она пошла искать Майка и вдруг ей стало стыдно. Разве это хорошо — бахвалиться перед первым встречным своей дружбой с Генри? Ведь по сути дела, за эти три дня, что они провели вместе, Генри был с ней откровеннее, чем кто-либо другой из всех предыдущих мужчин. И, кстати, откровенней Майка. Генри теперь для нее — не знаменитый продюсер и возможный работодатель, а именно друг. Друг, которого нельзя предавать и использовать в корыстных целях.

Между прочим, он рассчитывает на нее. Нужно ему как можно быстрее позвонить, договориться о встрече, ведь он просил появиться сразу, как она прилетит в Штаты.

Только вот… Она остановилась перед дверью кабинета, который близнецы делили на двоих. Только вот что же делать с его другом детства, который сидит за этой дверью… и сейчас, возможно, снова будет признаваться ей в своих чувствах?.. И она нерешительно потянула ручку на себя.

Майк был один. Его светловолосая голова на мощной шее склонялась над клавиатурой компьютера. Правда, он похож на медведя… Он не повернулся, когда она вошла, видно, подумав, что это Джим или кто-то из журналистов. Несколько секунд Элли любовалась его широкими плечами, крепким телом, от которого всегда исходило ощущение молодости и здоровья… Внезапно ей захотелось броситься на него и повторить то, что произошло между ними в ее маленькой квартирке. А еще лучше — продолжить… Это сильное чувство нельзя было даже и сравнивать с той легкой симпатией и приятным влечением, которые она испытывала к Генри.

— Майк, — тихо позвала она.

Он вздрогнул, поднялся ей навстречу, обнял и поцеловал в щеку. Как раньше. Ничего лишнего.

— Привет, Элли!

— Где Джим?

— Раскручивает какого-то актера на интервью. Нас «посадили» на светские тусовки, теперь мы ведем богемный образ жизни и почти каждый вечер крутимся в дорогих клубах, просаживая деньги редакции. С одной стороны, это очень приятно, но по утрам хочется спать, а надо на работу. Вот и сегодня мне придется идти…

— Вы пишете теперь о знаменитостях?

— Да. Кстати, о знаменитостях! — Майк выразительно смотрел на нее. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? Как старому другу?

— Ничего. Кроме того, что ты мне сам многое недоговаривал. Как старый друг.

— Ну то, что я тебе не договаривал, не имеет принципиального значения. А вот Генри Микст передает тебе привет. Он на днях вернулся в Нью-Йорк и ждет не дождется твоего звонка. Наслышан, как вы дивно проводили время в горах.

Элли насупилась.

— Майк, зачем этот детский сад?

— Не знаю, Элли. Мне просто очень хорошо видно, что написано у тебя на лице.

— Да? И что там пишут?

— Что ты жалеешь меня, тебя гложет чувство вины, потому что ты являешься причиной моих переживаний. Но при этом ты ни черта не видишь перспектив наших отношений, то ли из-за этих пресловутых пяти лет, то ли из-за Генри.

Она во все глаза смотрела на него: неужели все действительно так заметно?

— Только я одного не могу понять. Что заставляет тебя сейчас все это выслушивать: верность нашей бывшей дружбе или… или… — Он внезапно замолчал, потом тихо добавил: — или все-таки то, что произошло между нами в тот вечер?

Она не смогла сдержаться: подошла, положила ладонь на его щеку, и он тут же накрыл ее руку своей:

— Элли! Эта страсть душит меня все сильней и сильней! Я… когда ты смотришь на меня вот так, как сейчас… Мне кажется, что ты готова стать моей девушкой.

Это звучало совсем по-студенчески: «стать моей девушкой». Она улыбнулась:

— Но, Майк, я пока не могу.

— Боюсь, Элли, после этой истории мы не сможем больше общаться как друзья.

— Майк, я часто вспоминала о тебе все эти дни. Вспоминала, пока мы гуляли по лесам с Генри, вспоминала, когда была одна. Честное слово! Майк, я тоже не знаю, смогу ли общаться с тобой как раньше, но…

— Я все понял.

— Нет! Постой. Ты ничего не понял.

— В лучшем случае тебе потребуется время, чтобы выбрать. Нет, ну я же понимаю! Я понимаю, что по сравнению с известным продюсером моя персона меркнет. Сам виноват: надо было думать головой, когда вас знакомил.