Девятый круг

Через год после смерти матери они вернулись в Лиссабон, и Себаштиану прожил там два года, предоставленный сам себе, под ненавязчивым и необременительным присмотром дальнего родственника. В пятнадцать его отправили в школу-интернат в Лондоне. О том периоде своей жизни он сохранил мало воспоминаний: английская еда, которую он так никогда и не полюбил, какой-то приятель, чье имя уже давно забылось, и каникулы в Сотогранде, в доме бабушки и дедушки. Университет и его первая работа прошли в семье незамеченными. Затем отец умер. Из родных у Себаштиану остался один Орасио Патакиола, двоюродный брат матери. Дядя был человеком необыкновенной душевной щедрости и не скупился на проявления любви и теплоту, чего Себаштиану так не хватало в отрочестве.

— Себаштиану Сильвейра.

Себаштиану удивленно вскинул голову и вопросительно посмотрел на обратившегося к нему прохожего. Лицо показалось знакомым, но имя Португальцу вспомнить не удалось.

— Рад встрече, — заявил субъект.

Он был маленького роста, тощий и неприятный. Выступавшие острые скулы сообщали ему сходство с оголодавшей крысой, вернее, хорьком. Он произносил слова в нос, как при сильном насморке. Выраженный андалузский говор выдавал уроженца юга.

Себаштиану развел руками, извиняясь:

— Прошу меня простить, но я не помню вашего имени. — Он улыбнулся, чтобы сгладить впечатление от своей забывчивости.

— Гарри Альварес, — представился тот. Замолчав, он поспешно выхватил из кармана пальто грязный носовой платок и чихнул, содрогнувшись всем телом. Отвернуться или прикрыть платком нос он при этом не позаботился. Себаштиану отодвинулся от невежи на шаг. Тот высморкался и продолжал: — Да, представьте, мы познакомились несколько лет назад в связи с тем громким делом о террористах в Мадриде. Я работаю в журнале «Конфиденсиаль». — Он широко улыбнулся и, преодолев разделявшее их расстояние, слегка хлопнул Португальца по плечу. Себаштиану выругался про себя.

— Теперь припоминаю, — сухо заметил он. Репортер вел колонку криминальной хроники и надоел Себаштиану до смерти, когда Сильвейра участвовал в задержании боевиков террористической группировки. Хроники Альвареса славились больше сенсационностью, нежели профессионализмом; правды в них содержалось куда меньше, чем вредных домыслов и преувеличений. Вроде бы журналист был родом из Гибралтара.

— Редкостная удача, что мы наконец встретились. Мы ведь тысячу лет не виделись. Надеюсь, вы не держите на меня зла?

Он осклабился, обнажив пожелтевшие от табака зубы. Себаштиану напрягся, понимая, к чему клонит репортер.

— Нам не о чем разговаривать, сеньор Альварес, — ответил он, подготавливая почву для отступления.

— Я видел вас вчера на пресс-конференции.

Себаштиану, не отвечая, смотрел на репортера и ждал, что последует дальше.

— Буду откровенен, — сказал тот, вытирая нос мокрым платком. — Мы встретились не случайно. Я освещаю это дело о серийном убийце в журнале, и меня заинтересовало ваше присутствие в зале. Погодите…

Репортер поспешил заступить дорогу Себаштиану, который сделал попытку улизнуть со словами:

— Прошу прошения, но я спешу.

— Только одну минуту, я все объясню, — настаивал Альварес. — В столице объявился маньяк, и это сенсация. Я разговаривал с комиссаром Гонсалесом, и мне хотелось бы… — Его опять скрутила судорога, так что в горле заклокотало, и он оглушительно чихнул. — Извините… Я говорил, что мне хотелось бы знать вашу точку зрения.

Себаштиану сделал удивленное лицо.

— Мою? Следствие ведет полиция. При чем тут я?

— Я не намерен вам докучать. — Не подлежало сомнению, что он сделает это не задумываясь. — Но меня не проведешь. Если профессор Сильвейра объявляется в зале, где проходит пресс-конференция по поводу серийных убийств, а затем разговаривает с офицером, возглавляющим расследование, и его помощником и удаляется в сопровождении агента спецслужбы, — репортер перевел дух, — логично предположить, будто происходит нечто серьезное, не так ли?

— Повторяю, делом занимается полиция. Я в стороне. Ничем не могу помочь.

— А может, не хотите, — зловеще прошипел Альварес.

Себаштиану пожал плечами.

— Сожалею, — сказал он и двинулся прочь.

— Мне ужасно не хотелось бы ставить в известность Гонсалеса, что вы давали мне интервью.

Температура воздуха, казалось, понизилась еще на несколько градусов, хотя и так было довольно холодно.

— Что вы сказали? — переспросил Себаштиану. Выражение его лица сделалось угрожающим.

— Широко известна ваша неприязнь к комиссару. Взаимная, разумеется. Я знаю, что несколько лет назад вы с ним сцепились, и с тех пор он ваш заклятый враг. Убежден, ему едва ли понравится, что вы откровенничаете с прессой.

Себаштиану посмотрел на газетчика в упор, и тот попятился. Альварес облизнул губы и поплотнее обмотал шарф вокруг шеи. Привычным движением он вытер сопливый нос. Его глаза забегали по сторонам, заранее отыскивая пути к бегству.

— Послушайте, — сказал он, — я всего лишь делаю свою работу, и согласитесь, что читатели имеют право…

— У меня нет ни малейшего желания разговаривать с вами, — рявкнул Себаштиану. — И совсем неблагоразумно угрожать мне.

Он отступил в сторону, не спуская с журналиста свирепого взгляда, а затем зашагал по улице, стараясь не оборачиваться. То, что его вычислил такой стервятник, как Альварес, не предвещало ничего хорошего. Альварес принадлежал к числу тех, кто считал журналистскую этику маленьким неудобством. К невинным людям, которые могли пострадать из-за публикации сенсационных материалов, он относился как к неизбежным жертвам в его личной битве за первые строчки рейтинга.

Себаштиану взял первое попавшееся такси, на случай если Альварес идет по пятам, и попросил отвезти его на площадь Олавиде. Но сначала он заглянул в ВИП'с, [50]чтобы купить газеты и запас продуктов на ближайшие несколько дней.

Не успел Себаштиану вернуться домой, как заверещал мобильный. Звонил Давид:

— Есть чем записывать?

Себаштиану расслышал торжествующие нотки в голосе юноши и поспешил взять шариковую ручку и блокнот.

— Это было плевое дело, — заверил Давид.

Себаштиану терпеливо ждал, занеся ручку над листом бумаги. О чем речь? Парень вычислил фамилию врача, подписавшего ходатайство о реабилитации Хуана или источник контрабандного аэрозоля? Впрочем, он скоро узнает.

— Я зашел в Гугл и Альтависта… — парень запнулся и пояснил, на случай если Себаштиану не понял, — поисковые системы.

— Я, конечно, стар, но не до такой степени, — обрадовал его Себаштиану.

— И раскопал два адреса, — продолжал Давид, — где нашлись страницы с ключевым словом, и мне оставалось только набирать разные комбинации с этим химическим соединением, пока я не обнаружил магазин, где он рекламируется: хлорбензилиденмалонодинитрил, аэрозоль, высокоэффективное средство самообороны.

Давид продиктовал ему координаты нескольких таких магазинов и их названия.

— Уверен, в городе гораздо больше точек, где продаются газовые баллончики, но в Сети вывесили рекламу только те, что я перечислил. Это в Мадриде. В Барселоне я нашел еще семь и несколько штук в Бильбао. Если хотите, я могу показать сайты магазинов, но они сделаны чайниками и графический дизайн — полный отстой. Я потратил десять минут, чтобы составить список, — похвастался юноша.

Себаштиану поблагодарил его, не забыв как следует похвалить. Хотя, по словам Давида, любой человек, минимально знакомый с Интернетом, был в состоянии оказать профессору такую услугу. Больше всего парня поразил размах незаконной торговли, процветавшей в Интернете. «Есть даже тесная компашка, которая выставляет на продажу свою печень на Ибэй», [51]— сказал он.

Португалец нажал кнопку отбоя и тотчас перезвонил Морантесу.

— Парень, ты не устаешь меня удивлять, — заявил Морантес, выслушав отчет Себаштиану. — Ты уже разговаривал с Беа?

50

Цепочка ресторанов и магазинов.

51

Один из крупнейших интернет-аукционов.