Вознесение

Доктору Сулейману было бы что сказать по поводу столь откровенно эскапистских фантазий.

Увлекшись ими, я забываю о Бетани. До тех пор, пока прямо под ухом не раздается ее дрожащий от холода голос.

— А Кристин-то уехала. Теперь Фрейзер, наверное, снова тебя захочет, — произносит она светским тоном, как будто речь идет о погоде.

Открывать глаза не хочется, но нужно, иначе она застанет меня врасплох. Бетани плывет рядом. Над водой виднеется только голова. С макушки, будто парик из фильма ужасов, свисает склизкий пучок мокрицы.

— Ты как, согласишься? Хотя тебе, наверное, выбирать не приходится.

Начинаю грести к берегу. Но она не отстает.

— Ему ведь сиськи нравятся, да? У тебя они получше, чем у Кристин, так что тут у тебя преимущество. Жаль только, с остальным у тебя не очень.

Бежать отсюда, скорее. Не только от Бетани (неужели я собиралась полюбить ее пару секунд назад?), но и от всего остального тоже. Здесь не место изгою. Вернусь в Хедпорт, пойду к Каване и все ему объясню.

— Эй, не думала же ты, что Фрейзер тебя ради удовольствия трахает? Что он в тебя влюблен?

Руки сводит. Холод пробирает до мозга костей. Захлебываясь, отчаянно гребу к берегу.

— Да и кому захочется е…ть убогую? — кричит она. — Он спит с Кристин! Ты и сама это знаешь! Хватит себя обманывать!

Если я не выплыву — так мне и надо.

Почему-то я не тону. Сдерживая рыдания, выбираюсь из воды, а Бетани заходится гадким, визгливым смехом и, взметая фонтаны брызг, плывет на противоположный берег. Оскальзываясь, карабкается по склону, хватает полотенце и, в чем мать родила, уносится в сторону дома.

С трудом доползаю до спасительного кресла и стягиваю мокрую одежду. Вопли Бетани замирают вдали. «Вас водят за нос, — сказал ее отец. — А вы этого даже не видите». Что ж, теперь я прозрела. И хотя знаю, что она безумна, все равно чувствую себя обманутой. Подумать только, всего несколько минут назад я вообразила, будто мы перевернули страницу! Стуча зубами, окруженная облачками ледяного пара, я медленно, с трудом вытираюсь и выжимаю футболку. Взбираться в кресло с земли я научилась давным-давно, еще в реабилитации. Здесь оно стоит как-то криво, съехав одним колесом в грязь у бетонной плиты, и задача кажется невыполнимой. Промахнувшись дважды, к третьей попытке я уже глотаю слезы.

«N’abando

Да, папа. Прости, но так уж вышло. Голая, лежа в грязи, я мысленно вижу, как тает, превращаясь в часть земной коры, мое тело, как истлевает моя плоть, как рассыпаются в прах мои кости.

Кричат. Голос Фрейзера Мелвиля зовет меня по имени. Устало поднимаю глаза. С искаженным лицом физик бежит от дома. Призвав на помощь остатки чувства собственного достоинства, подтягиваюсь в сидячее положение и прикрываюсь полотенцем.

— Что здесь произошло? Что она с тобой сделала? — Задыхаясь, он опускается на колени и берет меня за руку. — Боже, ты вся продрогла!

— Пусти! — кричу я и яростно его отталкиваю.

— Успокойся. Все позади. Все в порядке. Я с тобой.

В глазах — безумная тревога. Сильно надавливая пальцем, провожу на земле черту. Пусть только попробует ее переступить.

— Габриэль, объясни, ради бога, в чем дело! — умоляет он. — Как ты здесь очутилась? Почему ты ведешь себя так, будто я тебе противен?

— Потому что так и есть!

Да, и теперь мне нужно, чтобы он посадил меня в кресло, и я ненавижу его еще и за это. Он смотрит на меня с изумлением и обидой. Потом — с ужасом.

— Да что я тебе сделал?

— Он еще спрашивает!

Делаю новый бросок в сторону кресла — мимо. Физик ставит его прямо, берет меня под мышки — из чисто практических соображений я спускаю ему это с рук — и усаживает меня на сиденье. Обретя свободу передвижения, я резко толкаю колеса назад. Край плиты ближе, чем я думала: кресло кренится. Фрейзер Мелвиль ловит его в последний момент и возвращает на место.

— Я ни в чем перед тобой не провинился!

— Ну да, конечно! И ты ждешь, что я в это поверю? После того, как видела тебя с ней?

Развернувшись, я резко толкаю колеса. Он ловит ручку и, рванув на себя, заставляет меня остановиться. Потом обходит кресло и склоняется к моему лицу:

— После того, как ты видела меня с кем?

— С Кристин!

— Кристин?

— У тебя дома. Вечером. Ты задернул шторы. А на следующий день соврал, что был на работе.

— Да, Кристин приходила ко мне домой! Я показал ей рисунки Бетани, мы разговаривали. И все! Ах да, я же задернул шторы. Что с некоторых пор считается классическим признаком неверности! — кричит он. — Если ты веришь в подобную чушь, ты такая же сумасшедшая, как Бетани! Я не стал тебе рассказывать о Кристин, потому что мы уже поняли: Бетани придется похитить, а я не хотел тебя втягивать. Я солгал ради тебя. Как ты могла вообразить, будто…

— Я приехала к тебе, а тут она, и, естественно, я подумала то, что подумала!

— Какое, к черту, «естественно»!..

— А такое, что я — это я! И Бетани сказала…

Договорить мне мешают слезы и ярость.

— Бетани? И ты ей веришь?

— Ты тоже ей поверил! Между прочим, именно поэтому она здесь!

— Погоди, ты действительно ей поверила? Будто я с Кристин — что? Завел интрижку? Как ты могла? — Он взбешен. И взбешен искренне. — Как ты могла так меня оскорбить?

— Ну так скажи, что это неправда! — кричу я. — Посмотрим, хватит ли тебе наглости!

Все. Прекрати. Габриэль, посмотри на меня. Я люблю тебя. Неужели ты сама не видишь? Я люблю тебя!

Нет, не могу пойти на попятный. Пока еще не могу.

— Нет! Я — не вижу! Посмотри на меня!.. Я даже почувствовать тебя не могу, понимаешь? Там, внизу, я не чувствую вообще ничего!

— Ну и пусть! Мне плевать, слышишь? Когда я с тобой, я люблю тебя всю! Не низ, не верх, а тебя. Ясно?

Он трясет меня за плечо, стискивает его еще крепче, не обращая внимания на мою попытку высвободиться. Я знаю, что он прав и мне должно быть стыдно, но мой гнев вырвался на свободу и ревущим потоком неудержимо несет меня за собой. Я вырываюсь изо всех сил, пока наконец не приходят слезы. И тогда я замираю, а физик берет меня на руки, целует мне волосы, и лицо, и шею и говорит, что ему все равно, плевать, плевать. Он никогда даже не взглянет на другую. Он любит меня. Каждую мою частичку — и ныне, и во веки веков.

Фрейзер Мелвиль развел огонь, и мы сидим перед камином, наблюдая, как мечутся по стенам отблески пламени. Время от времени раздается треск сухих поленьев, или кора, лопнув, выпускает шипящие капельки смолы. Будь моя воля, я провела бы вот так всю оставшуюся жизнь. Чуть раньше, в ванной на первом этаже, я забралась в ванну и вымыла волосы, которые он потом долго сушил. Долго, потому что поминутно отвлекался — поцеловать меня и повторить, что я вела себя, как последняя идиотка. Теперь, с чашкой кофе в желудке и с индийской шалью на плечах, я наконец начала согреваться. Физик отругал Бетани и пригрозил сдать ее властям, если она хоть раз попытается выкинуть подобный фортель, после чего она укрылась наверху и сидит тихо, как мышка. Впрочем, я не обольщаюсь — раскаяние тут ни при чем.

— Страшная вещь — комплексы, — подвожу я итог.

Проблемы с самооценкой — у тебя! Я и подумать не мог, — грустно признается он. Глядя на мерцающий в его глазу зеленый осколок, я вдруг понимаю, как мне его не хватало. И его хозяина тоже. — А должен был. Но ты так в себе уверена. И так поразительно сексуальна, — добавляет он, наклоняясь и зарываясь лицом в мой вырез. — Я все время тебя хочу. Всегда. И сейчас тоже.

11

«Не сдавайся!» (фр.)