Страница 67 из 75
Но все обошлось – Франсиско Борха добрался до Блуа благополучно и долго убеждал Екатерину Медичи в необходимости и желательности брака ее дочери Маргариты с наследным принцем Португалии – но не убедил. Она уже решила, что отдаст руку дочери сыну Жанны д’Альбре, Генриху, заядлому протестанту и одному из вождей их партии.
С разбитым сердцем Франсиско Борха поехал обратно в Рим. Он тяжко заболел по дороге и умер в конце сентября 1572 года. Но он еще успел узнать, что в августе этого года в Париже случилась резня, навеки вошедшая в историю под названием Варфоломеевской ночи.
Свадьба принца Генриха с Маргаритой Валуа обернулась ловушкой для протестантов. Теперь по приказу короля их резали по всей Франции, счет жертв шел уже на тысячи. Так что Екатерина Медичи все-таки « встала на сторону Веры».
Отец Франсиско мог умереть спокойно.
Род Борджиа и его след в истории
I
Дон Франсиско де Борха был последним человеком из рода Борджиа, который вошел в историю в результате собственных достижений. Собственно, когда он умер в 1572 году, его карьера не закончилась – в 1624-м он причислен к лику блаженных, что в рамках Католической церкви означает признание некоего лица как возможного святого. Дальше следует ожидание чуда – и если оно случается, причтенный к лику блаженных становится святым. Дону Франсиско пришлось подождать.
Через 47 лет, 11 апреля 1671 года, после ряда чудесных исцелений, связанных с «блаженным Франсиском», папа римский Климент X объявил наконец о его канонизации, и отныне, согласно Римскому Мартирологу, каждый год в день 3 октября чтится « память Святого Франциска, верховного генерала Общества Иисуса, памятного умерщвлением своей плоти, сниспосланного ему дара молитвы, его отречения от мира и от церковных отличий».
К списку « людей из рода Борджиа» иногда добавляют еще и кардинала Джамбаттисту Памфили (Giambattista Pamphili), который стал папой римским Иннокентием X, но это явная натяжка. Кардинал действительно доводился папе Александру Борджиа прапраправнуком, но только по женской линии, и на Святой Престол он взошел через 150 лет после того, как умер его знаменитый предок, и никакой связи между ними проследить не удается. Его самого никто бы и не вспомнил, не доводись он далеким потомком папе Александру.
Собственно, можно сказать и больше.
Мало кто сегодня поминал бы Алонсо де Борха, ставшего папой римским Каликстом, если бы у него не было племянника Родриго. И то же самое относится и к дону Франсиско де Борха – кому, кроме специалистов, он был бы интересен через четыре с лишним века после его кончины, если б он не был правнуком папы Александра?
Даже Лукреция Борджиа, сиятельная герцогиня Феррары, та, чьему « солнечному лику» посвящал свои стихи Пьетро Бембо, – кто вспомнил бы ее сейчас, когда и про Бембо-то помнят только в Италии, да и то только те, кто метит на пост профессора филологии? Даже известнейший «Портрет Лукреции», изображенной в виде юной девы в полупрозрачном наряде, с шелковой повязкой на голове, из-под которой ей на плечи ниспадают завитые золотые кудри, на самом деле приписан ей только предположительно.
Официально портрет изображает святую Катерину, написал его Бернардино ди Бетто ди Бьяджо, по прозванию Пинтуриккьо, а поскольку расположен портрет в покоях Борджиа и написан был тогда, когда Лукреции исполнилось 13 лет, то и считается, что моделью художнику послужила именно она. Но точно этого никто не знает. Лукрецию Борджиа помнят главным образом потому, что она была дочерью папы Александра Борджиа и сестрой Чезаре Борджиа.
Вот об этих двух людях, отце и сыне, и есть смысл поговорить поподробней.
II
Наверное, наибольший вклад в посмертную славу рода Борджиа внес Макиавелли. Его короткая книга, которая в оригинале называлась «О государствах», в качестве примера правильных действий использовала Чезаре Борджиа, и получилось это у автора так ярко, что и книгу его начали именовать «Государь», и всем было понятно, что этот «государь» как раз и есть Чезаре Борджиа, это был его точный портрет.
Макиавелли написал свою книгу в 1513-м, и при его жизни ее так и не напечатали, но в дальнейшем она достигла просто невероятной известности.
Утверждалось, что император Карл V за всю свою жизнь прочел до конца только две книги – одну из них написал Бальдассаре Кастильоне, называлась она «Придворный» и описывала поведение истинного джентльмена того времени, такого, который мог бы быть образцом для подражания. А вторая вот как раз и была «Государь» – и этот холодный, трезвый, намеренно отстраненный взгляд на природу сохранения и удержания власти где-то с 30-х годов XVI столетия стал настольной книгой всех, кто занимался политикой. И поскольку книга оказалась неразрывно связан с именем Чезаре Борджиа, то высказывалась даже идея называть «борджианизмом» то, что в конце концов все-таки окрестили «макиавеллизмом».
Успеху «Государя» очень способствовало еще и то, что книгу неоднократно запрещали.
Вторым важным участником славы Борджиа оказался безвестный создатель памфлета под названием «письмо Савелли». Если дневник Иоганна Бурхарда не был известен публике еще долгое время, то уж памфлет разошелся по всей Европе, и не читал его разве только неграмотный. Но и неграмотный мог послушать наиболее сочные выдержки из этого «письма», потому что их неизменно вставляли в свои проповеди протестантские пасторы во всех местах, где только находила отклик Реформация. Собственно, наиболее умные из пропагандистов Контрреформации даже и не отрицали пороков папы Александра Борджиа – но зато неизменно указывали на дона Франсиско де Борха как на пример искупления былых грехов Церкви.
Нельзя сказать, что эта линия защиты оказалась успешной. Виднейшие историки, которые были более или менее современниками Борджиа, клеймили их нещадно. Например, Гвиччиардини, друг Никколо Макиавелли, считал их убийцами, отравителями и погубителями Италии, ибо они навели в нее чужеземцев. Ну, скандальная репутация семейства Борджиа за пару столетий понемногу улеглась, но довольно неожиданно она получила новый толчок.
У герцога Брауншвейгского был библиотекарь.
И вот он в 1696 году опубликовал в Ганновере небольшую работу «Specimen Historie Arcanae, sive anecdotae de vita Alexandri VI Papae», где речь шла о примерах тайной истории на основе анекдотов из жизни папы Александра VI. Слово «анекдот» тут не следует понимать в его современном смысле – в контексте конца XVII века это означало просто занятную историю, действительно случившуюся в жизни. Исходным материалом нашему библиотекарю послужила копия дневника Иоганна Бурхарда, и все было бы ничего, если бы не то обстоятельство, что библиотекаря звали Готфрид Вильгельм Лейбниц.
Это был поразительный человек, поистине универсальный гений.
Что он только не делал! Лейбниц был сразу и философ, и логик, и математик, и физик, а к тому же еще и юрист, и историк, и дипломат, и лингвист-языковед. В Европе у него была громадная репутация, и естественно, что и « новая работа великого Лейбница» немедленно вызвала интерес. Интерес этот чуть ли не мгновенно стал массовым.
Согласитесь, мало кому из широкой публики того времени (да, пожалуй и нашего) были понятны его рассуждения о комбинаторике или о двоичном исчислении. Но уж истории о папе римском, которому собственная дочь приходится еще и женой, и невесткой, были понятны и занимательны абсолютно для всех, без всяких исключений.
А еще примерно через полвека масла в огонь подлил Вольтер.
III
Этот гениальный человек много чего повидал в ходе своей пестрой жизни. В отличие от Лейбница бесчинства семейства Борджиа его особо не шокировали. Во Франции в его времена, случалось, устраивали развлечения и поострее того знаменитого пира, на котором так весело разбрасывали каштаны. Но у Вольтера был истинный пунктик помешательства – Церковь и клерикалы. Вообще любая форма организованной религии приводила его в крайнее раздражение. B свете этого становится понятно, почему, говоря о Борджиа, он сделал ударение именно на высочайшем церковном сане папы Александра Борджиа.