Кровь слепа

— Не знаю теперь, что и думать.

— На этом мы закончим разговор, — сказал Фалькон. — Нам требуется время для принятия решения.

— Обещайте мне только одно, инспектор, — сказал голос, — что с Донцовым вы будете тянуть как можно дольше. Если вы не уверены в наших возможностях в данном вопросе, обратитесь к нам еще раз с тем, чтобы мы имели шанс вас убедить.

— И последнее, — сказала Консуэло. — Что вы желаете получить за ваше посредничество?

— Всего лишь пустяковое вознаграждение, — отвечал голос, после чего был дан отбой.

Фалькон откинулся на спинку стула. Консуэло потупилась, уставившись куда-то в письменный стол.

— Ты вела себя блестяще, — сказал Фалькон.

— Не знаю теперь, что и думать, — повторила она, пытаясь вопреки эмоциям рассуждать логически.

— Оцени две группы участников, с которыми ты переговорила, — сказал Фалькон. — Как тебе они?

— Эти, по крайней мере, не угрожали ни мне, ни Дарио, но, с другой стороны, Дарио-то похитили не они. Находись он у них, они, возможно, вели бы себя не столь любезно, — сказала Консуэло.

— Зачем, ты думаешь, они просили тебя не разъединяться и говорили что-то насчет разрешения со стороны ответственных лиц?

— Они вырабатывали новый подход, — сказала Консуэло. — Первоначально они затеяли с нами игру, мороча нам голову тем, что Дарио находится у них, но когда я попросила простейшего доказательства, они поняли всю безнадежность подобной тактики. Они убеждали нас и доказывали, потому что ощущали свою слабость. Мы, а вернее, ты имеешь доступ к тому, что им требуется. Они же нужным нам не владеют. Вот они и стараются уверить нас в том, что мы имеем дело с чудовищем, и предлагают вмешаться и помочь нам, выступая от нашего имени. Единственное, что остается для меня неясным, — это…

— Их план действий.

— Судя по тону, каким он говорил, они собираются убить Юрия Донцова. Тот вторгся на их территорию, нарушая все законы и правила поведения, и они схватятся за пистолеты или воспользуются какими-нибудь там ракетными снарядами, или уж не знаю чем еще.

— Я начинаю думать, что Лукьянов был крайне важен Донцову и его организации, — сказал Фалькон. — Голос в телефоне заверил меня, что деятельность Донцова «будет вскоре пресечена», что, возможно, означает, что каналы поступления Донцову героина в ближайшее время будут перекрыты, если уже не перекрыты.

— Ну это если всецело верить тому, что говорил нам этот голос, — сказала Консуэло.

— Лукьянову предстояло сделать значительное финансовое вливание в организацию с помощью украденных восьми миллионов евро, а кроме того, он был бы им полезен своим опытом сутенерства. Что же касается девок, их, в отличие от героина, поставлять можно было отовсюду и как угодно.

— А кроме того, существуют диски, которые Лукьянов должен был передать Донцову, — сказала Консуэло. — Хотя как именно они собираются использовать этот компромат, мы не знаем.

— Один из заснятых там мужиков — инженер-строитель и член совета директоров компании «Горизонт», — сказал Фалькон. — Мне известно также, что одна из русских банд уже запустила свои когти в администрацию мэра и что очень скоро в Севилье должно состояться важнейшее совещание с участием, как я думаю, представителей консорциума «Ай-4-ай-ти»/«Горизонт», мэра и подвластных ему структур.

— Поэтому им так важно выиграть время?

— Совещание назначено чуть ли не на завтра.

— Бизнесмены якшаются с проститутками? Разве в наши дни этим можно кого-то удивить или напугать? — Консуэло передернула плечами. — Рауль блядствовал напропалую. Кое-кто из моих деловых партнеров, особенно в недвижимости и строительном бизнесе, нюхает кокаин, участвует в оргиях. Церковь нам теперь не помеха.

— Но «Ай-4-ай-ти» — это американская корпорация, и владеют ею два раскаявшихся грешника, вставшие на путь христианства. Принять в свои ряды оступившегося они способны, но для этого он должен раскаяться. Поведения, подобного тому, которое ты сейчас расписывала, у кого бы то ни было из сотрудников принадлежащих им компаний они не потерпят. Таких парней вышибут с работы, приносящей по миллиону евро в год, и вынудят уйти в тень, занявшись делами темными, хоть, может быть, выгодными и вдвойне.

— В этой связи непонятно, почему голос в телефоне так невнятно говорил насчет дисков, — сказала Консуэло. — Если они так важны Леониду Ревнику.

— Было бы некрасиво столь явно обнаруживать свою слабость, — сказал Фалькон. — Получалось бы, что мальчика у них нет, а вот диски им вынь да положь.

— Так ты отдашь им диски, Хавьер? — спросила Консуэло. Животрепещущий этот вопрос донимал ее, сжигая все ее существо, и ей трудно было удержаться, чтобы не задать его.

— Я ответственен за Дарио и…

— А заметил ты одну вещь? — вдруг перебила его Консуэло, даже не дослушав его ответа. — Обе эти бандитские группы ни словом не обмолвились о причине похищения Дарио, задуманного, чтобы остановить тебя в расследовании севильского взрыва!

— Они и так уже приостановили расследование, убив мою важнейшую свидетельницу — Марису Морено, — сказал Фалькон. — К тому же голос в телефоне предложил выдать мне непосредственных устроителей взрыва. Говоривший, несомненно, знает, что мне надо.

Они сидели, не сводя друг с друга глаз, погрузившись в молчание. Слишком много мыслей вертелось в голове у обоих. Фалькон взглянул на часы. Десять минут первого. Мейл от Донцова получен почти два часа назад.

— Тебе придется поговорить с другой стороной, — сказал он. — И потянуть время.

Лицо Консуэло словно осунулось, на нем проступил возраст. Она сжала челюсти, на щеках ее заиграли желваки. Она взяла в руки телефон — на этот раз, когда она уверена, что говорить предстоит с теми, кто удерживает у себя Дарио, сделать это ей будет труднее. Скрипнув зубами, она набрала номер.

— Знаешь, Хавьер, если что-нибудь случится с Дарио, жить я не буду. Даже после всех этих сеансов с Алисией Дарио для меня всё. Он не просто мой малыш, он еще и те дети, которых я потеряла. Думаю, что такого мне не перенести… Это Консуэло Хименес, — сказала она в трубку, — и я хотела бы поговорить с моим сыном.

— Долго же вы собирались.

— Возникли трудности.

— Ладно, сеньора Хименес, расскажите мне о ваших трудностях, только хорошо бы источником их не был сеньор инспектор полиции. Ведь все случилось из-за него. Не сунь он свой нос в наши дела, ничего подобного не произошло бы.

— Первая трудность — это деньги, — сказала Консуэло. Она напряженно горбилась над столом, скорчившись всем телом от исходящей из мобильника волны жестокости. — Деньги полиция уже перевела в «Банко де Бильбао». Инспектор тут бессилен. Это в компетенции лишь его начальника.

— Ну, эту трудность легко разрешить, — сказал голос, и плечи Консуэло слегка расслабились. — Деньги, сеньора Хименес, вы можете собрать сами.

Молчание.

— Вы всерьез считаете, что я могу вот так, шутя, раздобыть восемь миллионов евро?

— Восемь миллионов двести тысяч евро, сеньора Хименес, — уточнил голос. — Вряд ли это явится для вас проблемой. Мне известно, что два ваших ресторана здесь, в Севилье, вы арендуете, но другие два — в полном вашем распоряжении. Сейчас недвижимость нарасхват. Два этих здания легко можно толкнуть за три миллиона, тогда остается собрать всего пять миллионов. Пораскиньте мозгами. Мы знаем, что вы это умеете.

— Я не могу…

— Можете, сеньора Хименес. Восемь миллионов двести тысяч евро за благополучное возвращение вашего ребенка. Ей-богу, я не считаю это слишком высокой платой.

Консуэло недоуменно заморгала. События развивались не по плану. Левая рука ее теперь чуть подрагивала.

— Но это займет время, — сказала она.

— А мы не торопимся. Мы можем хоть неделю держать у себя вашего сына. Но вот друг ваш, инспектор полиции, пусть доставит нам диски сегодня же. Да, сегодня же. Ведь сегодня уже наступило. Ему следует передать нам оригиналы дисков сегодня до двенадцати часов дня и тем продемонстрировать свое желание сотрудничать.