Страница 58 из 74
Потом в Суруге началась заварушка, а где воюют, всегда нужны новые самураи, и я, потолковав со своими ребятами, друзей к тому времени уже было с избытком, все такие же, как и я, сорвиголовы, пошли грязь дорожную месить в Суругу, под знамена клана Имагава. Правда, хозяева там больно чопорные были, как же - древний род, клан, свой герб, родственники при дворе спины гнут, крестьян не брали, брезговали. - Отец весело взъерошил челку Хидэёри. - И тебя бы не взяли. Ни за что бы не взяли, светик мой ясноглазый. Пришлось убить какого-то самурая и назваться его именем - Киносита Токитиро. Каково? - Отец смеется. - Вот под таким чудным именем и поступил я в десяток самурая Мацусита Наганори, вассала Имаґава.
- Это не тот самый Мацусита Наганори, из замка Кусано? - спрашивает Хидэёри.
- Он, - отец смеется, прикрыв щербатый рот ладонью, - ровно через пятьдесят лет я нашел и отблагодарил десятника Мацусита Наганори за доброту его и ласку. Это хорошо, когда тебя захочется поблагодарить спустя много лет, много смертей, много дорог... Я пришел к нему и сказал: помнишь меня, бывший десятник Мацусита Наганори? Помнишь желторотого юнца - самурая Киносита Токитиро?
- Помню, господин! - склонился он в поклоне. А сам дрожит - умора, зубы так и клацают. Видать, решил, бедолага, что я его покараю за былую строгость.
- Так вот, теперь, когда я стал тайку, я хотел бы отблагодарить тебя, подарив замок и земли. - Отец проникновенно смотрит в глаза Хидэёри и вдруг снова смеется, и велит выпить с ним как мужчина с мужчиной. Сладковатое саке слегка дымится, пить его горячо и прекрасно. Лицо отца раскраснелось над паром, рядом две женщины подливают саке отцу и сыну, Хидэери не видит их лиц, но да это и не важно.
- Потом в 23 году Тэнбун я ушел от Имагаву и примкнул к Ода Нобунага в ранге носителя сандалий. Я все время думал, как выслужиться перед своим новым сюзереном, как обратить на себя его взор. Подлинным самураем, детям даймё, было некуда расти, сын даймё и сам рано или поздно сделается даймё, а сын военачальника унаследует пост и самураев отца. К чему из кожи вон лезть, а я шел с самого низа, с низа, чтобы мои дети, чтобы мой сын мог наслаждаться вершиной. Знаешь, как приятно порой пописать на головы прохожих? - Отец подмигивает Хидэёри, женщины смеются. - А давай-ка вместе! - Они поднимаются и, выйдя на балкон замка, одновременно писают вниз. Золотистые струи сплетаются, и невозможно уже определить, где капли Хидэёси, а где моча Хидэёри. Все перемешалось, сделавшись единым золотым дождем кратковременного счастья.
- Я думал, как отличиться перед Нобунага, и придумал, моему сюзерену было необходимо срочно поставить замок, и я завершил строительные работы за три дня. Всего за три дня! Небывалое дело! Многие тогда посчитали, что я продал душу какому-нибудь злому божеству! Но в отличие от наших людей, я был крестьянином, хорошо разбирающимся в хозяйственных делах, так что... - Он машет рукой. - Нобунага высоко оценил мои труды и даже назначил меня управителем призамкового города Кийосу, поручив мне как управляющему осуществлять все финансовые операции рода Ода! Небывалое для крестьянина положение в обществе. Но это было еще только начало. В 7 году Эйроку господин одарил меня еще более щедро, разрешив вступить в брак с дочерью его вассала Асано Нагамаси. А еще через два года, в 9 году Эйроку, я за ночь возвел укрепление в болотистом районе Суномата, которое стало главным плацдармом для штурма вражеской цитадели. Я уже имел достаточно высокое положение в обществе и, проведя переговоры с рядом влиятельных генералов противника, переманил их на нашу сторону. Да. - Отец берет с подноса кусочек рыбки, вертит ее какое-то время перед собой, ухватив тонкими палочками хоси, отправляет в рот. - Когда они поверили мне и перешли на сторону Нобунага со всеми своими людьми, лошадьми, с сундуками, ?полными золота и серебра, и амбарами с зерном, ход войны изменился, мы начали побеждать!
В 11 году Эйроку мы пошли на Киото, где после победы я и Акэти Мицухидэ вдвоем были назначены соправителями столицы.
Позже, в 1570-м, или, как более привычнее, 1 году Генки, вместе с Ода Нобунага мы бились против рода Асакура, властителей северной провинции Этидзен. В это время наш союзник Адзаи Нагамаса перешел на сторону врага, и вместе с Асакурой они попытались взять нашу армию в тиски.
Тогда сюзерен принял решение уходить с основными силами, в то время как я со своим флангом должен был прикрывать их отступление с тыла. В Канагасаки это было, как сейчас помню. Никто не верил тогда, что мы уцелеем, но смерть - путь самурая, и мы дрались как чертовы покойники, для которых смерть уже в прошлом. И мы выжили! Странное дело, до сих пор не пойму как - но выжили. А еще через три года - 1 год Тенсё - мы покорили северную часть провинции Оме и вырезали род Адзаи. Всех, до грудных младенцев и беспомощной старой бабки, живущей в своей личной деревне. Всех! - Отец поморщился, отчего его обезьянье лицо сделалось похожим на старое-престарое дерево.
- В награду за доблесть я получил эти земли и замок Нагахама, в котором сейчас делается ремонт. В то время я еще не имел собственных вассалов, поэтому первое, что сделал, - принял на службу своих родственников из деревни и особо отличил отчима, само его присутствие делало меня злым! А самурай должен быть злым, точно собака. Бешеная собака, которая одна может броситься на целую армию противника, потому что одержима бесом и не думает о своей шкуре. Вот таким меня делал покойный отчим. Потом к замку начали приходить нищие ронины и бывшие вассалы рода Адзаи, оставшиеся без господ, но не пожелавшие покидать насиженные земли. Я принял их почти всех, всех, кто мог смотреть мне в глаза, не опуская головы. Это были сильные и умные люди.
- Но разве они не должны были быть верными роду Адзаи? Ты не боялся, что они отомстят тебе? - спросил Хидэёри.
- Могли, конечно, и отомстить, но я, глупый крестьянин, рассудил так - да, я уничтожил род Адзаи и сделал этих людей бездомными и бесхозными. Да, они могут сколько угодно оставаться верными мертвым, но могут и присягнуть на верность мне. Что возьмет верх - желание прослыть верным мертвым хозяевам? Или потребность содержать свои семьи? Жить в нормальных домах? Иметь жалованье и носить два меча. По сути, самурай - собака, которая не может без хозяина, и если один хозяин умрет, отчего не пойти к другому? Я принял присягу от этих людей и ни разу не пожалел об этом. В 3 год Тенсё состоялась битва при Нагасино, в которой аркебузиры Ода Нобунага покончили со славной и легендарной конницей рода Такеда. После этой победы, буквально через год, я стал помощником генерала Сибата Кацуие, командующего войсками Ода. Теперь против нас был поистине великий и непредсказуемый враг Уесуги Кенсина. При звуках его имени любой, даже самый сильный и опытный полководец, непременно накладывал себе в набедренную повязку или писал на ноги. Я понял, что против Уесуги мне не выстоять, и честно доложил об этом на совете. Но наш командующий поднял меня на смех, назвав подлым трусом. Это был упрямый и невежественный человек, он не понимал, что его упрямство способно положить целую армию и в конечном итоге погубить Ода-сан. Все было напрасно. Я ушел с совета оскорбленным, но не убил себя, как, должно быть, надеялись мои враги, а, забрав своих людей, без разрешения покинул поле боя. - Хидэёси вздохнул. Сидящая рядом с ним женщина, прикрывшись рукавом, украдкой смахнула прозрачную слезу.
- Как я и предсказывал, армия была разгромлена, Ода хотел казнить меня, но передумал, так как знал меня как отличного полководца и верного ему человека. В тот день я говорил с ним один на один в его походном шатре, я объяснил, что не желал гибели своих людей в битве, откуда их могли вынести только мертвыми. Я доказал ему, что бросился бы в бой за него не задумываясь, будь то хоть армия самого дьявола, но не хотел рисковать всем там, где не было ни одного шанса. Великий человек - он понял меня и простил. За свое 'предательство' я получил строгий выговор и почитание своих самураев, многие из которых живы до сих пор. - Он замолчал, отхлебывая из чашечки горячее саке. - Дал строгий выговор и назначил командующим войсками.