Страница 6 из 60
Вскоре после моста через Брэйн и примерно через час после выезда из коттеджа Лэпсли свернул на дорогу, на которой, похоже, и случилась авария. Деревья сплетали ветви над машиной, а встающее за спиной солнце отбрасывало на дорогу густую тень.
Где-то ярдах в ста перед некрутым поворотом путь ему преградили полосатые ограждения. Сквозь деревья сочился яркий белый свет. Констебль с блокнотом с достоинством расправил плечи и направился к нему — его силуэт отчетливо прорисовывался на фоне фальшивого белого рассвета, — качая головой. Лэпсли остановил машину и опустил стекло.
— Инспектор Лэпсли, — сказал он, протягивая служебное удостоверение.
Полицейский взглянул на удостоверение, затем на Лэпсли. Он нахмурился.
— Видимо, вам следовало бы его обновить, сэр, — заявил он. — Фотография немного… устарела.
Лэпсли посмотрел на удостоверение в его руках. О'кей, волосы у него больше не каштановые и на фотографии их немного больше, чем в реальности, но если не считать размера воротничка рубашки, он не думал, что выглядит настолько не похожим на себя.
Однако вероятно, фотография сделана, когда этот полицейский бегал где-нибудь по детской площадке.
— А мне так нравится, — буркнул он.
Полицейский записал его имя и номер машины в блокнот.
— Отодвинуть для вас ограждение? — спросил он.
— Не беспокойтесь. Я оставлю машину на обочине и пройдусь пешком.
Обнаружить место аварии было нетрудно, оно находилось сразу за изгибом дороги. Криминалистическая бригада установила на треногах дуговые лампы, которые, несмотря на подбирающийся день, заливали пятачок резким слепящим светом. Лэпсли немного постоял, осматриваясь.
Запах бензина и горелой резины еще висел в воздухе. Двойной тормозной след, переплетающийся на дороге, показывал место, где машина затормозила, пошла юзом и завертелась, словно на сумасшедшей ярмарочной карусели. Лэпсли мог только представлять ужас, охвативший водителя, крутившего руль то в одну, то в другую сторону, будучи уверенным, что это не поможет и он, вероятно, обречен. Судя по следам, машина на большой скорости неслась по проселку, прежде чем впереди показался изгиб дороги. Что произошло? Может, внимание водителя отвлекла какая-нибудь домашняя сладость или телефонный звонок? Может, у него фары были настроены так, что он увидел поворот, когда уже было поздно? Или он попросту был пьян? Это установит вскрытие, но Лэпсли не мог не задавать себе эти вопросы. В один момент жив, в другой — мертв. Факты можно объяснить, а вот что творилось в голове водителя? Об этом всегда можно лишь догадываться.
Он допустил ошибку, сказав одному коллеге во время расследования автомобильной аварии, случившейся недавно:
— Что последним мелькнуло у водителя в голове?
Тот человек просто тупо посмотрел на него.
— Осколки лобового стекла, — пробормотал он и ушел.
Следы расплавленной резины заканчивались в том месте, где начинался изгиб дороги. Каменный бордюр отделял бетон от неровной поверхности, покрытой листьями, крошечными резными папоротниками и кустами. Машина явно ударилась в бордюр боком, и удар подбросил ее в воздух, снова закрутив, на этот раз вокруг продольной оси. Так что когда машина врезалась в деревья, она почти наверняка уже была вверх колесами. Два ствола были расщеплены на высоте примерно десяти футов от земли. Машина — или то, что от нее осталось, — лежала под ними, смятая, словно обертка от шоколадки.
Еще одно заграждение было установлено ярдах в пятидесяти вниз по дороге. Возле него, рядом с полицейским «Пежо-406», раскрашенным желтыми и синими шашечками — полицейские по всей стране в шутку называли их «баттенбургскими цветами», — стояли санитарная машина, запыленный «мондео» и микроавтобус. На нем, похоже, приехала криминалистическая бригада. Два фельдшера болтали с полицейским в форме. Они свою работу сделали, если им вообще было что делать, кроме как констатировать, что водитель погиб на месте.
Прямо у дороги, в нескольких футах от останков машины, была установлена палатка. Стоящие за ней дуговые лампы заставляли ее светиться. Внутри по ее бокам плясали громадные тени людей: согнутые фигуры с огромными руками двигались вместе и порознь, словно в странном ритуальном танце.
Все это было очень знакомым и все же, после отхода от дел, каким-то чужим. Даже странным.
Он вынул из кармана пиджака мобильник и после минутного раздумья набрал номер, который, как он думал, ему не вспомнить.
— Полиция Эссекса, чем могу служить?
— Суперинтенданта Роуза, пожалуйста.
— Соединяю.
Через несколько секунд послышался новый голос:
— Кабинет начальника криминальной полиции главного суперинтенданта Роуза.
— Это главный детектив-инспектор Лэпсли. Можно поговорить с суперинтендантом?
— Он еще не приехал. Могу я спросить, о чем вы хотите поговорить?
— Как оказалось, меня вытащили из отпуска по приказу суперинтенданта. Хотелось бы знать почему.
Голос на другом конце линии стал на мгновение приглушенным, словно помощница Роуза прикрыла трубку рукой и спрашивала, что ответить. Через мгновение она снова была на проводе.
— Я могу попросить суперинтенданта перезвонить вам позже. У него есть ваш номер?
— Я бы не удивился, — раздраженно бросил Лэпсли и отключился.
Засунув мобильник в карман, Лэпсли подошел к палатке и отодвинул клапан входа. Внутри было достаточно просторно, чтобы вместить свадебный прием или конкурс овощеводов. Криминалистическая бригада — все в желтой спецодежде, — разделившись на две группы, занималась фотографированием и осмотром местности в поисках вешдоков. С ними была женщина. Она беседовала со всеми сразу. Волосы короткие, торчат в стороны; макияж подчеркивает остроту скул. Дыхание изо рта вылетало в холодный утренний воздух, словно сигаретный дым. Когда она увидела Лэпсли, то замолчала и направилась к нему.
— Детектив-сержант Брэдбери? — спросил он.
— Доброе утро, сэр, — ответила она.
Лимон, как и по мобильнику, но теперь с привкусом грейпфрута. Ее костюм явно сшит на заказ, но выглядел так, будто она в нем спала, когда ей позвонили.
— Простите, что пришлось так рано вытаскивать вас из кровати.
— Не проблема. Я даже рад снова оказаться в седле. Отпуск через какое-то время надоедает.
Брэдбери сгорала от желания спросить, почему его отправили в домашний отпуск — такой емкий термин означает, что кому-то платят, чтобы он сидел дома, но не уточняет почему, — но была или слишком вежливой, или слишком осторожной, чтобы попытаться. Чтобы заполнить паузу в разговоре и помня высказанное Брэдбери по телефону сожаление по поводу гибели классного авто, Лэпсли кивнул в сторону машины за палаткой.
— Жаль было услышать о вашей утрате, — пошутил он.
Она вздохнула:
— «Порше». Великолепный аппарат. Списан к чертовой матери. Вдребезги.
— Судя по следам, его понесло при входе в поворот. Удар о бордюр поднял машину в воздух, а удар о деревья добил окончательно.
— Думаю, все именно так и было. Ничто не указывает на участие другой машины. Разумеется, машину обследуют, но пока нет причин предполагать механическую неисправность. — Она печально покачала головой: — Некоторые люди просто не заслуживают хороших машин.
Лэпсли посмотрел туда, где двумя группками стояли члены криминалистической бригады.
— Что с водителем?
— Вылез через боковое окно и отполз в заросли. Там мы его и обнаружили.
— Он был мертв?
— Как дуврский палтус на доске у торговца рыбой.
— А что с ним было?
Эмма Брэдбери улыбнулась, показав мелкие белые зубы:
— Видимо, оказался самым крупным неудачником в истории. Даже на той скорости, с которой он ехал, ремень безопасности и подушка должны были спасти ему жизнь, но обломанная ветка дерева пробила окно со стороны водителя и проткнула ему шею. Он, пока полз, истек кровью. — Она указала на группку криминалистов слева: — Он там. Ждем, когда появится судебный врач. Она явно задерживается.