Страница 19 из 54
— Ну, хорошо. Конечно.
Я заключил ее в объятия, и она уткнулась носом мне в грудь. Рубашки наши соприкоснулись. Через два слоя ткани я ощущал ее тепло и приятную округлость груди. Я стоял в темноте — фонарик находился в кармане — и крепко прижимал ее к себе, одной рукой поглаживая шелковистые волосы, другой похлопывая по спине и плечам, и утешительным тоном бормотал при этом нечто вроде: «Ну, ну…»
И напряжение и дрожь постепенно отпустили ее. Я не разжал рук и продолжал бормотать, вдыхая слабый аромат ее духов и упиваясь ее теплом, и…
— О!.. — протянула она.
Подняла голову, и глаза наши встретились. Я заглянул в них — света для этого оказалось достаточно — и понял, что мужчина вполне может утонуть в глубине этих глаз. И продолжал обнимать ее и смотреть, и тут произошло нечто.
— Это…
— Знаю.
— Безумие…
— Знаю.
Я отпустил ее. Она сняла майку, я — свою рубашку. Потом она снова упала ко мне в объятия. На руках у меня все еще были эти дурацкие перчатки, и я сорвал их и ощутил под пальцами ее нежную кожу.
— Черт… — пробормотала она.
Глава 9
— Черт… — пробормотала она несколько минут спустя. Одежда наша грудой валялась на полу, рядом с ней валялись мы. Думаю, если б мне представился выбор, я предпочел бы широкую постель с пружинным матрацем и тонкими простынями, но мы довольно неплохо чувствовали себя и на абиссинском ковре. Ощущение нереальности происходящего, возникшее, как только я заметил исчезновение Мондриана, усиливалось с каждой минутой. Но должен вам признаться, мне начинало это нравиться.
Я ласково пробежал пальцами по абсолютно изумительным изгибам, затем поднялся на ноги и стал шарить в темноте в поисках настольной лампы. Нащупал ее и включил. Она инстинктивным жестом прикрылась — одной рукой груди, другой — треугольничек в нижней части живота. Затем спохватилась и рассмеялась.
И сказала:
— Ну, что я тебе говорила? Так и знала, что ты меня изнасилуешь.
— Ничего себе насилие…
— Страшно признательна, что ты снял наконец эти перчатки. Иначе бы я словно в каше липучей оказалась.
— К слову, как это вышло?
— Вышло что?
— Что ты оказалась здесь?
Она склонила голову набок.
— А тебе не кажется, что прежде ты должен ответить на тот же вопрос?
— Ты ведь уже знаешь, почему я здесь, — сказал я. — Я взломщик. Я пришел сюда что-нибудь спереть. А ты?
— Я здесь живу.
— Как же, как же. Да Ондердонк живет один, с тех самых пор, как овдовел.
— Он, может, и один, — сказала она, — зато я не одна.
— Понимаю… Так ты с ним?..
— Тебя это шокирует? После того, что мы только что проделывали с тобой на ковре в гостиной? Ты только что имел возможность убедиться, что я не девственница. Так почему мы с Гордоном не можем быть любовниками?
— А кстати, где он?
— Его нет.
— И ты ждешь, когда он вернется?
— Именно.
— А почему несколько минут назад ты не подходила к телефону?
— Так это ты звонил? Я не подошла потому, что никогда не подхожу к телефону Гордона. Ведь я не живу здесь, так сказать, официально. Просто ночую время от времени.
— И не открываешь дверь на звонки?
— Гордон всегда открывает своим ключом.
— И ты услышала, что кто-то отпирает дверь ключом, подумала, что это Гордон, и выключила свет? И стояла там прижавшись к стене?
— Никакого света я не выключала. Он и так не горел.
— Выходит, сидела одна в темноте, да?
— Не сидела, а лежала. На кушетке. Читала, а потом заснула.
— Читала в темноте и заснула?
— Да нет… Просто захотела спать, вот и все. Выключила свет и задремала в темноте. И толком не проснулась или, наверное, плохо соображал спросонья, когда ты позвонил, а потом открыл дверь. Удовлетворен?
— Глубоко и полностью. А где книга?
— Какая книга?
— Которую ты читала?
— Может, свалилась на пол и лежит где-нибудь под кушеткой. А может, я поставила ее обратно на полку, когда выключала свет. Да какая разница, в конце-то концов!
— Никакой.
— Ты ведь взломщик, верно? Не какой-нибудь там мистер окружной прокурор, вздумавший допрашивать меня, чем это я занималась в ночь на 23 марта. Это я задаю вопросы. Как это тебе удалось пройти через охрану внизу? Вот какой хитрый вопрос.
— Вопрос замечательный, — согласился я. — Я приземлился на вертолете на крышу, спустился на веревке и проник в пентхаус с террасы. А потом спустился на лифте, и вот я здесь.
— И ничего в этом пентхаусе не украл?
— Там просто ничего стоящего не оказалось. Должно быть, совсем разорились на квартплате. Все деньги вбухали в нее.
— Да, случается, конечно, и такое.
— Ты удивлена? А теперь лучше скажи-ка мне вот что. Как ты пробираешься через охрану внизу?
— Я?
— Ага. Ведь официально ты здесь не живешь. Так как же это получилось, что они впустили тебя, когда Ондердонка дома нет, а?
— Он был здесь, когда я пришла. А потом ушел.
— И оставил тебя в темноте.
— Я уже говорила, я…
— Да. Выключила свет, когда стала засыпать.
— Можно подумать, с тобой такого никогда не случалось.
— Я никогда не засыпаю вот так, ни с того ни с сего. Как называется столица штата Нью-Джерси?
— Нью-Джерси? Столица Нью-Джерси?
— Именно.
— Это что, вопрос с каким-то подвохом? Столица Нью-Джерси… Трентон, так, что ли?
— Правильно.
— Но при чем здесь это?
— Совершенно ни при чем, — согласился я. — Просто хотелось узнать, меняется ли у тебя выражение лица, когда ты говоришь правду. Последнее правдивое слово, которое ты здесь произнесла, было «черт». Ты погасила свет, когда услышала, что я вхожу в квартиру. И затаилась, пытаясь слиться со стенкой. И до смерти перепугалась, когда увидела меня! Но еще больше перепуталась бы, если б вместо меня появился Ондердонк. Почему бы тебе не сказать правду? Не сказать, что ты собиралась украсть и нашла ли это. Может, я помогу найти.
Какое-то время она молча смотрела на меня, и на лице ее промелькнула целая гамма чувств. Затем вздохнула и потянулась к груде одежды, валявшейся на полу.
— Пожалуй, лучше одеться…
— Тебе видней.
— Он скоро вернется. Или, по крайней мере, может вернуться. Иногда он остается там на всю ночь, но может и появиться, где-то около двух. Сколько сейчас?
— Почти час.
Мы разобрали кучу на полу и начали одеваться. Потом вдруг она сказала:
— Я ничего не украла. Можешь обыскать меня, если не веришь.
— Это мысль. Раздевайся.
— Но ведь я только что… О, Господи, а я уже подумала, ты это серьезно!
— Одна из моих маленьких невинных шуток.
— Можешь считать, она достигла цели. — На секунду она призадумалась. — Наверное, все же стоит сказать тебе, зачем я здесь.
— Наверное, стоит.
— Я замужем.
— Но не за Ондердонком?
— Господи, нет, конечно! Но Ондердонк и я… Видишь ли, я была несколько неосторожна.
— Тоже здесь, на этом ковре?
— Да нет, такое со мной впервые. Ты мой первый в жизни грабитель, и это было мое первое траханье на ковре. — Она усмехнулась. — Знаешь, я почему-то всегда мечтала, чтобы какой-нибудь совершенно незнакомый мужчина овладел бы мной вот так, неожиданно и страстно. Нет, не то чтобы изнасиловал, но чтобы меня целиком это захватило. Унесло, смело, сокрушило бы волной желания…
— Надеюсь, ты не разочарована?
— Au contraire, [17]дорогой. Ты возродил эти мечты с новой силой.
— Ладно, вернемся к Ондердонку. Так ты говоришь, была неосторожна?
— Да, к сожалению. Очень неосторожна. Я написала ему несколько писем.
— Любовных писем?
— Скорее страстных. «О, как бы я хотела, чтобы эта твоя штуковина оказалась в моей маленькой штучке! Как я мечтаю глаголать это твое существительное, пока весь ты не превратишься в сплошное отглаголенное существительное!» Ну и так далее, в том же духе.
17
Напротив (фр.).