Кровь слепа

— Когда я в Лондоне услышал в новостях его имя, я сначала не поверил, — сказал Абдулла. — Трудно было поверить, что он способен на такое. Поэтому письмо, как оно ни ужасно, все-таки принесло мне облегчение.

Абдулла встал и обнял Фалькона.

— Вы были ему верным другом, Хавьер. Отец не доверился бы вам, считай он по-другому. Если когда-нибудь я вам понадоблюсь, можете на меня рассчитывать. Я отвечаю за свои слова и сделаю все, что потребуется, даже то, что сделал отец.

— Об этом даже не смей и думать, Абдулла!

— Да тут и думать нечего. Но рассчитывать на меня вы можете во всем.

— Я и в самом деле нуждаюсь в твоей помощи, — сказал Фалькон. — Твоя мать бывает в доме Диури в Фесе?

— Конечно. Она наведывается туда ежемесячно. Считает это своим долгом из-за отца. Но знать о вашем плане она не должна. Она очень привязана к Мустафе. Как пишет отец, Мустафа ему был вместо брата, мама и относилась к нему всегда соответственно.

— А тебе он был дядюшкой.

— Самозваным, — сказал Абдулла, стрельнув глазами в Фалькона. — В письме отец этого не касается, но Мустафа — человек влиятельный. Не говоря ни о чем другом, он крупный делец, у него большая торговля коврами. Туристы носят его на руках, хоть он и презирает их от всей души. Я бы не советовал вам лезть в это дело.

— Юсра нужна мне, чтобы проникнуть потом в дом Диури.

— Это вполне реально. Что может быть естественнее для нее при теперешних обстоятельствах, чем поездка в Фес, чтобы выразить сочувствие другим женщинам в семье и погоревать вместе с ними? От нее этого и ждут, — сказал Абдулла. — А что, эта женщина с вами, эта Консуэло, она что, мать этого мальчика?

Фалькон кивнул. Его поразила трансформация юноши — из разболтанного долговязого подростка, каким он был всего месяц назад во время их совместно проведенного отпуска, в последние полчаса он превратился в осмотрительного и целеустремленного молодого человека.

— Лучше ни Лейле, ни маме ничего не говорить насчет мальчика. Женщины семейства Диури очень хорошо друг друга знают, а моя мать — плохая актриса, — сказал Абдулла. — По приезде она сразу же встретится с матерью Мустафы, а это страшная женщина. Возможно, она и не совсем в себе, но глаз у нее зоркий.

— Хорошо, но как в таком случае я проникну в дом?

— Мать буду сопровождать я, но беседовать с женщинами не пойду, останусь внизу и открою вам дверь.

— Ты знаешь этот дом?

— Мне знаком там каждый закоулок. Детьми мы с Лейлой часто играли в нем, а вам же известно, что такое дети, их привычки. Мы облазили весь дом, исследуя все ходы и выходы, все потайные места и черные лестницы. Не беспокойтесь, Хавьер. Все получится. Думаю, что разумно будет поехать нам туда раздельно. Мы поедем в Фес как убитые горем родственники, — продолжал Абдулла, записывая и передавая Фалькону свой номер мобильника, — а вы позвоните мне, когда будете готовы, и я постараюсь, чтобы в фесском доме все прошло гладко, без сучка без задоринки.

Они вновь обнялись. Абдулла прошел к двери, сунул ноги в бабуши. Фалькон чувствовал за всеми этими действиями неустанную и напряженную работу его мозга.

— Ничто не заставит меня отступить, Хавьер, — сказал юноша.

— Но помни, Абдулла, что отец пожертвовал жизнью, чтобы ты не перенес тех страданий, что выпали на его долю. Ты ведь прочел письмо. Он не хотел быть шпионом и не хотел подобной судьбы для тебя.

Они выехали в Фес, когда облака в западной стороне горизонта горели ярко-алым пламенем, а красный солнечный диск уже клонился к западу. Фалькон ехал молча.

— Мне кажется, я слышу твои мысли, — спустя полчаса проговорила Консуэло, — но не полностью, не до конца.

— Все та же проблема, — отозвался Фалькон. — Доверие. Не знаю, не сделал ли я только что серьезной ошибки, приняв на веру то, что думал об Абдулле его отец.

— Приняв его за друга?

Фалькон кивнул и включил передние фары, так как за спинами их горел закат. Машину заливало странным светом — тускло-багровое небо сзади, темнота впереди, и лишь панель управления светит в лицо.

— Я только что был свидетелем удивительного преображения — за пятнадцать минут мальчик превратился в мужчину, — сказал Фалькон. — А это привычка следователя — вечно подвергать сомнению то, что кажется истиной, всюду видеть измену. Реакция Абдуллы на это письмо показалась мне несколько…

— Наигранной?

— И да и нет. Вот теперь ты знаешь мои мысли до конца. Но чтобы проникнуть в дом в Фесе, я вынужден полагаться на него. Мне пришлось открыть ему все карты, что делает меня уязвимым.

— Разве нельзя было поступить иначе?

— Сперва я собирался просить Юсру провести меня в дом. Абдулла отсоветовал мне это делать по причинам вполне резонным. Но когда от решения зависит так много, сомнение всегда остается.

— Ты не все говоришь мне, Хавьер. Я это чувствую.

Он это предвидел.

— Чтобы спасти Дарио, мне предстоит вначале убить одного человека, дядю Абдуллы.

Она взглянула на него, окинула взглядом его профиль, линию челюсти, скулу, ухо, глаз. Господи, во что она его втянула!

— Нет, Хавьер. Это невозможно. Я не позволю тебе это сделать.

— Это необходимо.

— Тебе уже приходилось убивать?

— Дважды.

— Но ты никогда еще не убивал человека хладнокровно, рассчитанно.

— По-другому невозможно, Консуэло. Я делаю это, помимо прочего, еще и для Якоба. И я это сделаю, — твердо сказал Фалькон.

— Абдулла в курсе. И если он нам вовсе не друг, то, замышляя убийство, ты готовишь собственную гибель.

— Нам нужен запасной план на случай, если я в Абдулле ошибся, — сказал Фалькон.

«Отель дю Коммерс» был расположен на площади Алауитов. Припарковавшись возле отеля, они поднялись к себе в номер. Отель был не того класса, к которому привыкла Консуэло, но находился он непосредственно перед золотыми воротами королевского дворца.

Они приняли душ, переоделись. Есть не хотелось ни ей, ни ему. Они прилегли на кровать. Консуэло положила голову на грудь Фалькону. Он разглядывал потолок. В дверь постучали.

Вошедший представился, сказав, что его прислал Пабло, и с беспокойством покосился на Консуэло.

— Ничего страшного, — сказал Фалькон, познакомив его с Консуэло. — Она должна знать все.

Из небольшой принесенной им дорожной сумки незнакомец вытащил бежевого цвета бурнус.

— Наденьте его, — сказал он. — И прикройте лицо капюшоном.

Фалькон влез в этот длинный, до щиколоток, мешковатый плащ, нахлобучил на голову капюшон, оглядел себя в зеркале. Карманы бурнуса сообщались с брючинами. Прикрутив глушитель к девятимиллиметровому «глоку», агент передал оружие Фалькону. Он показал ему, что пистолет полностью заряжен — один патрон находился в патроннике, показал предохранитель. Затем Фалькон сунул пистолет за пояс. Агент разложил на кровати крупномасштабную карту квартала Эль-Бали, показал, через какие ворота Фалькону следует войти, местоположение магазина и самый удобный путь от магазина к дому Диури. Он показал ему недавний снимок Бараката — дал разглядеть его и тут же забрал назад.

— Вы войдете в магазин Бараката в восемь тридцать, — сказал агент. — Там будет находиться один посетитель — испанский турист. Как только вы войдете, другой наш агент, марокканец, встанет у двери снаружи. Застрелив Мустафу Бараката, вы передадите оружие испанскому туристу и покинете помещение. Не оглядывайтесь. Марокканец закроет за вами дверь.

— Но оружие мне понадобится и когда я отправлюсь в дом Диури, — сказал Фалькон.

— Об этом мы, конечно, позаботимся, — отвечал агент. — Но осторожность требует, чтобы, совершив убийство, вы вышли из магазина безоружным.

— Я хочу, чтобы вы показали Консуэло дом Диури, — сказал Фалькон. — В Фесе она впервые, а улочки тут запутанные. Мне нужно, чтобы она увидела дом не на карте и запомнила, как к нему пройти. Если со мной что-нибудь случится и я не подойду к дому, постучите в дверь и вызовите Юсру.