Стыд

Покупки делать по старому списку или у вас есть какие-нибудь новые пожелания?

Май-Бритт смотрела телевизор, сидя и кресле. Это была одна из новомодных программ, в которой полураздетые молодые люди должны любой ценой остаться жить в отеле, для чего нужно как можно скорее обзавестись партнером противоположного пола.

— Купите беруши. Желательно те, которые продаются в аптеке, из желтого пенопласта, для шумного производства и полной звукоизоляции.

Эллинор записала. Май-Бритт бросила взгляд в ее сторону, ей показалось, что под челкой, где-то над вырезом блузки, откуда вот-вот вывалится грудь, мелькнула улыбка.

Эта особа сведет ее с ума. Невозможно понять, что с ней не так — почему Эллинор не поддастся на провокации. Ни от кого Май-Бритт не хотелось избавиться так сильно, как от нее, но все старые приемы почему-то не работали.

А куда подевалась умница Шайба? Почему она больше не при ходит?

— Не хочет. Мы с ней поменялись сменами, она у вас работать отказалась.

Надо же. Шайба была вполне ничего. Теперь Май-Бритт мечтала вернуть ее.

— Можете передать, что я очень ценила ее работу.

Эллинор спрятала список покупок в карман.

— Тогда вам не стоило называть ее чернокожей шлюхой. Не думаю, что она восприняла это как подтверждение того, что ее высоко ценят.

Май-Бритт вернулась к телевизору.

— Вот уж действительно, что имеем — не храним.

Она бросила взгляд на Эллинор — та снова улыбалась, Май-Бритт была в этом уверена Нет, у этой особы явно что-то не в порядке. Она, наверное, инвалид по психиатрии.

Можно только представить, о чем говорят друг с другом эти социальные работники. Такого Получателя, как она, они должны ненавидеть. Именно так их и называют — не пациенты, не клиенты, а Получатели. Получатели социальной помощи. Они получают заботу и уход от этих людишек, потому что не могут ухаживать за собой сами.

Пусть говорят что хотят. Она будет играть роль Жирного Динозавра, к которому никто не хочет идти. Наплевать. Она не виновата в том, что все сложилось именно так.

В этом виноват Йоран.

По телевизору показывали, как одна из участниц шоу сначала обманула доверчивую подругу, а потом начала раздеваться, чтобы привлечь внимание потенциального партнера. Самые низменные моменты человеческого поведения внезапно превратились в популярное развлечение, и люди охотно выставляют собственное унижение на всеобщее обозрение. Телепрограмма пестрит такими передачами, они есть на каждом канале, только кнопки переключай. И каждый старается превзойти другого, шокируя и тем самым удерживая зрителя. Отвратительно.

Она не пропускала ни одной.

Краем глаза она видела, что Эллинор все еще стоит в прихожей, обратив взгляд к телевизору. В комнате раздалось возмущенное фырканье:

— Господи, всеобщее отупение — это свершившийся факт.

Май-Бритт притворилась, что не слышит. Как будто это имело какое-то значение.

— Знаете, люди часами и абсолютно серьезно обсуждают такие передачи, словно что-то действительно очень важное. Мир рушится, а им все равно, их больше интересует это. Уверена, тут кроется какой-то план, мы все должны стать как можно глупее, чтобы власть могла без нашего участия делать все, что ей заблагорассудится.

Май-Бритт вздохнула. Когда же ее оставят ее в покое. Но Эллинор не унималась:

— Грустно это.

— Так не смотрите.

Согласиться с ней хоть в чем-то Май-Бритт не могла ни при каких обстоятельствах. Да она скорее выступит в защиту эпидемии холеры, чем открыто поддержит эту особу. Эллинор тем временем разошлась не на шутку:

— Интересно, что будет, если хотя бы недели на две отменить все телепрограммы и при этом запретить алкоголь. Часть населения, наверное, сразу повесится, а остальным придется как-то реагировать на происходящее.

Да, как бы Май-Бритт ни избегала телефонных разговоров, но ничего другого не остается — придется звонить в социальную службу и просить заменить эту особу. Раньше до этого не доходило. Раньше санация шла сама собой.

Мысль о вынужденном телефонном разговоре разозлила еще больше.

— Может, вам тоже стоит в этом поучаствовать? Вам даже переодеваться не придется.

На какое-то время стало тихо, Май-Бритт продолжала смотреть телевизор.

— Почему вы это сказали?

Было непонятно, огорчена она или сердита, и Май-Бритт продолжила:

— А вы посмотрите на себя в зеркало, и глупые вопросы отпадут сами собой.

Чем вам не нравится моя одежда?

— Какая одежда? У меня нет очков, и никакой одежды я на вас не заметила. Сожалею.

Снова повисла пауза. Май-Бритт хотелось узнать, как Эллинор приняла ее слова, но она удержалась. На экране замелькали титры. Спонсор программы — производитель противозачаточных таблеток.

— Можно я задам вам вопрос? — В голосе Эллинор зазвучали новые интонации.

Май-Бритт вздохнула:

— Мне кажется, у меня нет ни малейшего шанса вам в этом помешать!

— Вам нравится быть злой? Вы получаете от этого удовольствие? Или вы ведете себя так, потому что чувствуете себя неудачницей?

Май-Бритт с ужасом почувствовала, что краснеет. Неслыханная наглость. Такого еще никто себе не позволял. Никто. Предполагать, что она неудачница, — да за такое оскорбление эту отвратительную девицу просто обязаны уволить!

Май-Бритт нажала кнопку на пульте, увеличив звук. Нельзя показывать, что ты задета.

— Я горжусь своим телом и не считаю, что должна прятать его. Я нравлюсь себе в этой блузке — если это она вас так возмущает.

Май-Бритт по-прежнему не отрывала взгляд от телевизора.

— Конечно, это личное дело каждого — можно одеваться как шлюха.

— Да, точно так же, как личное дело каждого — закрыться в квартире и попытаться обжорством довести себя до могилы. Но ведь ни первое, ни второе не предполагает отсутствие у человека мозгов. Правда?

Это была последняя фраза. Последнее слово осталось за Эллинор, из-за чего Май-Бритт разозлилась до предела.

Оставшись одна, она тут же позвонила и заказала пиццу на дом.

С отправки письма прошло шесть дней. За это время Май-Бритт постепенно успокоилась, и ее больше не охватывало невыносимое отвращение. Ей хватало того раздражения, которое у нее вызывала Эллинор., Но однажды вечером она услышала, как что-то упало в эту ненужную корзину, и раньше, чем крышка почтового отверстия закрылась, она уже знала, что от Ваньи пришло новое письмо. Май-Бритт немедленно ощутила, как изменилась атмосфера в квартире, ей даже не нужно было подходить к двери, чтобы убедиться в своей правоте.

Она попыталась не обращать внимания на конверт и, проходя мимо двери, старалась не смотреть в корзину. Но потом, само собой, явилась Эллинор и начала радостно размахивать письмом прямо перед ее глазами:

— Смотрите! Вам письмо!

Она не хотела к нему прикасаться. Оставив конверт на столе, Эллинор приступила к уборке, в то время как Май-Бритт молча сидела в кресле и притворялась, будто на столе ничего нет.

— Вы не будете читать?

— А что? Вам интересно, о чем мне пишут?

Оставив это без ответа, Эллинор продолжила

уборку и сказала несколько слов Сабе. Бедное животное не может защитить себя. Май-Бритт явно видела, что собака страдает.

— У вас болит спина?

Неужели она никогда не научится молчать?

— Что вы хотите сказать?

— Я просто заметила, вы морщитесь и все время щупаете ее. Может, стоит показаться врачу?

Ни за что в жизни!

— Как только вы закончите уборку, соберете ваши вещи и уйдете отсюда, мне сразу же станет легче.

Закрыв за собой дверь, она удалилась в ванную и просидела там до тех пор, пока эта особа не ушла.

А спина у нее болела. Это правда. Боль ощущалась постоянно. А в последнее время усилилась. Но ни за что на свете она не разденется и не позволит кому-то осматривать себя и прикасаться к телу.

Письмо так и лежало на столе. Днем и ночью оно впитывало в себя кислород, и Май-Бритт впервые захотелось уйти из квартиры. У нее не хватало сил на то, чтобы выбросить его. Она заметила, что в этот раз оно было толстым, гораздо толще первого. Ежесекундно оно ее дразнило.