Страница 46 из 74
Но если, будучи здоровым человеком, Павел без особых проблем справлялся со своим развоевавшимся дружком, то, будучи калекой, ему приходилось несладко.
В один из таких нелегких для Пехова подъемов в его апартаменты тихой сапой прокралась Танечка, при виде которой предатель член, казалось, вырос еще больше. Глаза с поволокой лизнули не соображающее со сна лицо Павла, блеснув из-под пушистых, совершенно черных ресниц блудливой синью.
Втянув в себя запах созревшего мужика, она глубоко вздохнула, отчего ее девичья грудка четвертого призового размера поднялась. Несколько секунд или вечность она смотрела в глаза заранее сдавшему свои позиции Пехову, после чего приблизилась роковой волной, отбросив одеяло и накрывая инвалида шестидесятикилограммовой лавиной страсти.
Глава 34
НОЧНОЙ ЗАМОК
Предки поддерживают своих потомков, поэтому нужно прожить жизнь таким образом, чтобы воспитать в себе достойного во всех отношениях предка.
Юкки очнулась ночью в комнате своей матери, впервые за долгое время ей удалось открыть глаза и, увидев что-то знакомое, не потерять это что-то, зацепившись за него взглядом. Это было странно и одновременно волнующе, словно она наконец-то вернулась домой. Откуда? Надолго ли?
Юкки повернулась и увидела спящую у дверей служанку, должно быть, мама приказала ей лечь рядом с дочкой, чтобы та была под присмотром. Девочка снова легла на спину, смотря в потолок.
Когда придет мама? Где она вообще?
Юкки поднялась и, поддерживая полы ночного кимоно, тихо прокравшись мимо служанки, с замиранием сердца приоткрыла седзи. В коридоре было темно, но справа из-за поворота желтел свет фонарика стражника. На какое-то время Юкки застыла, собираясь с мыслями. Наверное, правильнее было бы разбудить служанку и потребовать, чтобы та немедленно отвела ее к маме, но... а Юкки это освоила более чем хорошо, ее пребывание в знакомом, привычном мире могло закончиться в любую минуту, и тогда она либо падала крошечной жемчужиной в черную пустую раковину непроглядного сна, откуда не было выхода, либо перед ее глазами вдруг появлялись горящие круги мишени, вроде тех, в которые стреляют лучники на праздниках, и тогда она превращается в одну из таких стрел и летит навстречу неизведанному. Куда? Зачем? Как долго это может продолжаться? Вопросы без ответов.
Нет, она помнила свои пробуждения, пробуждения от страха, восторга или любопытства, она помнила красный цветок, который вдруг раскрылся на безволосом, блестящем от пота теле незнакомого мальчика. Странно, алый, пленительный цветок раскрылся после того, как в это тело врезалось нечто блестящее. Юкки тогда вздрогнула и проснулась, захваченная дивным зрелищем. Просыпалась всякий раз, когда на людях вырастали удивительные цветы, когда по их спинам начинали змеиться алые живые ручейки или когда она слышала непонятный и одновременно с тем будоражащий шепот и стоны из материнской комнаты.
Иногда Юкки просыпалась просто так ночью дома или во время молитвы в храме, но тогда ее воображение, не захваченное больше ничем, гасло, теряя интерес к окружающему миру, и девочка вновь тонула брошенной в омут жемчужиной, чтобы, сверкнув последний раз таинственным перламутром, быть поглощенной ракушкой-тюрьмой.
Тюрьмой! Юкки задумалась и, добравшись до черной лестницы, спустилась к бывшему зверинцу, где ей удавалось очнуться чаще, нежели в других помещениях замка. Внутреннее чутье или неосознанная память влекли ее в правильном направлении, так что она умудрилась обойти все существующие в этой части замка посты и, спустившись к тюрьме, тихо проникнуть на балкончик, с которого она с матерью обычно наблюдала за ночным представлением, на котором часто распускались диковинные алые цветы.
Вопреки ожиданию, Осибы там не было, но девочка была рада уже и тем, что она прошла такой долгий путь, ни разу не потеряв контроля над собой. Ее волновали мягкость и одновременно с тем надежность белеющих под ногами татами, и когда коридор закончился и началась лестница, холод каменных ступеней обжег ее босые стопы, принося новое полузабытое ощущение. Маленькая Юкки купалась в запахах человеческих тел, слабо доносящихся до нее, когда она проходила мимо спален с чуть приоткрытыми фусима, на мгновение ее насторожил запах чеснока рядом с комнатой стражи, и тут же она учуяла запах страха, боли и отчаяния, доносящийся со стороны тюрьмы.
Выбравшись на смотровой балкон, девочка села на одну из подушек, стараясь быть максимально незаметной, внизу в коридоре горел свет, несколько дежурных факелов, помогающих стражникам наблюдать за узниками. Юкки поглядела в сторону клетки, в которой раньше сидел красавчик Гёхэй, и увидела там другого мальчика, того самого, которого назвали Амакаву. При воспоминании о любимом, как Юкки решила называть красавца самурая, девочке сделалось томно и приятно, захотелось выпить зеленого чая, глядя в его глубокие, блестящие глаза, показать свое новое кимоно или даже станцевать храмовый танец, который перед болезнью она разучивала с матерью.
Девочка посмотрела на Амакаву и вдруг поняла, что он тоже смотрит на нее. Мальчик не просто смотрел, а казалось, прожигал ее взглядом. От страха, что он может выдать ее стражникам, Юкки встрепенулась и хотела уже бежать, но тут пространство вокруг нее закачалось, завибрировало, перед глазами появилась знакомая красноватая мишень. Девочка попыталась закрыться рукавом, чтобы не видеть манящих ее кругов, знакомая тяжесть сдавила плечи и грудь, мешая дышать и словно впечатывая несчастное детское тельце в пол. Не в силах сопротивляться, Юкки упала на подушки, больно ударившись головой о перила балкончика, в то время как ее душа золотой стрелкой вылетела из тела и, врезавшись в огнедышащую мишень, вдруг не полетела как обычно по бесконечным коридорам, а врезалась во что-то плотное.
Это было так странно, что Юкки тотчас замахала руками, пытаясь освободиться, но только рухнула на каменный пол камеры и потеряла сознание.
Обморок длился не долго. Первое, что с удивлением обнаружила Юкки - на ней было не ее привычное ночное кимоно белого цвета, а грязное коричневое кимоно с черным поясом, какие обычно носят самураи сегуна. Это было так странно, что Юкки не сразу сообразила, что и ее руки, ноги и вообще тело какое-то необычное.
- Очередной сон, - решила девочка, осматривая вонючую камеру. - Да еще и решетка закрыта, - констатировала она. - Дурацкий сон.
Девочка хотела уже подняться и более подробно исследовать пространство нового сна, как вдруг обнаружила, что все это время ее правая рука сжимала длинный нож.
- Забавно. - Она посмотрела на нож в своих новых руках, и тут же плечо ответило ей острой болью, от которой у Юкки выступили слезы на глазах, а нож выпал из рук. Сжавшись в комочек, она сидела какое-то время, думая о том, что это несправедливо вот так страдать от чужих ран, и что из этого сна нужно как можно скорее выбираться.
Неожиданно за тюремной дверью послышалось какое-то движение и в коридор ворвались сразу же несколько самураев в черном, обычно участвовавших в ночных представлениях. Следуя указаниям начальника стражи, они быстро распределились по коридору, после чего два самурая отворили дверь в камеру, находящейся напротив той, в которой сидела сейчас Юкки, сверкнули сразу же два меча, раздался истошный крик, потом другой, и в следующее мгновение все закончилось. Со своего места Юкки не могла видеть, как именно умер крестьянский сын, привезенный в замок в этот день, не видела его выражения лица, но все и так было понятно. Один из палачей вышел из клетки сразу же после смертельного удара. Его меч из серебряного сделался алым. Другой еще нанес несколько ударов, должно быть, расчленяя труп.
В соседних камерах начали кричать и плакать напуганные узники, другие самураи уже открывали клетку со вторым крестьянином, которого на этот раз вытащили в коридор, после чего один из самураев велел ему встать на колени, а когда тот отказался, рубанул сплеча, как обычно колют дрова, рассекая несчастного пополам. Так что голова, левое плечо, половина торса и обе ноги оставались еще несколько секунд стоять, с то время как правая рука и часть грудной клетки отвалились, разрывая живот, откуда вывались, смачно шлепнувшись об пол, кишки.