Гений

У меня снова ужасно разболелась голова.

Меня смущало и раздражало поведение Кристианы. Спланировать всю эту махину, даже привлечь млекопитающих весом под тонну, в то время как можно было по-прежнему рисовать дерьмо, которое толпа и так с удовольствием покупала…

Наверное, Андрейд и Трег решили, что у меня крыша от горя поехала. Во всяком случае, когда я неожиданно произнес: «Да, прямо Меегерен [40]какой-то!» – они сочувственно кивнули. Так кивают, успокаивая душевнобольных, когда нужно выиграть время, пока мускулистые парни в белых халатах вытаскивают из машины «скорой помощи» свои сети.

– Держитесь крепче, это еще не все, – сказал Трег. – Глядите, что мы нашли в ее квартире.

Андрейд опять открыл ящик стола. Ну что там у них еще припасено? Фотография, на которой Кристиана и Виктор распивают чаи на кухне? Андрейд протянул мне следующий полиэтиленовый пакетик. В нем лежало неоконченное письмо, написанное тем же ровным мелким почерком. Точь-в-точь как в тех посланиях с угрозами. Угрозами, как мы думали, от Виктора. На этом листке было выведено: ЛЖЕЦ.

– Почему она называет вас лжецом? – спросил Андрейд.

– А я почем знаю? Она же ненормальная.

– По-моему, эта бумажка подтверждает ее версию. Сама все нарисовала.

– Вы вроде говорили, что первые два письма вам художник прислал? – спросил Трег.

– Я думал, что он.

– Ну так по-моему, она и есть этот художник. – Трег посмотрел на Андрейда: – Как думаешь, Бенни?

– Похоже на то.

Трег улыбнулся.

– Вот вам наше экспертное заключение: это один и тот же человек. Один раз она вас уже одурачила и, вполне возможно, на этом не остановится.

– Погодите. – Я потряс письмом. ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ. – Вы же не собираетесь… Она ведь мне угрожала! Вы что, ее даже не арестуете за нападение?

– Ну, – сказал Трег, – тут тоже все не так просто. Она признала, что отправила вам те два письма…

– Вот видите, – сказал я.

– И признала, что это тоже собиралась отправить. Но при этом она клянется, что письма – просто розыгрыш.

– Вы с ума…

– Вы занервничали, она испугалась, что вы догадаетесь, и перестала их посылать. Третье дописывать не стала, вот мы его и нашли.

– И вы ей верите?

Трег и Андрейд переглянулись и дружно посмотрели на меня.

– Вообще-то, да, – ответил Трег.

– Меня не проведешь, – добавил Андрейд.

– Она даже предложила дать показания на полиграфе.

– Да вы что, совсем, что ли? Это же… Это… Погодите, так это она или не она на меня напала?

– Мы не знаем, – ответил Трег. – Конечно, ей ничто не мешало кого-нибудь нанять, чтобы вас отметелили, но сама точно не била. Без четверти двенадцать она веселилась на приеме на другом конце города. И все гости клянутся, что глаз с нее не спускали. И что она была там с десяти вечера как минимум до часу ночи.

– Она могла с ними сговориться, – сказал я, хотя и самому это казалось параноидальным бредом.

– Могла, – успокаивающе ответил Андрейд.

– Она могла нанять кого-нибудь.

– Могла.

– Не знаю, что и думать, – сказал я.

– Пока нам предъявить ей нечего. Мы ничего не докажем. Разве только незаконное преследование – по тем двум письмам. Только скажу вам честно, никто с такой ерундой возиться не станет. Она твердит, что просто пошутила.

– И как, вам смешно? – Я помахал перед носом у Трега письмом.

Андрейд и Трег снова переглянулись.

– Ну, если честно, не очень, – ответил Андрейд.

– Чуть-чуть, – добавил Трег.

Я изумленно уставился на них. Почему это мои неприятности всех так забавляют?

– Но только самую капельку, – поправился Трег.

– Короче, мы вернулись к тому, с чего начали, – объявил Андрейд. – Будем искать вашу коробку. А вы пока расслабьтесь и не переживайте больше из-за писем. Думаю, новых не будет.

Я тупо кивнул.

– Ничего, потихоньку-полегоньку, и докатимся, – добавил Трег.

Я вышел на улицу, как в тумане. И в голове у меня не прояснилось, пока я не поговорил с Самантой. Едва меня увидев, она сразу же спросила, не заболел ли я. Пришлось пересказать ей содержание моей беседы с полицейскими.

– А, – ответила она. – Ну и дела!

– Вот-вот.

– Ни фига не понять.

– Вот-вот.

Она ухмыльнулась:

– Ладно, так и быть, внесу немного ясности.

И она рассказала мне, что нашла Джеймса Джарвиса, человека, на которого тридцать лет назад напал наш маньяк. Джарвис выжил. Он переехал в Бостон, где преподавал маркетинг в заштатном университете. Саманта с ним поговорила. Джарвис утверждал, что ничего уже не помнит, но она ему не поверила. Ей часто приходилось допрашивать жертв, переживших сексуальное насилие, и она считала, что, встретившись с ним, мы добьемся большего. По телефону гораздо легче соврать, подавить страшные воспоминания. На следующий день позвонил заместитель директора «Зеленых садов» и сказал, что копии фотографий выслать не сможет, но может пустить нас на них взглянуть. И мы с Самантой решили отправиться в большое путешествие.

Через две недели мы погрузились на летучую калошу, следующую из аэропорта Ла-Гуардиа в Олбани. Накануне вечером по телевизору обещали порывистый северо-восточный ветер, и я решил, что наш рейс сильно задержат, если вообще не отменят. Но с утра светило яркое солнце, на полу аэровокзала лежали прямоугольные солнечные пятна, и Саманта шла ко мне навстречу, окутанная золотым сиянием. На ней были лиловые вельветовые штаны и черный свитер. Никакой косметики. За плечами – основательно потрепанный рюкзачок. Саманта встала в очередь на регистрацию, засунув большие пальцы в карманы брюк. Я стоял в сторонке и не шевелился, боялся, что волшебный свет, исходящий от нее, пропадет. В конце концов я решился, подошел и просто не смог удержаться от комплимента.

Мы получили посадочные талоны, влезли в автобус, проехали немного по летному полю и выгрузились перед весьма хлипким на вид самолетиком. Самолетик поблескивал на солнце крыльями, залитыми противообледенительной жидкостью. В салоне было всего тридцать посадочных мест, мы сели по разные стороны от прохода, и Саманта сразу же отвернулась к окну. За окном техник поливал из шланга лопасти винта.

– Ненавижу летать, – сказала она.

Я не придал значения ее словам. А кто любит? Особенно по нынешним временам. И зря не придал. Надо было слушать внимательнее. На каждом «ухабе», а в таком самолетике их чувствуешь все, Саманта вцеплялась в ручки кресла. Лоб у нее покрылся испариной.

– Эй, ты как там?

Саманта сильно побледнела.

– Ничего. Ненавижу летать!

– Хочешь водички?

– Не надо, спасибо.

Самолет провалился в яму, и Саманта опять напряглась.

– Вообще-то я не такая трусиха, – сказала она. – Это я после смерти Йена начала бояться.

Я быстро просчитал возможные риски и взял ее за руку, надеясь, что не совершаю роковой ошибки. Она вцепилась в меня и не отпускала весь полет. Нет, один раз отпустила – мимо нас ехала тележка с напитками.

Про Олбани [41]я почти ничего не знал, помнил только, что, по словам Эда Коча, [42]в городе не было ни одного приличного китайского ресторана. Как только мы выехали из аэропорта, я сразу осознал его правоту. Чувство ложной интеллигентности заставило нас сделать круг почета вокруг местного капитолия, и выяснилось, что это аляповатое красно-белое страшилище, тщетная попытка возвести во всеми забытом городе архитектурный шедевр. Вообще, первые ньюйоркцы могли бы и подумать немножко, прежде чем выбирать этот городишко столицей своего штата. То, что триста лет назад казалось очевидным преимуществом, – бобры тут водились в изобилии, и их шкурки было легко добыть – утратило в наши дни свою значимость. А вот международным культурным и финансовым центром город так и не стал.

40

Хан ван Меегерен (1889–1947) – голландский художник, один из самых известных фальсификаторов XX века. Прославился подделками Вермеера и Питера де Хоха. «Обманул» в общей сложности музеи всего мира на 30 млн долларов. Чтобы доказать, что его картины – подделки, нарисовал копию прямо на глазах у полицейских.

41

Олбани – город на востоке штата Нью-Йорк, в его капитолии расположен Верховный суд штата. Второй по старшинству город в США (после Нового Амстердама), первый главный порт США, столица штата Нью-Йорк.

42

Эд Коч (р. 1927) – популярный американский политик, конгрессмен, политический обозреватель, три срока был мэром Нью-Йорка.