Ветер из Ига

— Этот нож мой отец получил в подарок от самого Токугава Иэясу, — с долей дозволенного хвастовства пояснила она. — Если хочешь, можешь подержать его у себя до вечера. И если будешь хорошо с ним обращаться, я буду иногда одалживать его тебе.

Сказав это, она резко развернулась и засеменила за своим мужем. Покоренный ребенок стоял какое-то время с длинным, изумительно красивым ножом испанской работы, после чего последовал за своей новой мамой.

Глава 14

Ребенок куртизанки

Никогда не позволяй себе бездельничать. Если нет войны, неустанно тренируй свои мышцы, волю, ум и вкус. Не уподобляйся глупцам, считающим, что если их стезя — путь воина, они не должны уметь писать и разбираться в тонкостях дипломатии. В большинстве струнных музыкальных инструментов более одной струны. И если ты будешь идеально владеть мечом, но не будешь знать ничего другого, ты не создашь действительно возвышенной мелодии своей жизни.

Маленький Сиро понятия не имел, какая должна быть настоящая мама, его мама, потому что никогда прежде не видел ее. От соседей он слышал о том, что отец прижил его на стороне с какой-то майко [14], так что мальчик родился чуть ли не в чайном домике. За такое ослушание майко следовало выгнать взашей, и Дзёте справедливо полагал, что, войдя в их положение, мама-сан [15]отдаст девушку ему, но не тут-то было. Видя страсть молодого самурая, мама-сан запросила за свою ученицу столько денег, что тот был вынужден уйти от нее прочь, заставив себя забыть о запретной любви и надежде забрать девушку в свой дом в качестве наложницы.

Прошло несколько месяцев, и в калитку дома молодого самурая постучалась незнакомая пожилая женщина, представившаяся служанкой из чайного домика, где он оставил свою майко и родившегося сына. Протянув юноше теплый, пахнущий молоком сверток, она ткнулась лбом в пол.

— Мама-сан сказала, что больше не может бесплатно содержать у себя вашего ребенка, господин. — Баба отвесила новый поклон. — Пока малыш только сосет материнскую грудь, это еще ничего, но что с ним делать потом? Никто не собирается кормить лишний рот, вот в чем дело-то, господин самурай. Госпоже его матери приходится делать в доме, почитай, всю черную работу, а еще и ребенок. Это же невозможно! Ко всему прочему другие гости недовольны тем, что в доме плачет младенец. Мы думали, когда ребенок немного подрастет, продать его и выручить хоть немного денег, но только как он вырастет, если о нем совсем не заботятся? Шесть лет — лучший возраст продать ребенка, в шесть лет мальчики иногда бывают очень привлекательными и могут понравиться господам, любящим мальчиков. Но шесть лет — большой срок, и мама-сан нипочем не разрешит. — Она вздохнула, огорченно подсчитывая убытки. — Можно продать ребенка пяти или хотя бы четырех лет, но не раньше. Раньше он никому не нужен.

— Я понял. — Дзёте кивнул женщине, разглядывая младенческое личико. — У ребенка есть какое-нибудь имя?

— Имя, что может быть проще, дайте ему любое имя, впрочем, госпожа назвала его Сиро, но вы вправе поступать со своим сыном так, как считаете нужным, и называть таким именем, которое вам больше нравится. Госпожа все равно больше никогда не увидит его, так как мама-сан перевела ее в другой свой чайный домик, в Наруто. Здесь о ней уже пошли слухи, и будет сложно сделать из нее настоящую гейшу.

Когда за женщиной закрылась дверь, Дзёте спохватился, что не спросил подробностей нынешней жизни своей возлюбленной, не узнал ее нового адреса. Это было невежливо. Но поправить что-либо уже не представлялось возможным.

Вскоре он отправил ребенка в деревню к родителям, где мальчик жил до пяти лет, после чего Дзёте познакомился с даймё Нагасаки, и тот предложил переходить к нему в гарнизон на должность десятника. Очень обрадованный такому продвижению по службе Дзёте забрал мальчика с собой. К тому времени у него уже была невеста Марико, отец которой был хатамото [16]бывшего сегуна Токугава Иэясу. Понимая, что рано или поздно молодой жене придется встретиться с его сыном, Дзете не стал рассказывать новым родственникам о своих давних отношениях с куртизанкой, скрыв, что имеет ребенка.

На самом деле для молодого человека нет ничего зазорного посещать или даже покровительствовать куртизанке, гейше или даже майко, но вот воспитывать ребенка этой самой куртизанки, как воспитывают собственное дитя…

За слабости приходится платить, и теперь Дзёте платил своим стыдом, краснея под взглядами молодой жены и стараясь при этом вести себя как ни в чем не бывало. Это было очень трудно.

Глава 15

Осенние ароматы

Самурай не должен позволять личным чувствам возобладать над чувством преданности своему господину. Кто поступает так — безумен.

— Сила духа и самообладание — вот основа стойкости истинного самурая. Если самурай продолжает какое-то время стоять на ногах после того, как ему отсекли голову, это говорит о его мужестве, силе духа и самообладании. Любой самурай с детских лет должен стремиться к этому. Несколько лет назад, желая проверить правоту данного суждения, я казнил десятерых попавших ко мне в плен самураев из клана Мако, о жизни каждого из них перед этим я расспросил их однополчан. Двое остались стоять на ногах десять и пятнадцать ударов сердца. В то время как их друзья свалились сразу же, точно куклы для тренировки. Это говорит о потрясающем мужестве двух героев. Желая выразить свое восхищение, наши самураи разразились аплодисментами. А я подумал, что если бы эти молодцы каким-нибудь образом остались живы, я бы не моргнув глазом взял их в свой отряд. Впоследствии я неоднократно проводил подобные эксперименты, точно ребенок, радуясь, когда кто-нибудь из обезглавленных самураев оставался на ногах дольше, чем его сотоварищи. — Дзатаки закончил диктовать, доброжелательно глядя на согбенную фигуру секретаря.

— Я успел. Спасибо, что подождали. — Тёси поднял глаза на князя. — Все на сегодня?

— Пожалуй, что все. — Дзатаки потянулся. — Хороший день, думаю прогуляться перед обедом. Не знаешь, где мой сын?

— Господин Хаято, — секретарь помахал в воздухе исписанный изящными иероглифами лист. — Я видел его возле зверинца, должно быть, опять ходил к своей пленнице.

— Что значит опять? — Дзатаки смущенно отвернулся от Тёси, — вдруг до него дошло, что с момента появления в замке малышки он ни разу не поговорил по-настоящему с Хаято и не выяснял о нем у слуг. Странным образом маленькая бессловесная девочка заслонила собой все, в одночасье изменив жизнь одного из лучших агентов ордена «Змеи». Об этом следовало подумать.

— Так господин Хаято проводит там почти что все свое время, — секретарь пожал плечами, — вот даже на охоту не поехал, деревни вчера отказался объезжать сам, сотника вашего, как его, тот, что на место прежнего Кадзума, ну как его, забыл, попросил. Все время с ней, даже, я слышал, гонца в Киото послал, чтобы оттуда лекарь к ней пожаловал.

— Однако, — только и мог сказать Дзатаки, — что же, она, никак, болеет? Надо поговорить с сыном. — Он поднялся.

— Болеет, не болеет, как знать. — Секретарь вынул из-за пазухи перо и, положив его на лист бумаги, наклонил страницу так, чтобы перо свободно скатилось. — Вроде готово. Прикажете оставить здесь или отдать под охрану самураю?

— Под охрану. — Дзатаки потоптался на месте, восстанавливая в ногах кровообращение, после чего решительно вышел из комнаты.

Сын начал пренебрегать своими обязанностями, это, конечно же, плохо и достойно порицания, но он-то сам куда смотрит? С ним-то что происходит? Ведь как сейчас перед глазами стоит один из десятников, доложивший, что из гарнизона исчезли несколько самураев. Да еще каких! Сотник Кадзума, десятник Юкио и с ними еще три человека. При этом было совершенно ясно, что просто так бежать они не могли. Не такие люди, чтобы бросать высокие посты, сытную жизнь и спокойную службу. Мирное время все-таки разительно отличается от войны. И если во время проведения боевых действий Дзатаки отнесся бы с философским спокойствием к исчезновению сотника и десятника, ну, перешли на сторону врага, дрянь-людишки, что ты тут будешь делать? Сам виноват, платил бы больше — они бы не убежали. Спасибо хоть сами ушли, не сманив с собой всех своих подчиненных, но в мирное время… какой смысл?..