Кромешная ночь

— Как поживаете? — пропел я. — Меня зовут Карл Бигелоу.

— И что? — Это ее «и что» сразу начало меня доставать. — И что, мне положено обрадоваться?

— Не смею надеяться, — сказал я. — Но может быть, вас обрадуют пятнадцать долларов в неделю?

— Пят… А, ну конечно! — Она вдруг улыбнулась. — Простите великодушно, Карл… мистер Бигелоу. Нашей уборщице… то есть горничной… пришлось уехать домой повидать родителей — что-то у них там приключилось, не знаю, — а вас мы ожидали на прошлой неделе, но потом все как-то завертелось, закрутилось…

— Конечно. Разумеется… — прервал я поток самооправданий. Противно, когда человек так уродуется из-за жалкой пятнашки баксов. — Это полностью моя вина. Можно, я слегка заглажу ее, предложив вам немножко выпить?

— Вообще-то, я как раз только что, вы… — Она замялась, задумалась и сразу стала мне куда милее. — Если вы уверены, что…

— Могу себе позволить, — сказал я. — Сегодня праздную. А ужиматься начну с послезавтра.

— Что ж, — проговорила она, — в таком случае…

Я взял ей два виски. Потом, заметив, что у нее вертится на языке вопрос, дал тридцать долларов.

— За две недели вперед, — пояснил я. — о’кей?

— Ах, ну что вы! — изобразила она протест, с этакой хрипотцой, во всей красе демонстрируя голос манерной светской дамы. — Платить вперед совсем не обязательно. Все-таки мы — мистер Уинрой и я — делаем это не ради денег. Считаем, что такие вещи в каком-то смысле наш социальный долг. Понимаете? Когда живешь в маленьком городке при колледже, надо…

— Слушайте, давайте дружить, — сказал я.

— Дружить? Боюсь, что я не совсем вас…

— Да ладно. Будьте проще. Я не успел приехать, как через четверть часа уже узнал обо всех проблемах мистера Уинроя.

Ее лицо чуть напряглось.

— Что же вы сразу-то не сказали! А то я тут, как дура последняя…

— Я ж говорю, — повторил я, — будьте проще! — И я осклабился, предъявив коронную свою улыбку — широкую, мальчишескую, открытую. — Когда мне втирают про то, как все завертелось, про дуру последнюю и прочую дребедень, у меня голова сразу кругом. А она и так у кого угодно закружится, стоит ему только взглянуть на вас.

Она улыбнулась. Положила руку на мое запястье и сжала.

— Вас, мужчин, только послушай! Или вы это в хорошем смысле?

— Конечно, в хорошем, неужто в плохом, — усмехнулся я.

— Боже, я, наверно, выгляжу ужасно! Нет, честно-честно, Карл… Ой, что я говорю? Не слушайте меня. Вот разболталась! Уже по имени к вам обращаюсь!

— Вообще-то, ко мне все так обращаются, — успокоительно произнес я. — Я даже и не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы кто-нибудь вдруг назвал меня «мистер».

«Но если кто-то попытается, против не буду, — подумал я. — И наверное, постараюсь к этому привыкнуть».

— Тут такое было, Карл, такое! Месяцами я не могла дверь открыть без того, чтобы передо мной тут же не вырос коп или газетчик, а потом… Только это я подумала, что наступила передышка, как все понеслось сызнова. Поймите, Карл, я не люблю ныть, я и сейчас не ною, но…

Ныть и жаловаться она, естественно, любила, да еще как! Это все любят. Однако дамочка, которая столь долго каталась как сыр в масле, не может не быть достаточно хитра, чтобы сверх меры нытьем не увлекаться.

Она сняла с волос резинку и слегка их взлохматила — как раз настолько, чтобы выглядеть по-свойски.

— Все это действительно ужасно, — сказал я. — И как долго вы планируете здесь кантоваться?

— Как долго? — Она коротко усмехнулась. — Похоже, всю оставшуюся жизнь.

— Да ну, несерьезно, — сказал я. — Такая женщина, как вы!

— Ну почему несерьезно? Что я теперь могу? Все побоку пустила, выйдя за Джейка. Перестала петь… Вы знаете, что я была певицей? Все сгинуло. Много лет уже я не была в ночном клубе — я имею в виду по работе, а не просто зайти пропустить рюмашку. Пропало все — голос, контракты, буквально все. Да ведь и юность ушла.

— Вот это бросьте, — сказал я. — Даже и слышать не хочу.

— Да я не жалуюсь, Карл. Ни боже мой… Как насчет еще по одной?

На сей раз я позволил ей самой заплатить за выпивку.

— Что ж, — снова заговорил я. — Я, конечно, про ваше дело многого не знаю, поэтому мне легко говорить. Но…

— Да?

— Я думаю, мистеру Уинрою следовало бы оставаться в тюрьме. Я бы на его месте остался.

— Вы-то остались бы. Любой мужчинабы остался.

— Но ему, может быть, лучше знать, — сказал я. — Он, видимо, продумал крутую комбинацию, чтобы вам снова взлететь наверх, выше, чем были.

Она резко ко мне обернулась, ожгла взглядом. Но я смотрел все теми же невинными распахнутыми глазами.

Пламя в ее взоре угасло, она улыбнулась и снова стиснула мою руку.

— С вашей стороны, Карл, предполагать такое очень мило, но, боюсь… Я вся внутри выжжена… В общем, что толку говорить, когда сделатья все равно ничего не в силах.

Я вздохнул и дернулся идти за новой порцией выпивки.

— Давайте остановимся, — сказала она. — Я знаю, вы не можете этого себе позволить, да и мне хватит. И так уже я вроде как немножко не в себе. И вообще, меня раздражает, когда человеку достаточно, а он глушит одну за одной.

— О чем вы говорите! — подхватил я. — Это, по-моему, без всяких слов ясно. Я на это смотрю точно так же. Могу выпить рюмку, могу даже три или четыре, но затем, конечно, нужен перерыв. Вообще для меня главное — общение, компания, ведь вот же, по идее, что важно.

— Конечно! Разумеется! — закивала она. — Именно так и должно быть.

Я забрал сдачу, мы вышли из бара. Перешли дорогу, я взял с веранды чемоданы и двинулся за ней в отведенную мне комнату. При этом вид у хозяйки был какой-то слегка озадаченный.

— На мой взгляд, все замечательно, — сказал я. — Уверен, мне здесь понравится.

— Карл… — Она уставилась на меня странным взглядом. Вроде и дружелюбным, но все равно каким-то странным.

— Да? — отозвался я. — Что-нибудь не так?

— Вы ведь гораздо старше, чем выглядите, правда?

— А что, на вид дитё малое? — Затем я кивнул, трезво и серьезно. — Наверное, я чем-то себя выдал, — сказал я. — Иначе вы бы нипочем не догадались.

— Почему вы говорите это таким тоном? Вам не нра…

— Нравится не нравится — что толку? — пожал плечами я. — Ну конечно нравится. Обожаю. Быть мужчиной, который выглядит сопляком. Редкое счастье, не правда ли? Сделаешь что-нибудь как нормальный взрослый, и все смеются.

— Я не смеялась над вами, Карл.

— Просто я вам не давал такой возможности, — скривился я. — Представьте, что было бы, если бы мы встретились иначе. Предположим, познакомились на вечеринке, и я попытался вас поцеловать — нормальное желание любого нормального мужчины. Вы бы ухохотались. И не говорите мне, что нет, потому что я-то знаю!

Я сунул руки в карманы и повернулся к ней спиной. Стоял, ссутулясь, и, склонив голову, разглядывал вытертый ковер под ногами. Старый, избитый, замызганный приемчик, но прежде он почти всегда действовал; сработает и с нею — в этом я был уверен.

Она прошла по комнате и встала передо мной. Взяла меня ладонью за подбородок и подняла его.

— Ты знаешь, кто ты есть? — с хрипотцой спросила она. — Ты настоящий хитрюга.

После чего поцеловала в губы.

— Хитрюга, — повторила она, глядя искоса и улыбаясь. — Что, интересно, такой матерый пройдоха делает в захолустном педагогическом колледже?

— А я и сам не пойму, — отозвался я. — В двух словах не объяснишь. Ну… ты, наверное, в общем-то, знаешь, как это бывает. Долго-долго изо дня в день делаешь одно и то же и вдруг обнаруживаешь, что вперед почти не продвигаешься. Поэтому начинаешь озираться в поисках способа все изменить. При этом то, что делал до сих пор, тебе уже так, скорей всего, осточертело, что с радостью хватаешься за любую возможность.

Она кивнула. Ей-то известно, как это бывает.

— Больших денег я никогда не зарабатывал, — сказал я. — Ну, и решил, что не мешало бы повысить образовательный уровень. Здесь дешево, но, судя по каталогам, не хуже, чем где бы то ни было. Правда, в этом я как раз и усомнился, едва успел сойти с поезда. Вплоть до того, что чуть не полез обратно в вагон.