Криппен

— Да. Мне кажется, она видит в нем просто друга.

— А мне кажется, он уже устал от ее знаков внимания, — возразила она, поджав губы. — Бедняга в страхе сбегает, как только меня завидит. Наверное, боится, что за мной по пятам гонится мисс Хейз, — откровенно говоря, нередко так и бывает. Интересно, может, она ищет место платной компаньонки? Вы не думаете? В таком случае она ошиблась адресом. Компанию составляет мне дочь, и у меня всегда было полно подруг.

— Кстати, а как ваша дочь? — спросил Матье, желая увести разговор в сторону от мисс Хейз. — Надеюсь, мой племянник не слишком ей докучает?

— Ваш племянник? Помилуйте, вовсе нет, — ответила она, покачав головой.

Миссис Дрейк, конечно, заметила, какие авансы делал Виктории Том Дюмарке в последние несколько дней, но была разочарована тем, что ему всего-навсего четырнадцать. Будь мальчик на пару годков постарше, она сочла бы его великолепной партией для своей дочери, учитывая его родословную. И потенциальный банковский счет.

— Значит, у вас своих детей нет, Матье? — спросила она, поискав взглядом портреты, которые могли бы опровергнуть это предположение.

— К сожалению.

— Но вы были женаты?

— Да.

— Однако детей нет.

— Пока, — с улыбкой ответил он. Миссис Дрейк уставилась на него, ожидая каких-нибудь дополнительных сведений, но так ничего и не услышала.

— Жаль, — наконец, произнесла она. — Дети — такое счастье.

— Виктория — ваш единственный ребенок?

— О да. Человеку вполне хватит и одного счастья в жизни. Не надо жадничать.

— И впрямь.

— Но может, все же когда-нибудь? — продолжала она, желая окончательно разрешить этот вопрос. Матье подумал, не желает ли она увидеть копию завещания, чтобы узнать, кому он намерен отписать деньги. В таком случае ее ждало разочарование. Завещания Матье никогда не составлял. Не видел в этом смысла.

— Возможно, — сказал он. — Будущее чем-то похоже на Мону Лизу. Всегда остается для всех нас загадкой. Вы говорили, что собираетесь погостить в Канаде у родственников?

— Да, у сестры. Не видела ее сто лет. Не терпится поскорее встретиться. Ну и, конечно, Виктория сможет познакомиться со своими двоюродными братьями и сестрами — это будет интересно. Честно говоря, Матье, я надеюсь, что она подыщет себе в Канаде подходящего кавалера. Юноши, с которыми она общалась в Европе, такие неотесанные. Все поголовно сидят на мели — экая жалость. Они, конечно, происходят из аристократических семей, у большинства связи аж до самых Борджиа, [26]но пойдешь с ними в ресторан, так они даже в счет не заглядывают. В карманах у них — хоть шаром покати. Самое удивительное: у всех этих богатейших семей Европы нет ни гроша.

— Но есть ведь еще Эдмунд Робинсон, — сказал Матье, пытаясь выяснить, как она относится к его ухаживаниям. — Кажется, ваша дочь от него без ума.

— Онабез ума от него? — в ужасе воскликнула миссис Дрейк. — По-моему, все наоборот, Матье. Это он не может от нее глаз отвести. Если хотите знать, юный мастер Робинсон и ваш племянник подерутся еще до окончания плавания.

— Сомневаюсь.

— Но ведь Виктория — красивая девушка.

— Действительно красивая, я этого не отрицал. Но Том для нее слишком молод, а Эдмунд…

— Что Эдмунд? — спросила миссис Дрейк, уже готовая оскорбиться, если он скажет что-нибудь унизительное для дочери, например, предположит, что Эдмунд слишком для нее хорош.

— Эдмунд ее не достоин, — тактично ответил он. — Мне кажется, Виктории нужен более независимый жених. Немного более зрелый. Человек, самостоятельно строящий свою жизнь. Если хотите знать, юный мастер Робинсон уже не в том возрасте, чтобы путешествовать с отцом. Ему уже пора идти своей дорогой. К тому же он очень хрупок. Нет, Антуанетта, я полагаю, в Канаде Виктория сумеет поймать рыбку получше.

Миссис Дрейк откинулась на спинку стула и допила чай, довольная замечаниями Матье. Она пока не хотела высказывать собственное мнение об Эдмунде, высоко отзываясь о его благородном отце, но по-прежнему не зная о его финансовом и семейном положении. Ей ничего не было известно и о матери Эдмунда, а без этих сведений она не могла позволить молодым людям встречаться. Отдыхая в «президентском люксе», миссис Дрейк сожалела, что муж безжалостно отказался его забронировать, настояв, чтобы они с Викторией плыли первым классом. Эта каюта оказалась гораздо комфортабельнее и хорошо характеризовала своего обитателя. Мсье Заилль безусловно был джентльменом, достигшим высшего положения в ее личной табели о рангах, ее любимым пассажиром на борту, превосходившим даже мистера Робинсона, хоть и француз — это, конечно, чистая случайность, и он едва ли мог за нее отвечать. Кроме того, миссис Дрейк убедила, уверила себя в том, что Матье пригласил ее на чай в свои апартаменты не просто из дружбы. Вероятно, он немножко в нее влюбился, однако из этого ничего не выйдет, потому что она — верная жена и никогда не поддастся животной страсти. Тем не менее всегда приятно иметь поклонников.

Тем временем Матье Заилль собрал чайную посуду и спрятал ее в буфет: его позабавила беседа о сердечных делах Виктории, поскольку благодаря наблюдениям вчера вечером для него прояснилось кое-что другое. Во-первых, его племянник Том по уши влюбился — вероятно, впервые в жизни. Он узнал в глазах мальчика отчаянный взгляд, жгучую потребность во внимании и общении с девушкой, поскольку раньше уже видел этот взгляд, обычно — в зеркале, много лет назад, когда сам влюбился в Доминик. И во-вторых, Викторию совершенно не интересовал его молодой племянник, но зато она подпала под хрупкие чары Эдмунда Робинсона, который — Матье был абсолютно в этом уверен — никогда не ответит ей взаимностью.

Ведь Эдмунд Робинсон, как Матье понял уже через минуту после знакомства с ним, несомненно был переодетой женщиной.

На другом конце корабля, у самого его носа, стоял и смотрел в бинокль на океанскую гладь капитан Генри Кендалл, и мысли его были сосредоточены на том, что он увидел прошлой ночью. Капитан понял одно: мистер Джон Робинсон и мальчик, которого он называл своим сыном Эдмундом, страстно целовались на палубе «Монтроза». Это не были нежные объятия отца и ребенка, вовсе нет. То был поцелуй настоящих любовников — в губы, с приоткрытым ртами и сплетением тел. Просто возмутительно. Он, конечно, слыхал, что подобное случается — обычно в Париже, — но никогда не сталкивался с этим лично. Естественно, муж и жена, повинуясь своим желаниям, могут вступать в мерзкую интимную связь; это происходит, если они хотят завести детей. Конечно, сей непристойный акт никому не может доставить удовольствия, но так уж устроен мир, и капитан нехотя с этим смирялся. Но любовь между двумя мужчинами? Неслыханно. Между мужчиной и мальчиком? Омерзительно. «Что бы сказал на это мистер Соренсон?» — подумал капитан. Да если бы вчера вечером он был там, то наверняка бы настоял, чтобы немедленно спустить их обоих за борт, причем без шлюпки и компаса, которые изменник Флетчер Кристиан предоставил Уильяму Блаю. Капитан Кендалл впервые обрадовался, что в этом плавании на борту не было мистера Соренсона, ведь подобное вопиющее поведение, несомненно, вывело бы его из себя. Капитан представил себе, как его друг лежит на больничной койке в Антверпене, возможно, в щегольской шелковой пижаме фиолетового цвета, которую купил в свой последний приезд в Квебек, и негромко вздохнул.

Впрочем, имелось еще одно обстоятельство, которое сводило на нет возмущение капитана и становилось для него новым источником наслаждения. Пока он наблюдал за поцелуем, то, что раньше считал шляпой Эдмунда, слетело с его головы, внезапно обнажив волосы. Это, конечно, была никакая не шляпа, а парик. Капитан не мог бы в этом поклясться, но его интеллект и логическое мышление неизбежно привели его к выводу, что Эдмунд Робинсон на самом деле был женщиной. Идея, разумеется, скандальная. Неженатые мужчина и женщина, путешествующие, словно законные муж и жена, бросали вызов логике и правилам приличия. Но что хуже: объятия двух мужчин, любовная связь между отцом и сыном или тайный роман людей противоположного пола, при котором женщина почему-то переодевается мальчиком? Он не мог остановить свой выбор: все три варианта вызывали отвращение. Капитан нуждался в совете. «Ах, мистер Соренсон, — подумал он. — Дорогой мой мистер Соренсон! Где же вы? Мне так нужно ваше наставление».

26

Борджиа (или Борджа) — влиятельная каталонско-итальянская семья периода Возрождения. Среди ее представителей — два Папы Римских (Калликст III и Александр VI), герцог Чезаре Борджиа и его сестра Лукреция. Борджиа называют первой «преступной семьей».