Девятый круг

Старик наметил идти тем же маршрутом, что и в прошлое воскресенье. С единственной разницей: на сей раз он нес, спрятав под пальто, восемь литров бензина. Он связал попарно веревкой горлышки четырех бутылок из-под кока-колы и повесил их себе на плечи — по две на каждое — одну на спину, другую на грудь. Пузатые бутылки почти не выдавались, надежно скрытые толстой тканью пальто. Только близкий друг мог бы заметить потяжелевшую поступь и спину, точно ссутулившуюся еще сильнее. Но он ни с кем не дружил, так что разоблачение ему не угрожало.

Как и раньше, он вышел из метро на станции «Кальяо» и зашагал вверх по Гран-Виа. Нырнув в проход под строительными лесами, он был вынужден посторониться, пропуская африканцев, гурьбой двигавшихся навстречу. Старик постарался ни с кем из них не столкнуться. Бензин был чертовски тяжелым. Маленькое приключение его позабавило, и он засмеялся сквозь зубы. Старик свернул налево, на Месонеро-Романос, и дошел до Десэнганьо [62]— подходящее название для улицы, где нужда привычно уживалась с наркотиками. Дорогу ему заступила старая беззубая проститутка с нарумяненными щеками, синими тенями на веках и грудью, выпадавшей из выреза жакета.

— Привет, любовь моя! Хочешь, я тебя приласкаю?

Старик не обратил на нее внимания. Он даже не почувствовал к ней презрения, что непременно случилось бы в любой другой день. Он выполнял миссию, самую важную в мире.

Внезапно старик остановился и зашатался. У него отчаянно закружилась голова. Доктор предупреждал, что лечение может вызвать гипер-черт-знает-что, поганую тошноту. К чертям собачьим такое лечение! Он осторожно, чтобы не растрясти бутылки, прислонился к стене и достал упаковку с пероральным инсулином. Открыв коробочку, он принял последнюю таблетку. Ему осточертело травить организм всяким дерьмом, но доктор был неумолим. Если старик хотел избавиться от глумливых лиц, он должен был в точности следовать указаниям. Доктор очень обстоятельно, в мельчайших подробностях объяснял суть задачи, планировал и расписывал каждый шаг с величайшей тщательностью и настаивал, чтобы старик наизусть запоминал все, что он говорил. Убийца бросил коробочку на тротуар, как ненужный багаж в конце путешествия.

Черный ход на задворках здания на Гран-Виа, 32, куда подъезжали грузовики старого универсального магазина СЕПУ, облюбовали бродяги, спасавшиеся от холода с помощью трех картонок и нескольких рваных одеял. Двое нищих, черных от грязи, лежали на земле, не подавая признаков жизни. Старик подумал, что они спят, но в такую холодную ночь всякое может случиться. Остальные сгрудились вокруг бочки, в недрах которой бился, мерцая, слабый огонь. Штабели кирпича и контейнер со строительным мусором преграждали путь пешеходам; почетное место среди стройматериалов занимала небольшая бетономешалка. Густой смрад мочи, наркотиков и нищеты ударил старику в ноздри.

— Я еще доберусь до тебя с ножницами! — завопила одна из гулящих женщин.

Старик вздрогнул и прижал руки к груди, защищая по мере сил литры своего спасения. Оглянувшись по сторонам, он увидел источник шума: две проститутки самозабвенно ссорились, угрожающе размахивая руками. Они исступленно исполняли классический танец, наскакивая друг на друга и, отступая, сыпали оскорблениями и старались не попасть сопернице под руку. Их сутенеры, пара чернокожих бандитского вида, сидя на капоте старой машины, наблюдали за склокой с равнодушием, к которому примешивалось нездоровое веселье, как у зрителя, пришедшего на боксерский матч, чтобы насладиться кровавым зрелищем.

— Шлюха! Мало того что шлюха, так еще и наркоту впариваешь! — заверещала во все горло вторая тетка.

Старик прибавил шагу и прошмыгнул мимо на улицу Бальеста. Преодолев еще метров двадцать, он остановился у нужного строения и тихонько подергал щеколду на двери. Она, как обычно, была открыта. С верхнего этажа доносились отголоски арабского песнопения. Переступив порог, он налетел на нищего, который выходил из дома, спотыкаясь и с трудом волоча ноги. Старик повернулся и с ненавистью посмотрел вслед удалявшемуся человеку, словно у него на спине сидел сам дьявол. «Проклятые чужеземные попрошайки».

Внезапно старик почуял запах бензина. Расстегнув пальто, он с беспокойством обнаружил, что одна из бутылок треснула: жидкость вытекала через тонкую, как волос, щель. Он вспомнил столкновение с нищим и выругался про себя. Все испорчено! В этот момент богослужение закончилось. Пение муэдзина оборвалось на резкой ноте, и послышались голодные выкрики и гул столовой. Старик воспринял это как знак свыше и предпринял героические усилия, чтобы остановить истечение бензина, зажав большим пальцем трещину.

Две двери на первом этаже вели в канцелярию и каморку технического персонала и запирались на ключ, в чем он убедился во время предыдущего посещения. Узкая старая деревянная лестница вела на второй этаж и в помещение, служившее одновременно молельным залом и столовой. На последнем этаже располагались комнаты, где иногда спали нищие, если в приюте оставалось свободное место.

Старик поспешил к лестнице и пробрался на третий этаж, стараясь производить как можно меньше шума. Скрип деревянных ступеней при каждом шаге отдавался в его ушах звоном колоколов Апокалипсиса. Он не встретил ни души на своем пути и сумел незаметно подняться до четвертого этажа. Лестница заканчивалась площадкой, переходившей затем в очень узкий коридор, куда смотрели двери спален. Сбоку стояло несколько топчанов с незаправленными постелями. На одной из коек сидела пожилая женщина: слепо уставившись на стену, она перемалывала беззубыми деснами кусок хлеба. Старик, затаив дыхание, прокрался мимо нее и наконец благополучно добрался до последней клетушки. В маленькой спальне впритык помещалось с полдюжины кроватей. Убийца выбрал одну, улегся и накрылся одеялом. Но сначала он пристроил треснувшую бутыль в противоположном конце комнаты таким образом, чтобы из нее не вытекло больше ни капли драгоценной жидкости. Натянув одеяло на голову, он начал молиться, чтобы запах бензина его не выдал.

Глумливые лица вернулись, мелькая в кружившемся вихре ярости и сомнений. Лица, которые терзали его во сне и отражались в зеркалах и окнах, омытых дождем. Он застонал от ужаса.

Около часа он пролежал неподвижно, не смея высунуть носа. За это время в комнате появились другие люди и стали устраиваться на ночлег. Старик не двинулся с места, несмотря на волну негодования, вызванную самовольным захватом койки. Однако распорядители центра не позаботились подняться, чтобы узнать причину переполоха, и узурпатор остался при своем. Обездоленный хозяин кровати, бормоча что-то себе под нос, ушел из спальни в поисках другой постели. Старику пришлось выждать еще час, прежде чем дом погрузился в тишину. Он потихоньку скинул одеяло и осмотрелся. Кроме него, в комнате ночевали еще пять человек — старые и немощные бродяги. От них исходил тяжкий дух нищеты, алкоголя и наркотиков. И бензина. Он выругался про себя. Старик сполз с кровати и, вызволив лопнувшую бутыль, проскользнул к двери с тремя целыми бутылками на шее.

Пронзительный вопль застиг его врасплох, и он вздрогнул всем телом, едва не выронив поврежденную посудину из-под кока-колы. Убийца обернулся, уверенный, что его замысел раскрыт. Это кричал во сне нищий, соревнуясь с раскатистым храпом остальных. Старик открыл дверь и поспешно покинул комнату. Одинокая голая лампочка, висевшая на длинном электрическом проводе, отбрасывала больше теней, чем света на темную лестницу. Он спустился на второй этаж и вошел в опустевшую столовую. Распахнув пальто, убийца неторопливо, но с беспощадной решимостью принялся поливать пол бензином. Восьми литров (а точнее, их осталось семь и три четверти) хватило, чтобы окропить деревянный пол, столы, стулья и стойку в помещении. Когда преступник наконец сумел зажечь отсыревшую спичку, дерево занялось с такой скоростью, что он вынужден был спасаться со всех ног.

62

Desengano — разочарование (исп.).