Воронята

Блу никогда не встречалась с Нив, так что знала она о своей тетке, в основном, больше по всяким сайтам из интернета, нежели из личного опыта. Блу точно не знала, почему Нив их не навещает, но она знала о её скором прибытии из постоянных шепотков между Морой и её двумя лучшими подружками Персефоной и Каллой — это были такого рода разговоры, когда они сидели за чашечкой кофе за столом и тут же замолкали, потягивая напиток, когда в комнату входила Блу. Но Блу не особо беспокоило скорое появление Нив; что изменит появление еще одной женщины, которых в этом доме и так полным-полно.

Наконец-то, Нив появилась одним весенним вечером, когда уже длинные тени гор на западе казались длиннее, чем обычно. Когда Блу открыла ей дверь, то на какое-то мгновение подумала, что Нив была незнакомой старухой, но потом, когда её глаза привыкли к алому свету, тянувшемуся сквозь деревья, девушка увидела, что Нив была едва ли старше её матери, которая была вовсе не старой.

Снаружи, где-то вдали, выли собаки. Блу довольно неплохо были знакомы их голоса; каждую осень, охотничий клуб «Аглионбай» выезжал практически каждые выходные на лошадях и с этими гончими. Блу прекрасно знала, что означали эти вопли: они были на охоте.

— Ты дочь Моры, — сказала Нив, и прежде чем Блу успела ответить, та добавила, — в этом году ты влюбишься.

1

На кладбище было очень холодно, еще до появления мертвых.

Каждый год, Блу и её мать Мора, приходили в одно и то же место, и каждый год в этот день было холодно. Но в этот раз, без Моры, ей казалось, что было еще холоднее.

Это было 24 апреля, канун праздника в честь Святого Марка. Большинство людей, ходили, гуляли и знать не знали ни про какой день Святого Марка. Это не было днем школьных каникул. Никто не обменивался подарками. Никто не разгуливал в костюмах или устраивал фестивалей. По случаю дня Святого Марка не было никаких распродаж, на полках в магазинах не появлялось никаких открыток с изображением Святого, по телевизору не показывалось никаких особых передач, которые бы выходили в эфир только один раз в год. Никто не отмечал в своем календаре 25 апреля. По правде говоря, большинство из живых даже не знали, что канун дня Святого Марка назван в его честь.

Но мертвые всё помнили.

Когда Блу сидела вся дрожа на каменной стене, ей подумалось, что по крайней мере, в этом году не было дождя.

Каждый канун для Святого Марка, Мора с Блу отправлялись в уединенную церковь, настолько старую, что уже давно было позабыто ее название. Развалины кучковались на заросших лесом холмах Генриетты в нескольких милях от гор. От строения остались только наружные стены, крыша и этажи давно уже обрушились внутрь. Что не сгнило, то спряталось под прожорливыми виноградными лозами и прогоркло пахнущей порослью. Церковь была окружена каменной стеной, прерванной только воротами, достаточно большими чтобы сквозь них могли пройти носильщики с гробом. Упрямая тропа, которую казалось, не могли одолеть никакие сорняки, вела к старой церковной двери.

— Ах, — шикнула Нив, пухленькая, но странно изящная, сидя рядом с Блу на стене.

Блу снова была поражена, как и в первую встречу с Нив, ее чудно прекрасными руками. Пышные запястья переходили в мягкие, будто у ребенка, ладони и тонкие пальцы с овальными ногтями.

— Ах, — снова пробормотала Нив. — Сегодня ночью.

Когда она произнесла: «Сегодня ночью», в этот самый момент Блу ощутила, как по её коже пробежали мурашки. Блу сидела вот так и наблюдала со своей матерью последние десять канунов дня Святого Марка, но сегодня ощущения были другими.

Сегодня была особенная ночь.

В этом году в первый раз, и по причинам, которых Блу не понимала, Мора послала Нив наблюдать за церковью вместо себя. Мать спросила Блу, пойдет ли она, как обычно. Но вопросом-то это было нельзя назвать. Блу всегда ходила, и она пошла бы и теперь. Не то, чтобы у нее были планы на канун для Святого Марка. Но у нее должны были спросить. Когда-то, еще до рождения Блу, Мора решила, что приказывать детям — варварство, так что Блу выросла в окружении повелительных вопросительных знаков.

Блу разжала и сжала замерзшие кулаки. Верхние края ее беспалых перчаток износились. Она не очень-то старалась когда вязала их в прошлом году, зато теперь они были несомненно модными. Если бы она не была такой глупой, Блу могла бы носить скучные, но функциональные перчатки, которые ей подарили на Рождество. Но она была глупой, так что носила свои поношенные беспалые перчатки, бесконечно продуваемые, отчего те более холодными, и никто не увидит их, кроме Нив и мертвых.

Апрельские деньки в Генриетте обычно были ясными, нежными, уговаривающими распускаться спящие деревья и биться в окна безумных от любви божьих коровок. Но не сегодня. Сегодня ощущалась зима.

Блу взглянула на часы. Без нескольких минут одиннадцать. Старые легенды рекомендовали наблюдать за церквями в полночь, но мертвым было недостаточно времени, особенно, когда не было луны.

В отличие от Блу, которая не славилась терпением, Нив была царственной статуей на старой церковной стене: руки сложены на груди, лодыжки скрещены под длинной шерстяной юбкой. Блу, сжатая так, что стала короче и тоньше, напоминала беспокойную слепую горгулью. Это не была ночь для таких как она, с ее обыкновенными глазами. Это была ночь для провидцев, экстрасенсов и медиумов.

Другими словами, для остальных членов ее семьи.

Помолчав, Нив спросила:

— Слышишь что-нибудь?

Ее глаза сверкнули в темноте.

— Нет, — ответила Блу, потому что ничего не слышала. Она гадала, неужели Нив спросила, потому что сама что-то услышала.

Нив одарила ее тем самым взглядом, которым она смотрела со всех фотографий со своего веб-сайта: нарочно нервирующий, таинственный пристальный взгляд, который продлился несколько дольше, чтобы Блу почувствовала себя неуютно. Спустя несколько дней после приезда Нив, Блу была достаточно обеспокоена, чтобы упомянуть об этом Море. Они обе втиснулись в единственную ванную, чтобы Блу подготовилась к школе, а Мора — к работе.

Блу, пытаясь закрепить различные пряди своих темных волос в хиленький конский хвост, спросила:

— Ей обязательно надо на меня так пялиться?

В душе ее мать протерла пар на стеклянной двери. Она выдержала паузу, чтобы просмеяться, ее кожа мелькнула в длинных перекрестных линиях, и она протянула:

— О, это просто у Нив такая фишка.

Блу тогда подумала, что, возможно, это лучше было бы знать об этом.

На церковном погосте Нив загадочно сказала:

— Здесь многое можно услышать.

Все дело в том, что нельзя. Летом предгорья были заселены гудящими насекомыми, пересмешниками, проносящимися туда-сюда, воронами, кричащими на машины. Но сегодня было слишком холодно, чтобы кто-нибудь проснулся.

— Я не слышу ничего такого, — сказала Блу, немного удивившись, что Нив не в курсе.

В чрезвычайно ясновидящей семье Блу она была фиаско, инородной, посторонней в оживленных разговорах ее матери, теть, кузин, связанных с миром, скрытым от большинства людей. Единственную вещь, которая в ней была особенной, она не могла объяснить и самой себе.

— Я слышу так много разговоров, словно телефон. Я просто делаю их громче для всех остальных.

Нив все еще не отводила взгляд.

— Поэтому Мора настаивала, чтобы ты пошла? Ты присутствуешь также на всех ее гаданиях?

Блу задрожала от этой мысли. Большей частью клиентов, приходящих на Фокс Вей 300, были несчастные женщины, надеющиеся, что Мора увидит любовь и деньги в их будущем. Идея быть запертой в доме со всем этим на весь день была мучительной. Блу знала, что ее присутствие очень заманчиво для матери, оно делает ее сильнее. Когда она была младше, она не ценила, насколько редко Мора обращалась к ней с просьбой присутствовать на предсказаниях, но сейчас, когда Блу поняла, как хорошо она оттачивала чужие таланты, она была впечатлена сдержанностью Моры.