Убийца наваждений

То, чего нет, не должно вызывать эмоций, иначе получится, что ты сам же его подкармливаешь, подтверждая его существование. Темре это усвоил еще в пору ученичества, но никто не заговорен от ошибок. Сейчас он невольно усложнил свою задачу: вместо того чтобы бесстрастно ждать, когда перстень накопит следующий заряд, в ближайшие минуты ему предстоит спасаться от страшных клешней.

Рыбина почуяла врага. Опасного врага, которого надо уничтожить, пока не поздно. Что им полезно, а что неполезно, такие твари улавливают в два счета. Две уцелевшие конечности устремились к веранде «Крабьего пира».

Отступив к стене, Темре пихнул навстречу клешне столик. Тяжелая деревянная столешница, засаленная и отшлифованная бессчетными прикосновениями, затрещала, когда в нее вонзились шипы. От второй клешни пришлось уворачиваться. Веранда была невелика, развернуться негде, а дверь, ведущую внутрь, с той стороны заперли, если не забаррикадировали. Разумный поступок, в полном соответствии с «Правилами поведения при явлении морока».

То, что вытворял Темре, напоминало безумную пляску на небольшом пятачке пространства, помесь танца и акробатического номера. Как на тренировке. Вся надежда на скорость и ловкость. Разминуться с клешней хоть на волосок. И по возможности без эмоций… Тварь его не видит. Где-то там, над крышами, на огромной рыбьей морде глаза, скорее всего, есть, но здесь, внизу, она его может только почувствовать. Не давать ей наводку. И в каждый момент хоть чуть-чуть ее опережать. Несколько раз его слегка задело, порвав одежду и ободрав кожу, от соприкосновения с торчащими наростами остались порезы. Нестрашно. Главное, чтобы клешня тебя не схватила.

Избавиться от столика твари не удалось, и он мотался на конце лапы, как своего рода стенобитное орудие, круша остальную мебель и столбики веранды. Не поймает, так зашибет… Навес, оставшийся почти без подпорок, предупреждающе заскрипел, и Темре, перемахнув через перила, спрыгнул на мостовую.

Перстень ожил. В этот раз и целиться не пришлось: он вывел из строя обе конечности, которые только что его ловили. Осталась одна последняя кроме тех, которые не в счет.

Устрашающе длинная лапа, обтянутая колючей, как терка, красновато-бурой кожей, вслепую обшаривала улицу в поисках противника. Под каким бы углом она ни изгибалась, вывих ей не грозил. Конечности настоящей рыбы-палача не обладают такой верткостью: у наваждений есть некоторые преимущества перед живыми существами. Покрытая шишковатыми наростами клешня сжималась и разжималась, демонстрируя шипы величиной с человеческий палец.

Темре затаился возле крыльца соседней закусочной. Свои эмоции он загнал в глубь души, все равно что запер в чулане. До поры до времени. Пока представление не закончится. Благодаря этому тварь не могла уловить, где он находится.

Клешня доломала веранду «Крабьего пира», выбила несколько окон, вгрызлась в балкон, увешанный разноцветными чулками и салфетками, а потом, когда подошел срок, Темре подстрелил ее. Больше эта дрянь никого не угробит.

Вторую иглу он послал в рыбье брюхо. Громадная туша содрогнулась, и вслед за этим стало чуть светлее: морок начал выцветать и просвечивать. Плавники, похожие на огромные зубчатые веера, казались уже не ледяными, а сделанными из тонкой прозрачной бумаги – ткни пальцем, и порвется.

На то, чтобы уплыть отсюда по небу куда-нибудь подальше, у иллюзорной рыбины не осталось сил. Если бы ее никто не трогал, ей бы удалось мало-помалу зарастить раны, тем более что люди продолжали подкармливать ее своим страхом и смятением, но еще два выстрела – и она утратила материальность, на глазах бледнея, истончаясь, распадаясь на туманные клочья. Вскоре и того не осталось.

Над улицей сквозь дымку смога вновь засияло солнце, налетевший ветер зашелестел разбросанными газетами. Темре вымотанно рухнул на стул под навесом «Морской тыквы», располагавшейся наискосок от «Крабьего пира». Костюм превратился в лохмотья, болели ссадины и царапины. Как обычно: морок сгинул, но последствия его визита никуда не делись.

Содрав с лица маску, убийца наваждений скатал ее в комок и затолкал во внутренний карман. В горле пересохло.

– Кружку пива. Большую. Или кавьи. Или воды, – произнес он хрипло, услышав за спиной звук открывшейся двери и людские голоса. – Или чего угодно.

Осознав, что с чудищем покончено, народ высыпал наружу. На труп женщины в окровавленной розовой сарпе кто-то набросил простыню. Появились полицейские в полосатых красно-желтых шапках. Фотограф устанавливал напротив разгромленной веранды «Крабьего пира» громоздкий ящик на треноге, а его горластый помощник отгонял зевак, чтобы не лезли в кадр.

Удрученный хозяин заведения, хмуро поглядев на них, выругался себе под нос. Веранду соорудили еще при его покойной бабке, и все это время она служила на совесть, разве что вовсю скрипела в последние годы, а теперь ее чинить, это во сколько же ремонт обойдется, денег же не напасешься… Не мог этот паршивый гронси, чтоб его морочан сожрал, дразнить чудище где-нибудь в другом месте, как будто недостаточно вокруг закусочных! Ему и горя мало: сидит в «Тыкве», чтоб ей было пусто, и каждый норовит его угостить – герой сделал свое дело, а ты хоть по миру пойди, это его уже не касается.

Хозяин дождался, когда фотограф щелкнет, и лишь после этого с отвращением сплюнул. Если хотите знать его мнение, гронси – это всегда мерзавец гронси, каким бы культурным он ни выглядел.

Оглядываясь на свое прошлое, полное ошибок и сложностей на пустом месте, Инора не раз просила мироздание послать ей учителя. Мироздание услышало – и подбросило ей Кайри.

В конце концов, ему виднее, какой учитель кому нужен.

– Давай лезь сюда, потом будешь отдыхать!

Над глинистым гребнем с торчащими петлями корней белело в темноте сердитое треугольное личико. Хватаясь за корни, Инора с трудом вскарабкалась наверх и обессиленно уселась на землю.

– Вставай, идем! – нетерпеливо потребовала Кайри.

Инора с трудом поднялась на ноги. Спотыкаясь в потемках, они зашагали в ту сторону, где в ночном небе золотилось зарево Лонвара, сияющего десятками тысяч огней.

Будь она здесь одна, вряд ли бы встала. Так и сидела бы, дожидаясь своей кончины. Этонастигло бы ее еще вчера. Но Кайри, узнав, в чем дело, вместо того чтобы отправиться к родственникам, захватив с собой деньги и драгоценности, которые Иноре больше не понадобятся, силком потащила ее в бега.

Результат: Инора до сих пор жива, хотя все ее мышцы ноют от непривычных нагрузок, мысли плывут сами по себе, как будто их гонит ветер, а вокруг темень и холмистое взморье, озаренное светом громадной иззелена-серебряной луны.

Моря пока не видно, иначе его выдавал бы далекий манящий блеск. Оно прячется в ночи в той же стороне, где находится столица. Среди этих горок и буераков запросто можно хоть ногу подвернуть, хоть шею сломать, зато и на машине здесь не проехать.

Автомобиль, преследующий поезд, Инора и Кайри заметили из окна. Никакой ошибки: дорога тянулась параллельно железнодорожным путям, кое-где ее отделяла от насыпи лишь травяная полоса, и можно было разглядеть, кто сидит за рулем.

Она попросила девочку перейти в другой вагон, ведь это существо гонится за ней, а не за Кайри, но не тут-то было. На очередной станции уже в сумерках Кайри буквально вытащила ее из поезда – на другую сторону от дороги, из машины не увидишь – и, когда они укрылись за кустами, сунула ей под нос флакон с «сонной болтушкой». Такого Инора не ожидала. Морок тоже не ожидал и отправился прежней дорогой вслед за тронувшимся составом. До сих пор «маяком» для него служили эмоции Иноры, но поскольку та лежала в кустах без сознания, введенная в заблуждение тварь решила, что жертва поехала дальше.

Когда Инора очнулась, они с Кайри двинулись в Лонвар пешком через равнину Кнагато, где на четырех колесах не покатаешься. Не иначе эту пересеченную местность назвали «равниной» в насмешку. Уже перевалило за полночь, а они все шли и шли, и столица ближе не становилась – словно луна над океаном, которая недостижимо висит у горизонта, вместе с ним уплывая от приближающегося корабля.