Кровь слепа

Консуэло встала и пожала руку офицеру.

В 18.00 Фалькон еще был на пути в Хитроу. Дуглас Гамильтон пообещал ему задержать рейс, но Фалькон не слишком на это надеялся — вряд ли он расположил к себе Гамильтона настолько, чтобы тот ради него так расстарался. Несмотря на нелюбезный прием, ему оказанный, Фалькон чувствовал облегчение. Якоб был с ним откровенен. Они снова действовали вместе и сообща, а это стоило несговорчивости, проявленной Фальконом в беседе с англичанами. Правда, неуклонность и беспощадность МИБГ, когда он вспоминал о ней, рождала у него тревожные предчувствия, но он успокаивал себя мыслью о хорошей выучке охранников Файзаля Сауди.

Он машинально включил мобильник, и тот сразу же взорвался сообщениями и пропущенными вызовами. Он заглянул в адреса. Двенадцать посланий от Консуэло. Он откинулся на спинку кресла. «Ягуар» мчался вдоль эстакады на Грейт-Вест-роуд, мимо высотных офисных зданий. Он чувствовал усталость и окостенелость в спине и шее, что не мешало ему с удовольствием ощущать груз непрочтенных посланий. Радостное предвкушение вызывало улыбку: Хавьер Фалькон, кажется, заделался романтиком? Кто бы мог подумать. Передернув плечами, он открыл первое послание.

Дарио пропал. Помоги.

Он прокрутил остальные, каждый раз надеясь, что с паникой поторопились, что в конце концов прочтет: «Дарио нашелся. Вечером жду». Вместо этого выстраивалась неутешительная цепочка событий, а последнее сообщение гласило: «Где ты? Ты нужен мне здесь!» Отправлено это было в 17.08. От ужасных предположений, зашевелившихся в нем, его обдавало холодом.

Рамирес все еще слонялся по коридору в ожидании новостей из директорского кабинета, когда в телефоне он услышал голос Фалькона. Рамирес быстро ввел его в курс дела и сказал, что с Консуэло в данную минуту беседуют офицеры ОБПД.

— Я буду не раньше половины одиннадцатого, — сказал Фалькон. — Разреши мне поговорить с ней… лично.

— Подожди секундочку, Хавьер.

Фалькон услышал приглушенные голоса и, ожидая, когда откликнется Консуэло, пытался найти для нее какие-нибудь утешительные слова, но он знал, что любые слова в таких случаях бессильны.

— Кристина нашла супружескую пару, проживающую на проспекте Эдуардо Дато. Из окон их квартиры хорошо виден футбольный стадион и магазин севильского клуба, — сказал Рамирес. — Они видели двух мужчин в бейсболках, одетых в черные куртки и черные джинсы. Мужчины вели под руки мальчика с шарфом севильского футбольного клуба на шее. Похоже, что мальчик оказывал некоторое сопротивление или, во всяком случае, шел неохотно. Один мужчина тащил коробку. Группа подошла к машине, припаркованной через квартал оттуда, и второй мужчина сел с мальчиком сзади, а тот, что тащил коробку, бросил ее на землю, после чего забрался на водительское место, и машина скрылась. Свидетели успели разглядеть машину — красный «фиат-пунто» со старым севильским номером. Кристина разыскала коробку. В ней оказались футбольные бутсы, купленные в этот же день в магазине «Десяточка».

— Передайте эту информацию вместе с бутсами Консуэло и офицерам ОБПД, а мне позволь поговорить с Кристиной, — сказал Фалькон.

Мобильник взяла Феррера.

— Ты была у Марисы и разговаривала с ней? — спросил Фалькон.

— Утром, сразу же после вашего отъезда. После каждого моего разговора с Марисой я получаю звонок с угрозами.

— И вы думаете, что это — новый шаг к реализации их угроз?

— Не думаю — знаю. Накануне поздно вечером я виделся с Марисой, и тут же последовал звонок — в двенадцать с минутами, как раз перед моей встречей с Консуэло, с которой мы ужинали. Голос предупредил меня, чтобы я ждал неких событий, и, когда они действительно произошли, я тут же понял, что виной всему — я. Люди эти меня знают, знают мою ахиллесову пяту. Дарио похитили те, кто оказывает давление на Марису, кто бы это ни был.

Фалькон говорил с ней своим обычным спокойным, сдержанным тоном, но впервые за четыре года совместной работы ей почудилось, что голос его вот-вот дрогнет, и она поняла, что Фалькон испытывает страх. Она знала, как тепло он относится к мальчику. Он всегда с особым интересом расспрашивал ее и о собственном ее восьмилетнем сыне, как живет, чем увлекается. Шеф словно примеривал на себя роль отца, учился им быть. И вот теперь получил удар под дых.

— Я должна еще раз поговорить с Марисой, — сказала Кристина.

— Как она показалась тебе при той вашей встрече?

— Сама не своя. Выпивши. И только начала откровенничать, как вдруг звонок. Ну, она сразу сникла и заторопилась закруглить разговор.

— Поезжай к ней сейчас, Кристина. Так скоро, как только можно. Возьми ее опять в оборот. Скажи, что они похитили ребенка. Дави на чувства. Пусть она… пусть испытает боль. Используй любые методы.

— Хорошо. Я все сделаю. Не беспокойтесь. Но как быть с ОБПД? Ведь по правилам это его расследование. Мы оказались задействованными лишь потому, что Консуэло, разыскивая вас, позвонила Рамиресу.

— Но мы уже начали допросы Марисы в связи с убийством, в котором она является подозреваемой. ОБПД нам необходимо держать в курсе, но, докладывая ему все сейчас, мы потеряем драгоценное время. Поезжай к Марисе, а я объяснюсь с ОБПД. Пусть Рамирес сообщит ему все, что ты выведала у той пары с проспекта Эдуардо Дато, а я поговорю с Консуэло. — И добавил: — Ты хорошо поработала, Кристина. Быстро и оперативно.

Феррера вызвала Консуэло в пустой коридор и передала ей мобильник.

— Где ты? — спросила Консуэло, прижимая мобильник к щеке.

— Не могу тебе этого сказать. Это дело полиции не касается, и знать о нем никто не должен. Все, что я могу тебе сообщить, — это то, что я улетел, а сейчас еду в аэропорт. Еще до двенадцати мы увидимся.

— Кристина разыскала свидетелей, видевших двух мужчин, похитивших Дарио. Мне показали футбольные бутсы. Те самые, что я купила ему, — сказала Консуэло. Говорила она хрипло, сдавленным голосом, словно через силу. — Они видели, как те двое вели Дарио под руки.

Своим звонком он застал ее врасплох. И вся выдержка и воля, так помогавшие Консуэло в делах, дававшие ей силы переносить все тяготы непростой ее жизни, заставлявшие людей считаться с ней и уважать ее, вдруг покинули ее. Она вдруг почувствовала себя как на приеме у Алисии Агуадо — потерянный, запутавшийся подросток, взрослая женщина, сбившаяся с пути, зрелый здравый человек на грани безумия, цепляющийся за руку психиатра.

В свою очередь, Фалькона этот маленький обмен информацией неожиданно словно укрепил, взбодрил, поставив лицом к лицу с неизбывной его виной. Холодный ужас, темные страхи, что поднялись со дна его души, когда он читал ее сообщения, теперь покинули его. Она обратилась за помощью именно к нему, причине этого кошмарного, горестного происшествия. Он всей душой отзывался на ее отчаяние, ее желание укрыться у него на груди, но если утром единственным его стремлением было разделить с ней это чувство и раствориться в ней, то теперь он ощущал в себе некий жесткий стержень, неспособный расплавиться в эмоциях.

— Тебе вот что необходимо сделать, — сказал Фалькон, понимая, что единственное спасение сейчас — это его профессиональные навыки. — Там на дисках камер наружного наблюдения должны остаться изображения тех двоих.

— У торгового центра нет камер с таким большим обзором.

— Те двое мужчин должны были зайти внутрь, чтобы отыскать тебя. Какое-то время они, несомненно, следили за тобой, выбирая подходящий момент. Просмотри все имеющиеся видеоматериалы и отыщи их там. А увидев, припомни, когда видела их раньше, потому что, Консуэло, эти двое мужчин, безусловно, уже мелькали в твоей жизни. Возможно, где-то на периферии ее, но мелькали. Никто не мог бы совершить подобное, не планируя все заранее, не выслеживая Дарио и тебя в течение некоторого времени.

— Но разве не может быть, чтобы выслеживал один, а эти двое потом… потом похитили?