Страница 3 из 74
- Значит, вы не Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми? Настоящий Кияма, член Совета регентов Японии, глава даймё-христиан Японии, скончался? Так? - Старик выглядел растерянным, но необыкновенно заинтересованным. Это был хороший знак.
- И так, и не так. - Фальшивый Кияма погладил черную с проседью, похожую на серебряную дорожку луны бороду. - Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, из династии Фудзимото, действительно умер в двадцать лет. Но вот членом Совета регентов Японии и главой даймё-христиан Японии стал не он, а именно я. Так что какая-то польза роду Фудзимото от меня все же была. Что же до тебя, друг мой, то, признаюсь, я все время пытался как-то загладить его вину перед тобой. Но что тут сделаешь?..
- Вы могли заставить меня жениться, - подумав, сказал Такеси. Теперь он не сидел на пятках, а полулежал там, где его оставил лже-Кияма. - Я бы высказал протест, но не посмел ослушаться. А потом, быть может, я привык к своей жене, и у нас сейчас были дети и внуки.
- Не знаю. - Лже-Кияма пожал плечами. - Я думал, что ты верен своей возлюбленной.
- Если вы пошутили надо мной, господин, выдумали сказку, чтобы я раскрыл перед вами свое сердце, считайте, что вам это удалось. - Такеси вздохнул. - Признаюсь, это я и только я повинен в том, что вы... или тот, настоящий Кияма... заболел проказой. Считаю своим долгом признаться, что это я купил у прокаженного некоторые его вещи и подсунул вам. То есть вам или тому, настоящему Кияма. - Такеси выдержал взгляд господина. - Я действительно отомстил обидчику. Отомстил подло и очень жестоко. И нет мне прощения ни на этом, ни на том свете.
- Понимаю, ты не мог поднять меча и...
- Мог! - Лицо секретаря из пунцового сделалось бледным. - Моя левая рука натренирована не менее, нежели была правая. Много раз я думал, как рубану сверху вниз, и тело молодого господина развалится на две части. Я во второй раз совершил предательство. Мне не следовало так думать, не следовало травить господина. Я должен был служить роду Фудзимото, как служили ему семь поколений моих предков. Но я ничего не мог с собой поделать, я подумал, что меч - это очень быстро. И что вы, то есть он, умрет, не мучившись. Я хотел, чтобы он страдал, невыносимо страдал... Убейте меня, гос?подин!
- Ты поступил правильно. - Кияма ухмыльнулся. - И я рад, что все наконец разрешилось. Ты отомстил, убив обидчика, я же твой друг. И в доказательство дружбы я посвящу тебя в тайны и сделаю одним из нас, одним из членов ордена 'Змеи'. - Даймё плеснул в чашку секретаря саке, но поскольку руки старика сильно тряслись, заботливо поднес напиток к его губам.
Немного успокоившись, Такеси, пошатываясь, вышел из покоев своего сюзерена.
- Вам нездоровится, - остановила его принесшая столик служанка.
- Просто выпил лишку, - улыбнулся Такеси. - Наш господин, он сильный, как Суса-но-о-но микото , а я слабый, ветхий, пара чашечек могут с ног свалить.
За его спиной зашуршало, и первая заметившая хозяина девушка почтительно встала на колени.
- Отдыхай, старый пьяница, - добродушно похлопал его по плечу Кияма, - через несколько дней я соберусь с мыслями, вызову тебя в замок и расскажу о нем. - Даймё повернулся ко все еще коленопреклоненной служанке и, когда та подняла голову, погладил ее по щеке. - Позови ко мне мою младшую наложницу, - весело попросил он, все еще вглядываясь в почти что черные глаза оробевшей перед ним девушки. И когда та поспешно поднялась и убежала исполнять приказание, Кияма вплотную приблизился к лицу своего секретаря.
- Через несколько дней ты узнаешь, кто тот другой, что явился сюда из грядущего, из... - Он махнул рукой и вернулся в свои покои, оставив ошарашенного Такеси в одиночестве.
Глава 3
ДЕРЕВЬЯ НЕ СПЯТ НАД РЕКОЙ
Если, стоя дома у окна, тебя распирает помочиться на прекрасный вид сада или горизонт, в этом нет ничего постыдного. Нельзя мочиться в сторону дома. Это невежливо по отношению к собственному жилью и великое оскорбление для человека, в сторону дома которого вы мочитесь. Все зависит от выбранного направления.
Как же прекрасны ночи в Японии, боже, как же они прекрасны! Луна нынче похожа на лодочку с бойко задранным носом, джонка, да и только. Плывет она в черном-пречерном море в окружении прекраснейших в мире звезд. А звезды все как на подбор огромные, окруженные какими-то чудными ореолами, точно лики ангелов небесных нимбами.
В такие ночи ясно понимаешь, что Бог действительно есть. Неважно - японский это бог или какой еще. Кто-то ведь должен был создать всю эту красоту.
Капельки росы на кустах светятся в лунном или звездном свете. В каждой свой оттенок, своя история, своя тайна. Внизу поблескивает вода. Змеится черно-серебряная шкура величественной змеи-реки, выгибается, вьется, унося в неведомые дали наши сны и мечты, все, о чем думают люди, смотрясь в ночные реки.
Царица-ночь закрывает бархатной накидкой Хоро мир, чтобы влюбленные могли наконец остаться в одиночестве.
В богатых домах еще горит свет, отчего сами дома кажутся прозрачными, за их стенами - театр теней. Разыгрываются величественные драмы этого времени.
В прошлый раз, в прошлой далекой жизни, в недосягаемом сейчас прошлом, или будущем, если смотреть отсюда, из семнадцатого века, Ал бывал в Иокогаме в составе русской делегации. Тогда река была украшена синими огнями, расположенными в ночи во всю длину набережной, подобно удивительным бусам. А вот там по правому берегу тянулась аккуратненькая аллейка с деревьями, ветви и стволы которых были перевиты гирляндами с белыми лампочками. Под деревьями в гранитной набережной были сооружены крошечные квадратные прудики с красными карпами. Прудики соединялись канальчиками, что давало возможность огромным рыбам переплывать из одного насиженного местечка в другое.
Ночь, а деревья не спят над рекой.
Их одели в костюмы из горящих лампочек.
Красиво.
Молодежь тусуется,
поет под гитару, пробует брейк.
Но только не спится старым,
видавшим виды деревьям
над рекой.
Сейчас весь правый берег покрывал густой лес, а не те хиленькие деревца...
Ал снял с головы кожаную тесемку, позволяющую держать волосы в подобии самурайского пучка, помотал головой с длинными светлыми волосами.
Когда-то давно, шестнадцать лет назад, он, двадцатидевятилетний питерец, жил себе, не зная забот. Играл в компьютерные игры, тусовался с игровиками и инсталляторами, занимался конным спортом, дзюдо, учился владеть холодным оружием. И мечтал, страстно мечтал оказаться однажды в Японии начала семнадцатого века, в период становления третьего сегуната Эдо бакуфу - сегуната великого Токугава, о котором писал в свое время Джеймс Клавелл.
Говорят же - бойтесь желаний своих, ибо они исполняются. Впрочем, Ал не боялся. Не боялся брать у мужа сестры сомнительный эликсир, якобы способный перенести его в эпоху своего кумира, не боялся затем делать первые шаги в этом мире. На шее его висел амулет с обратным билетом, поэтому он не боялся почти ничего.
То есть, наоборот, теперь, когда Ал обжился и привык в Японии, он боялся как раз возвращаться. Он любил и был привязан к своей растолстевшей от частых родов жене Фудзико, обожал четверых детей, двое из которых были его родными.
Боялся оставлять их одних, боялся, что кто-то, видя его счастье, может попытаться разрушить его. Смертельно боялся за жену, когда вдруг начались преждевременные роды, и тройня застряла у нее поперек живота. Тогда, ходя вокруг дома и пытаясь по отдельным звукам понять, что же у них там на самом деле происходит, Ал мучительно страдал оттого, что больно ей. В этот момент он с охотой поменялся бы местами с любимой женщиной, но Бог - ни японский, ни русский - не дал ему такой возможности.
Потом вышел замковый доктор и предложил выбрать из двух одинаково ужасных вариантов один: либо он достанет детей из чрева, разрезав их внутри на куски, и спасет этим самым Фудзико, либо вскроет ей живот и вытащит еще живых детей, но тогда уже не будет возможности спасти любимую.