Алекс

А вот мадам Генод отыскал Камиль. Женщина лет шестидесяти, грузная, с обручем на волосах. Круглая и краснолицая, словно жена мясника, с бегающими глазками. И страшно чем-то обеспокоенная. То есть до невозможности. Она мялась, как школьница, услышавшая предложение «поразвлечься», и эта манера страшно раздражала Камиля. Она явно из тех домовладельцев, кто готов вызвать полицию по любому поводу, встав в позу оскорбленного достоинства. Но тут она ломалась и выкручивалась: нет, не то чтобы просто соседка, а как бы это сказать… не то чтобы хорошо знакома… и да и нет… — эти ответы, которые по сути таковыми не были, доводили полицейского до белого каления.

Не прошло и пяти минут, как Камиль узнал всю подноготную мамаши Генод. От Габриэллы Генод буквально разило ложью, криводушием и лицемерием. А также злонамеренностью. Настоящая булочница, как и ее покойный супруг. Первого января две тысячи второго года Бог, по ее разумению, сошел на землю, явив себя в качестве перехода на новую валюту — евро. Когда Он является людям, Он не экономит на чудесах, Он не скряга. После чуда умножения хлебов Он сотворил чудо умножения денег. Сразу в семь раз. В один день. Гениальная простота — Его неотъемлемое свойство.

Овдовев, мамаша Генод стала неофициально сдавать жилье — «только чтобы помочь людям…». В тот вечер, когда полицейские прочесывали квартал, ее не оказалось дома — «Я ездила к дочери в Жювизи…». Впрочем, куда она там ездила, Камилю наплевать. Когда, вернувшись, она узнала о розысках девушки — возможно, своей квартирантки, то не стала звонить в полицию: «Ну, у меня же не было твердой уверенности… если бы я знала наверняка, тогда конечно, а так — сами понимаете…»

— Я вас в тюрьму упеку! — пригрозил Камиль.

Мамаша Генод заметно побледнела. Угроза возымела эффект. Чтобы сделать ее более правдоподобной, Камиль небрежно добавил:

— Ваших сбережений наверняка хватит, чтобы не отощать на казенных харчах.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что девушку звали Эмма. Ну что ж, почему бы и нет. После Натали, Леа, Лоры Камиль уже ничему не удивлялся. Увидев фоторобот, мадам Генод вынуждена была сесть — точнее, даже не сесть, а рухнуть без сил. Да-да, это она, о боже, это она — ну надо же, сколько эмоций, и уж конечно нужно схватиться за сердце… Камиль спрашивал себя, а не отправится ли она прямо сейчас к своему супругу, в рай лицемеров. Оказалось, что Эмма снимала жилье у мадам Генод около трех месяцев, гостей не принимала, иногда исчезала на несколько дней подряд, в последний раз — на прошлой неделе. Ей пришлось срочно уехать, а незадолго до того она вернулась с юга, ездила куда-то в провинцию по делам, выглядела не слишком хорошо, говорила, что упала, к тому же ее прихватил ревматизм… Она заплатила за два месяца вперед, сказала, что вынуждена отлучиться по семейному делу, выглядела очень озабоченной… Мадам Генод тараторила без умолку, вываливая все подряд, лишь бы майор Верховен не привел свою угрозу в исполнение. Если бы она осмелилась, то наверняка предложила бы ему денег. Но что-то в облике этого маленького полицейского с холодным взглядом внушило ей уверенность — подобное предложение будет совершенно неуместным.

Из разрозненной хаотичной информации Камилю наконец удалось воссоздать хронологию событий. Затем мадам Генод достала из ящика буфета голубой листок бумаги с адресом «Эммы» и вручила ему.

— Это ее почерк? — спросил Камиль.

— Нет, мой…

— Я так и думал.

По поводу достоверности адреса он не питал никаких иллюзий, но все же позвонил на работу и продиктовал его. В ожидании результатов проверки он разглядывал вышивку над буфетом, изображавшую оленя в ярко-зеленом, почти тропическом лесу.

— Дурацкий у него вид, у этого оленя, — сказал он.

— Это вышила моя дочь… — пролепетала мадам Генод.

— Смотреть на такие вещи вредно для здоровья.

Чтобы его умилостивить, мамаша Генод еще немного поскребла по сусекам своей памяти и сообщила, что Эмма работала в банке, в каком именно — она не знает, в каком-то иностранном, но… Камиль перебил ее очередным вопросом, но, в сущности, он уже представлял себе, какими будут все последующие ответы, поскольку мамаша Генод наверняка получила от квартирантки приличную сумму за то, чтобы не совать нос в чужие дела.

Адрес оказался фальшивым. Камиль отсоединился.

Появился Луи с двумя экспертами-криминалистами. От ужаса у мадам Генод подкосились ноги, и она ни словом, ни жестом не помешала полицейским подняться в квартиру Эммы. Она еще не успела ее сдать. Камиль уже знал, что они там найдут: отпечатки пальцев Леа, следы Натали, ДНК Лоры…

— Кстати, — сказал он, обращаясь к мадам Генод, — совсем забыл: вы подозреваетесь в пособничестве убийце. Серийной убийце.

Габриэлла Генод не упала только потому, что уже сидела на стуле, зато тяжело навалилась на край стола. Вот-вот лишится сознания…

— Ее вещи! — неожиданно воскликнула она. — Их забрал перевозчик! Я его знаю!

Она тут же сорвалась с места и быстро нашла телефон фирмы, занимающейся перевозками.

— Картонные коробки, разобранная мебель — знаете, вещей у нее не так много…

По тому, с какой интонацией мамаша Генод произносила эти слова, Камиль догадался: человек, не обладавший большим количеством вещей, значил для нее не слишком много. Он набрал номер. Сидевшая на телефоне секретарша не спешила сообщать ему нужные сведения: нет, по телефону я не могу, я ведь не знаю, кто вы на самом деле…

— Хорошо, — перебил Камиль, — я могу подъехать и сам. Но предупреждаю: если мне придется терять на это время, я прикрою вашу лавочку на год, я натравлю на вас налоговую инспекцию, которая проверит всю вашу отчетность с самого первого дня, а вас, вот лично вас, я упрячу за решетку за создание препятствий в работе полиции, а если у вас есть дети — их передадут органам опеки!

И пусть все это — наглая ложь за гранью всякой логики, зато эффект вышел потрясающий: секретарша засуетилась, продиктовала адрес склада временного хранения вещей, куда перевезли имущество «Эммы», а заодно назвала ее фамилию — Секей. Эмма Секей. Камиль просит повторить по буквам:

— Первая буква — С, верно? Строго запретите кому бы то ни было доступ в этот отсек, вы слышите меня? Кому бы то ни было! Это понятно?

Склад находился примерно в десяти минутах езды отсюда. Камиль снова схватил телефонную трубку:

— Высылайте бригаду, срочно!

И бросился к лестнице.

41

Из предосторожности Алекс спустилась на подземный уровень парковки не на лифте, а по лестнице. Ее «клио» завелась с полуоборота. В салоне было прохладно. Перед тем как тронуться с места, Алекс некоторое время смотрела в зеркальце заднего вида. Она чувствовала себя очень усталой и выглядела не лучше. Она машинально провела указательными пальцами под глазами, затем показала себе в зеркальце язык и наконец тронулась.

Но на этом все не закончилось. Алекс протянула охраннику пропуск, полосатый красно-белый шлагбаум поднялся — и тут ей пришлось резко затормозить. Перед ней возвышался полицейский в форме и, широко расставив ноги и высоко подняв одну руку, другой указывал прямо на нее, как будто собирался ее арестовать. Затем он вытянул руки в стороны, словно подтверждая категорический запрет на проезд. Но уже в следующий момент выяснилось, что речь шла всего лишь о требовании пропустить какой-то дурацкий кортеж с завывающими сиренами.

На мгновение Алекс успела различить в салоне одного из автомобилей чей-то лысый череп, едва доходящий до уровня бокового стекла. Должно быть, какая-то важная шишка — кортеж напоминал чуть ли не президентский. Когда он пронесся мимо, полицейский сделал Алекс знак проезжать. Миновав шлагбаум, она сразу же повернула направо.

Затормозила она немного резко, так что стоявшие в багажнике картонные коробки с надписью «Личное» наверняка опрокинулись — но за флаконы с кислотой она не беспокоилась, их она всегда упаковывала очень тщательно. Никакого риска.