Минос

Доктор не обратил на ее язвительный тон никакого внимания.

— Келоидный шрам возникает в результате чрезмерного разрастания ткани вокруг раны. Это похоже на то, как будто тело старается компенсировать потери и образует большее количество ткани, чтобы обеспечить скорейшее заживание раны. Конечно, ничего приятного в этом нет, но и беспокоиться не стоит. — С этими словами доктор стал энергично мыть руки над раковиной.

Мама пыталась что-то сказать ему по-английски, но от волнения не нашла слов и, повернувшись ко мне, спросила по-испански. Я быстро перевела ее вопрос доктору.

— Этот шрам всегда будет таким, как сейчас?

— Боюсь, что да, — спокойно ответил тот. — И ничего с ним поделать нельзя. Если бы у нас был пластический хирург в тот самый день, когда она поранила ногу, можно было попытаться немного скорректировать его, например убрать немного кожи. Но я не думаю, что ваша медицинская страховка покрыла бы эти расходы. — Он сделал паузу и пристально посмотрел на нас обеих, явно озадаченный нашим волнением. — О, право же, не стоит придавать слишком большого значения этому келоидному шраму. Вы слишком красивая юная леди, чтобы беспокоиться насчет какого-то небольшого шрама на ноге, да еще в таком месте, которое никто из посторонних никогда не увидит. Уверен, что даже самые обыкновенные летние сандалии закроют этот шрам. — Он улыбнулся, а потом закончил разговор неожиданной фразой, которая сейчас, шестнадцать лет спустя, звучит как проклятие: — Если у вас появляется келоидный шрам, то гораздо лучше, если он находится в том месте, которое вы сами будете видеть очень редко.

Поэтому пока мои мама и сын увлеченно покупали сладости и булочки у доньи Марины, я стояла в ванной комнате перед зеркалом и осторожно, слой за слоем, снимала бинты. Мое новое отражение в зеркале, казалось, возопило от горя сильнее, чем я сама.

Кэти бы наверняка знала, что делать в такой трудный момент. Иногда мне казалось, что я вижу ее в зеркале позади себя. Она как будто прикрывает рану на шее моими густыми волосами и шепчет мне на ухо: «Ну а сейчас самое прекрасное время покурить немного прекрасной гадости».

Именно этим мы и занялись бы сейчас. Пока Серхио бегает между длинными деревянными рядами прилавков с томатной пастой и банками с перцем, а мать увлеченно выслушивает последние сплетни от доньи Марины, мы с Кэти свернули бы толстый косяк и вышли бы на заднюю веранду моего маленького домика в Джермантауне, откуда открывается прекрасный вид на новый променад, построенный здесь совсем недавно. Он находится к северу от центра города и представляет собой огромное пространство, украшенное большим количеством небольших магазинов и уютных ресторанов, которые практически за один год удвоили стоимость моей небольшой собственности. Немного прибалдев от травки, мы быстро забыли бы о моих шрамах, а потом вновь вернулись бы к ним, но уже совсем в другом настроении. Кэти знала, как вести подобные разговоры. Именно так она поступала, когда я порвала отношения с одним белым парнем в Атланте, когда училась в старшем классе, или когда соседские девочки набросились на меня с идиотскими расспросами о том, сколько денег я спрятала в книгах. Да, Кэти знала толк в таких делах. Она могла запросто сказать что-то вроде: «Этот трусливый pendejo, [10]который порезал тебя, уже покойник. А ты жива и будешь еще долго жить. Ты не заслужила эти ужасные шрамы, но ты заслужила право на жизнь». Да, она непременно сказала бы что-то вроде этого своим приятным голосом и обязательно приятное для меня.

Но Кэти не курит травку со мной, а я не вижу ее отражения в зеркале. Она больше никогда не войдет в этот дом. А все потому, что стала жертвой еще одного убийцы шесть, нет… уже почти семь лет назад. Того самого, которого все в округе знали по кличке Сплетник и которому удалось скрыться в неизвестном направлении.

Мой сын Серхио никогда не видел свою тетю, но знает ее по фотографиям, которые висят на стене моей комнаты. А отблеск ее души он замечал в моих глазах во время приступов злости. Может быть, именно поэтому он никогда не спрашивал меня о ней.

И это были все мужчины в моей жизни: два серийных убийцы и наркоторговец в бегах.

Сплетник все еще жив, да еще как жив, если, конечно, верить полицейским сообщениям из Мемфиса. Нефритовая Пирамида покончил с собой, что сделало меня героиней всех последних новостей Нэшвилла. Что же до Текуна Умана, то он благополучно смылся и сейчас находится в бегах.

Мы понятия не имеем, где именно он скрывается. Все сообщения на публичном сайте Администрации по борьбе с распространением наркотиков являются публичными в буквальном смысле слова: слишком общими и неопределенными. Я совсем недавно подключилась к Интернету, но быстро сообразила, что выудить полезную информацию для розыска того или иного человека очень непросто, это стоит немалого труда. Во всяком случае, для того, чтобы обнаружить местонахождение нового, хотя теперь уже знаменитого вожака регионального наркокартеля.

Откровенно говоря, я и с компьютером познакомилась совсем недавно. Примерно за неделю до того, как я сняла с шеи бинты, меня навестили два человека: мой босс лейтенант Патрик Маккейб и Джекоб Каллахен, попросту док, медицинский эксперт, сотрудничающий с нашим отделом по расследованию убийств. Они принесли мне рождественский подарок — черный кожаный чемоданчик, в котором находился тонкий и очень легкий компьютер-ноутбук. Док сразу же расстегнул сумку, вынул оттуда компьютер и положил его мне на колени, прикрытые толстым одеялом.

— Это что, шутка? — удивленно спросила я.

— Ничего подобного, — произнес док с быстрым отрывистым акцентом, что делал его похожим на выходца из аристократического района западного Нэшвилла. — Знаешь, Ромилия, уже давно распространился слух о твоей компьютерной неграмотности, вот мы с Патриком и решили устранить этот недостаток. Более того, мы полны решимости не оставлять тебя наедине с собой в течение всего нынешнего тысячелетия. Ты непременно освоишь Интернет.

— Вы купили мне компьютер…

— Не совсем так, — улыбнулся Маккейб и смущенно почесал затылок своей огромной лысеющей головы. — Если быть точным, то львиную долю расходов на этот подарок взял на себя док.

Док быстро прояснил ситуацию:

— Я же доктор и к тому же достаточно богатый. Поэтому вполне могу позволить себе подобные расходы. А Пэт — бедный полицейский, поэтому он оплатил первые два месяца работы в Интернете.

Лейтенант вскоре ушел, так как торопился домой после долгого рабочего дня. Я чуть было не погибла от рук киллера из-за того, что находилась под непосредственным руководством Маккейба, и подозревала, что его сочувствие ко мне объясняется именно этим обстоятельством. Маккейб знал меня лучше, чем все остальные сотрудники нашего отдела, так как в его сейфе хранилось досье на меня, полученное из полицейского департамента Атланты. А в этом досье были описаны по меньшей мере два неприятных инцидента, которые темным пятном лежали на моей профессиональной репутации. Именно эти инциденты создали мне славу слишком горячей и вспыльчивой женщины, и она последовала за мной в Нэшвилл, но, к счастью, оказалась под замком в сейфе моего шефа, который не любил распространяться на этот счет. Он всем своим видом показывал, что мне самой решать, как поступить с этой информацией — держать ее при себе или сообщить коллегам по работе. Первый инцидент был связан с задержанием одного подозреваемого, когда я прижала его к стене и врезала как следует. Второй касался случая, когда я, по мнению свидетелей, добивалась признания от одного парня, угрожая ему пистолетом. Правда, у меня было совершенно иное мнение на этот счет, но оно так и не отозвалось гулким эхом в кабинете Маккейба.

И тем не менее лейтенант уважал меня. Ведь именно я раскрыла громкое дело о серийном убийце, который терроризировал окрестности Нэшвилла в течение всей последней осени. В связи с этим меня поздравил даже сам мэр Нэшвилла Уинстон Кэмпбелл. Поэтому сейчас, навестив меня в моем доме, Маккейб казался смущенным и вел себя немного покровительственно, словно хотел подчеркнуть тем самым свое дружелюбное ко мне отношение.

10

козел ( исп.).