Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 93

— А каким образом ты доберешься до Феса?

— На машине до Альхесираса, а там на пароме до Сеуты. Могу попасть в Фес еще засветло.

— Мы забронируем тебе номер в «Отель дю Коммерс». Отель в тихом месте, на отшибе, там ты не будешь привлекать к себе внимания, как привлекал бы в «Пале-Жамай» или «Дар-Батха». Находится он тоже в старом городе, но в районе Эль-Джедиды, а не Фес-Эль-Бали, где расположены и магазин Бараката, и дом семейства Диури, — сказал Пабло. — А как ты свяжешься с Юсрой?

— Позвоню ей. Она встретит меня в Фесе.

— Оставь машину в Мекнесе и встреться с ней там. При отеле «Баб-Мансур» есть гараж. Мы организуем там тебе номер. А оттуда поедешь на такси, — сказал Пабло. — Нехорошо тебе светиться на машине с испанским номером. У Бараката в Фесе должны быть информаторы.

— Со мной поедет Консуэло.

— Серьезно?

— Это даже не обсуждается. Здесь она не останется.

— А стоит ей вообще говорить?

— Я уже сказал.

— Позвонишь мне из Сеуты, — сказал Пабло. — Наведаешься в отель «Пуэрта-де-Афрйка» и спросишь Альфонсо. Скажешь ему, что ты большой поклонник Пабло Неруды, и он обеспечит тебе переезд через границу.

Фалькон спустился в лабораторию судебной медицины, взял там несколько палочек для взятия проб на ДНК и прошел в комнату, откуда можно было наблюдать проводимый Рамиресом первый допрос Никиты Соколова. Он ждал момента вклиниться, но при этом его интересовало, удастся ли Рамиресу припереть к стенке русского. Те все еще топтались на предварительных вопросах. Переводчица сидела поодаль от стола между двумя мужчинами. Соколов склонился над столом. Голова его была в бинтах. Мощный торс придавал ему сходство с героем комиксов. Склоненное лицо, как ни странно, казалось опечаленным, словно ему не совсем было чуждо раскаяние, которое и могло вот-вот проявиться. Иногда у него словно затекали руки, и тогда он заводил их за спину, выпрямляясь. В такие минуты лицо его утрачивало выражение скорби и становилось совершенно бесстрастным.

— Сейчас я суммирую для вас все вышесказанное, — проговорил Рамирес, заключая этим свою долгую вступительную речь. — Сегодня мы имеем все основания обвинить вас в пяти убийствах. Вывод этот бесспорен — имеются свидетели, к тому же в каждом из случаев мы располагаем отпечатками ваших пальцев, а в двух первых случаях на месте преступления остались и следы вашей крови. Я имею в виду убийства Мигеля Эстевеса и Хулии Вальдес в квартире Роке Барбы в Трес-Миль-Вивьендас в понедельник, 18 сентября. К ним следует приплюсовать убийство Леонида Ревника…

Рамирес сделал паузу, потому что в этом месте Соколов презрительно и смачно сплюнул на пол.

— Леонида Ревника, — продолжал Рамирес, — а также убийства Исабель Санчес и Виктора Беленького в отеле «Ла-Беренхена», имевшие место во вторник, 19 сентября. Обвинение во всех этих убийствах будет вам предъявлено сегодня же утром. Вы меня поняли?

Переводчица перевела. Соколов опустил подбородок и кивнул, словно признавая правомочность вывода, ставшего завершением не один день проводившейся усердной работы. Глаза его были устремлены на лоб Рамиреса, как будто он выбрал это место для нанесения первого же удара, едва он выйдет из этой комнаты. Рамирес сохранял полное самообладание и был удивительно спокоен, хотя обычно на допросах он склонялся к стилю напористому и довольно-таки агрессивному. Но тут он решил сменить тактику, посчитав, что этого русского никакой агрессией не проймешь.

— Поскольку пяти этих убийств вполне достаточно, чтобы упрятать вас за решетку пожизненно, вам ничто не мешает сообщить нам и о других совершенных вами убийствах, если вы хотите, чтобы мы их рассмотрели попутно.

Ответ Соколова всех удивил:

— Я охотно пошел бы вам навстречу, инспектор, но вам следует принять во внимание, что речь идет о моей работе. Не один год я был «исполнителем», служа в Коста-дель-Соль у Леонида Ревника и его предшественника, прежде чем переметнуться к Юрию Донцову на ту же роль. Мне давали имена людей, которых поручали убрать, и я отнюдь не всегда запоминал их. Это же была просто работа. Если вы напомните мне какие-либо подробности или обстоятельства, то, возможно, я что-нибудь и вспомню.

Рамирес на секунду был сбит с толку. Он ожидал упорного, воинственного молчания. А с таким противником ему надо было держать ухо востро. Фалькон заподозрил даже, что за грубой, устрашающей внешностью Соколова вполне может скрываться интеллигентный очкарик с портфелем и набором авторучек, любезный и услужливый.

Вслед за этим явилась догадка, что меньше всего для подобной работы подходит человек неуправляемый. Наоборот — тут требуется дисциплина, спокойствие, осмотрительность и ясный, не слишком сложно организованный ум. Возможно даже, что тяжелая атлетика — не самая плохая тренировка для такой работы.

— Я думал о Марисе Морено, — сказал Рамирес, заставляя себя вернуться к допросу. — Вы, конечно, были с ней знакомы.

— Да, был.

— Ее разрезали цепной пилой.

— Как вы, возможно, уже поняли, это не мой метод, — сказал Соколов. — Но иногда приходится угождать чуждым вкусам. Те двое, что это сделали, были настоящие звери, но их и воспитали на зверстве. Другого они и не знали.

— Где они сейчас?

— Погибли. В понедельник вечером их схватили люди Ревника и увезли… для проработки.

— Не это ли привело вас и Юрия Донцова вчера в отель «Ла-Беренхена»? — спросил Рамирес. — Не была ли это месть?

— Я дам вам показания, инспектор, но хотел бы, чтобы вы за это гарантировали мне только одно.

— Не уверен, что вправе предоставить вам те или иные гарантии.

— Только одну, — сказал Соколов. — Я хочу, чтобы все, мною рассказанное, фигурировало на суде.

— Почему?



— Пусть люди в Москве узнают, что такое Леонид Ревник.

— Думаю, эта ваша просьба выполнима.

— Леониду Ревнику сход воров в законе в Москве поручил пресечь севильские операции Юрия Донцова. А произошло это потому, что Ревник сказал им, будто Донцов убил двух важных деятелей в Коста-дель-Соль. Но это было ложью. Ревник сам их порешил. Но убийство вора в законе непременно влечет за собой последствия, — сказал Соколов. — Вскоре наши пути поставок героина из Узбекистана оказались заблокированными. А затем в четверг в автомобильной катастрофе по дороге в Севилью погиб Василий Лукьянов.

— Значит, вчерашние события в отеле «Ла-Беренхена» — это все-таки месть?

— Уничтожив Леонида Ревника, я оказал вам услугу.

— Почему это?

— Он был связан с кое-какими людьми. Политиками, — сказал Соколов. — И должен был убраться из Севильи в обмен на жирный кусок в Коста-дель-Соль.

— Зачем вам понадобилось расправляться с Марисой Морено?

— Она готова была расколоться. Было сомнительно, что она станет молчать.

— А что такого она знала?

— Знала людей — в лицо и по именам. Проведай она, что я перестал работать на Ревника, она могла решить, что сестра ее отныне в безопасности, и начала бы давать вам показания, — сказал Соколов. — Она могла бы признаться в том, что ее заставили закрутить роман со следственным судьей.

— С Эстебаном Кальдероном?

— Именно.

— Зачем вам это было надо?

— Для получения информации.

— А я думал, чтобы через нее добыть ключ от квартиры судьи.

— Тоже верное предположение.

— Так именно она передала вам ключ?

— Да.

— И как воспользовались вы этим ключом в ночь с седьмого на восьмое июня этого года?

— С его помощью проникли в квартиру судьи.

— Но судьи дома не было, не так ли?

Соколов глянул поверх него на смотровое окошечко.

— Там была его жена, — сказал он.

— Вы и были тем человеком, который проник в ту ночь в квартиру судьи?

— Да.

— Это вы убили жену судьи Инес Конде де Техаду?

— Если это ее имя, то да.

— Почему вы это сделали?

— Потому что так велел мне сделать Леонид Ревник.

— Знали ли вы причину, по которой он велел вам так поступить?