Музыка под занавес

— Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя после субботы, сэр.

— Извини, Тодд, что-то я действительно разболтался. На самом деле я думал совсем о другом. Вчера я вообще много думал… о разных вещах и понял то, что должен был заметить раньше.

— И что же?

— Ты ведь христианин, Тодд?

— Вы ведь знаете, что да.

— Видишь ли, христиане бывают разные. Я бы сказал, что ты скорее тяготеешь к догматике Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб и все такое…

— Не понимаю, что вы хотите сказать…

— Нет, я, конечно, ни в коем случае тебя не виню. Ведь в Ветхом Завете ясно написано, что добро, что зло, что черное, а что белое…

— Отвезите меня лучше назад, к вокзалу, — попросил Гудир, но Ребус покачал головой.

— Помнишь, в субботу утром мы разговаривали в коридоре — ты, я и Шивон? Ты ехал в свой участок, а к нам зашел попрощаться…

— Помню, конечно.

— Ты сказал мне, что, когда я выйду на пенсию, я смогу наконец починить багажник «сааба». — Ребус коротко взглянул на своего пассажира. — Кстати, я до сих пор этого не сделал.

— Несмотря на то, что у вас теперь достаточно времени?

Ребус коротко рассмеялся.

— Мне вот что не дает покоя… Как ты вообще об этом узнал?

— О чем?

— О том, что у меня плохо закрывается багажник. Я спрашивал Шивон, но она не помнит, чтобы говорила тебе что-то подобное. Я тоже уверен, что в наших с тобой многочисленных беседах мы этой темы не касались. Так откуда?..

— Я узнал об этом в тот вечер, когда убили Федорова, — объяснил Гудир.

Ребус кивнул:

— Я пришел к тому же выводу. Когда мы с Шивон приехали на Реберн-вайнд, ты был уже на месте и мог видеть, как я доставал из багажника спецкостюм для осмотра места происшествия и как потом я с трудом захлопнул чертов замок.

— Ну и что из этого?

— Я пока и сам не знаю, что. Зато я знаю другое: я упрятал твоего деда за решетку, а когда он умер, это разрушило твою семью. Подобные события способны причинить глубокие раны, которые болят потом еще долгие годы. Ты лишился отца и матери, а твой брат Сол ступил на скользкую дорожку и стал работать на Большого Гора Кафферти. О наших с Кафферти особых, — назовем их так, — отношениях ты был достаточно хорошо осведомлен: Шивон говорила, что ты несколько раз расспрашивал ее об этом. Она, кстати, считает себя виноватой…

— В чем?

— Шивон считает: если бы она не рассказала тебе, что я ненавижу Кафферти всеми фибрами, ничего бы не случилось. Но она рассказала, и ты сразу сообразил, что это обстоятельство автоматически сделает меня главным подозреваемым, если с Кафферти случится что-нибудь плохое. — Ребус немного помолчал и добавил: — И конечно, Шивон казнит себя за то, что вообще привлекла тебя к работе. Ей кажется, что ты использовал ее, скрыв свои подлинные мотивы.

— Так куда мы едем? — Гудир взялся за рацию, которая висела у него на плечевом ремне, время от времени разражаясь шипением и треском помех.

— Мы с Шивон все обсудили, — сказал Ребус. — И она считает, что это не лишено смысла…

— Что именно?

— В субботу я разговаривал с Соней…

— Вы это уже говорили.

— В тот вечер, когда напали на Кафферти, ты сказал мне и Шивон, что у вас назначено свидание. — Ребус снова немного помолчал. — Но Соня ничего такого не помнит. Больше того, в тот вечер она дежурила — именно так она и оказалась на месте происшествия. А еще Соня сказала, что это ты посоветовал ей искать улики под мостом.

— Что-что?

— Она сказала, что нашла окровавленную пластиковую бахилу под мостом, потому что ты посоветовал искать ее там.

— Но постойте…

— Одно меня смущает, Тодд, — ты ведь на это происшествие не ездил. Ни в качестве патрульного, ни в качестве ученика детектива. Вероятно, Соня позвонила тебе и сказала, что ее срочно вызывают на осмотр места преступления — на канал. Именно тогда ты и посоветовал ей как следует посмотреть под мостом. Почему? Потому что ты знал, что там есть мост, и знал, что она там найдет.

— Остановите машину!

— Хочешь обвинить меня в похищении, сынок?.. — Ребус холодно улыбнулся. — Инспектор Джон Ребус и наркоторговец Моррис Гордон Кафферти — два человека, которые причинили страшное зло тебе и твоей семье… И вдруг тебе представился шанс отомстить одному и подставить другого. Ты не сомневался, что на бахиле найдутся мои отпечатки, тем более что взять ее из багажника ты мог в любое время. В тот вечер у бара нас было трое: ты, я и Шивон. Только ты и она знали, что я иду на встречу с Кафферти… только вы — и никто больше. Ты отправился за мной, дождался, пока Кафферти останется один, и ударил сзади по голове. Шивон сказала: ты был потрясен, когда узнал, что за Кафферти следили ребята из НОПа. Если бы я не поручил ей отвлечь их, на тебя в ту же ночь надели бы наручники…

— Чушь! — отрезал Гудир.

— Собственно говоря, все это не имеет особого значения, — сказал Ребус почти миролюбивым тоном. — Доказать я все равно ничего не могу. — Он снова повернулся к Гудиру. — Мои поздравления, юный Тодд: ты легко отделался. Должно быть, твой Бог особо о тебе заботится.

— Я сам о себе забочусь — о себе и своей семье… — И голос, и взгляд Гудира изменились, стали холоднее и жестче. — Я давно мечтал отомстить Кафферти, но все не представлялось удобного случая. Потом Сола ранили, и я, наверное, впервые за все время по-настоящему задумался о том, что для меня и моих близких все могло бы сложиться иначе. Я знал, что вы хорошо знакомы с Кафферти, а значит, я должен был быть как можно ближе к вам, чтобы добраться до него… — Гудир выпрямился, неотрывно глядя на дорогу впереди. — И тут вы проговорились. Вы сказали, что это вы отправили моего деда за решетку: расследовали его дело, собирали улики и свидетельствовали против него в суде. Именно тогда я вдруг понял, как мне одним ударом разделаться с вами обоими.

— Глаз за глаз, как я и говорил… — Ребус задумчиво кивнул. Движение с каждой минутой становилось все более плотным, и он немного сбавил скорость. — Ты должен сейчас отлично себя чувствовать — ведь ты отомстил, исполнил свой долг и все такое…

— «Я чист от греха моего»… [28]

— Еще одна из твоих библейских цитат? — Ребус кивнул сам себе. — Все это, конечно, хорошо, но этого, по-моему, недостаточно для спасения. Нет, недостаточно!..

— Красный свет, — бесстрастно сообщил Гудир.

Когда Ребус затормозил на перекрестке, он молча отворил дверцу и выбрался из салона.

— Я собирался навестить Кафферти, — сказал Ребус ему вслед. — Врачи говорят, его состояние быстро улучшается, вот я и подумал — может быть, ты тоже захочешь еще разок с ним повидаться.

Гудир уже шагал прочь, но, когда Ребус окликнул его по имени, повернулся и снова заглянул в салон.

— Когда Кафферти придет в себя, — добавил Ребус, — первым, что он увидит, будет мое лицо. Попробуй-ка угадать, юный Тодд, что я ему расскажу? В общем, советую тебе быть осторожнее и почаще оглядываться. Впрочем, опасность может грозить тебе с любой стороны… Кафферти, конечно, редкостный мерзавец, но он не трус, в этом его не упрекнешь. Большой Гор не станет подкрадываться к тебе, чтобы нанести удар в спину.

Ничего не ответив, Гудир с силой захлопнул дверцу. В тот же момент красный свет на светофоре сменился зеленым, и Ребус тронул «сааб» с места. В зеркальце заднего вида он следил, как констебль глядит вслед удаляющейся машине, сжимая в руках фуражку. С силой выдохнув воздух, Ребус немного опустил боковое стекло. В мастерской ему подсоединили айпод к сидиоле, и сейчас он нажал кнопку воспроизведения и отрегулировал громкость.

Рори Галлахер, «Маленький грешник». Этой композиции должно было хватить до самой больницы, где лежал Кафферти.

Шивон Кларк уже дожидалась его там.

— Ты с ним поговорил? — был ее первый вопрос.

Ребус кивнул, не сводя глаз с неподвижного тела Кафферти. Гангстера перевели из отделения реанимации в обычную палату, но все медицинское оборудование переехало вместе с ним. Мигающие лампочки и ползущие по экранам непонятные кривульки были единственным, что внушало некоторую — довольно зыбкую — надежду.

28

Притч 20:9.