Евангелие от змеи

Марк не чувствовал в себе призвания мученика.

Глава 42

Люси и Бартелеми оказались в числе тех, кого вынесло на свободную сторону бульвара после того, как внезапно рухнуло металлическое ограждение.

Рано утром они присоединились к ученикам, собиравшимся у здания Tele Мах,чтобы выразить поддержку Духовному Учителю. Ббльшую часть дня они простояли под проливным дождем: одежду пришлось снять, чтобы выжать, а поскольку надевать мокрые тряпки было противно, они так и стояли полуголые на тротуаре: Люси была в тергалевых брючках, Бартелеми —в коротких джинсовых шортах. Большинство окружавших их людей были новыми кочевниками, так что их бесстыдство никого не возмутило. Промокшие до костей и голодные, они стояли в толпе перед ограждением, сдерживая напор людских тел. Так продолжалось до середины ДНЯ.

Накренившись, первое ограждение опрокинуло два остальных. Стражам порядка не удалось достаточно быстро закрыть брешь, толпа развернулась, как гигантская пружина, вытолкнув Люси и Бартелеми на пятачок между оцеплением спецназовцев и въездом на подземную стоянку. Они последовали примеру молодого блондина, который нес на руках бесчувственное тело, закутанное в плед: воспользовавшись остановившейся перед шлагбаумом машиной как прикрытием, они проникли внутрь, как только охранник отвлекся.

Они не пытались следовать за блондином в полумраке цокольного этажа. Бартелеми молча кивнул на камеры наблюдения, расположенные вдоль стены через каждые пять метров, и они спрятались за колонной, где ни одна камера их не доставала. Прижавшись друг к другу, они грелись, и вскоре ими овладело желание. Они занимались любовью сидя, обреченные на неподвижность и молчание. Время от времени до них доносился шум мотора, темноту прорезал свет фар. Тревожную тишину стоянки нарушал лишь звук тершихся друг о друга тел.

Люси сдерживала стоны, загнав наслаждение внутрь.

Люси растворялась в объятиях Бартелеми, уйдя так глубоко в космос своей души, что ей понадобилось какое-то время, чтобы унять яростно колотившееся сердце, восстановить дыхание и вернуть ясность мыслей.

Влажный воздух был пропитан парами бензина и разогретого моторного масла. В давке Люси потеряла майку, и Бартелеми предложил ей свою, выкрутив и разгладив на коленях. Она попыталась ее натянуть, содрогнулась от прикосновения мокрой ткани к коже и не стала одеваться. Последствия воскрешения постепенно проходили, и она постепенно становилась прежней Люси, той Люси, что всегда сомневалась, раздумывала, судила...

Бывали моменты, когда возвращались былые страхи и пристрастия. Она должна была любой ценой вернуть себе то восхитительное умиротворение, которое заливало ее душу все предыдущие недели, отпустить тормоза, отдаться настоящему, переживая тот потрясающий опыт, который предлагала ей космическая паутина.

Прежняя Люси боялась жить рядом с человеком —с юношей, —зарезавшим мать, сестру и отца. Космическое полотно жизни предлагало ей идти рука об руку с Бартелеми по пути искупления, но она опасалась, что ей не хватит сил, великодушия, сострадания. Прежняя Люси думала, что, возможно, ее долг заключается в том, чтобы выдать Бартелеми полиции, навсегда лишив его возможности вредить себе и окружающим. Но мир менялся, люди покидали свои дома, бросали нажитое добро, отказывались от привычек, прежние ценности растворялись в потоках дождя, перед человечеством открывалась дверь в мир всех возможностей, в мир настоящего.

Бартелеми ел теперь за четверых, лицо у него округлилось, иногда —очень редко —он смеялся, как мальчишка, и проявлял к ней такую невероятную нежность, какой она не видела ни от одного из прежних любовников, хоть они и не были убийцами.

Люси старалась не слушать себя прежнюю, пыталась видеть Бартелеми таким, каким он стал, но прежние мысли возвращались и терзали ей мозг, нашептывая, что он нарушил главную заповедь: "Не убий".

Ты больше не будешь убивать.

И все-таки она его любила —любила быть с ним, вдыхать его запах, прикасаться к его коже, чувствовать нежность рук, умелость языка, любила заниматься с ним любовью и чувствовать внутри себя его горячий сок...

—Черт, это что еще такое...

На стоянке внезапно погас весь свет. Шепот Бартелеми угас в тишине, которая из-за полной тьмы казалась почти материальной.

—Авария с электричеством, —сказал он через несколько секунд, —надо этим воспользоваться и смыться отсюда.

—А если автоматическую дверь заклинило?

—Наверняка можно пройти через здание...

—В таком-то виде? Они вышибут нас под зад коленом!

—А нам того и надо.

Люси хихикнула: ну, если так посмотреть...

—Я все-таки оденусь. На всякий случай.

Она натянула брюки и майку, вздрогнув от омерзения, —одежда так и не просохла. Бартелеми взял ее за руку и потянул за собой во мрак парковки. Они почти ничего не видели перед собой: колонны, стены, капоты машин возникали из темноты как серые застывшие призраки.

Они шли на свет фонаря в конце прохода, вокруг что-то шуршало, скрипело, скрежетало и щелкало, в бетонном чреве парковки булькало и воняло.

Люси всегда была чистюлей, но сейчас ей даже нравилось ощущать на коже сперму Бартелеми —это напоминало острое наслаждение, которое она недавно испытала.

В слабом свете настенного фонаря они увидели перед собой стальную дверь на шарнирах —скорее всего, запасный выход. Открыв ее, они попали в полутемный коридор, который вывел их к лестнице. На площадке обнаружилась вторая дверь, но без ручки —очевидно, с этой стороны ее никогда не открывали. Бартелеми присел на корточки, подсунул пальцы под дверь, потянул на себя, приоткрыл и вставил в щель ногу, чтобы не захлопнулась.

Они прошли через пустую темную комнату и оказались в следующей, где был свет, а вдоль стен стояли металлические шкафы. Одежда и обувь навалом лежали на полках: голубые рабочие комбинезоны, вечерние платья, расшитые блестками и пайетками, забавные шляпы... Все это явно лежало здесь очень давно, судя по слою пыли и нафталина. Они выбирали одежду, хихикая, как дети: Бартелеми надел куртку и брюки, Люси —строгое черное мини-платье. Боясь, что их застукают, они ничего не примеряли, так что ярко-голубые тенниски не слишком подходили к бутылочно-зеленым брюкам Бартелеми, но сейчас было не до элегантности. Пройдя через анфиладу комнат, они поднялись по винтовой лестнице и попали в широкий коридор, приведший их в темный холл, где перед большими телевизионными экранами толпились люди.

Никто не отреагировал на появление Люси и Бартелеми перед одним из экранов. Взгляды всех присутствующих были устремлены на Омера, метавшегося по площадке: его рыжие волосы дыбом стояли на черепе.

—Посмотри, —прошептал Бартелеми на ухо Люси, —это Ваи-Каи.

На экране появилось лицо Духовного Учителя. Контраст между его гармоничным спокойствием и нетерпеливым раздражением Омера был разительным.

—Черт, да когда же он заговорит, этот придурок?! —проворчал мужчина в тенниске, сидевший на складном стуле. —Он погубит передачу! Рекламодатели нас сожрут!

Люси передернуло от его тона. Как смеет эта сволочь так говорить о человеке, вернувшем ее из мира мертвых, открывшем для нее дверь дома всех законов, позволившем приобщиться к величию мира двойной змеи! Она едва сдержалась, чтобы не выплеснуть свой гнев в лицо мужчинам и женщинам, для которых важно было одно —доход, прибыль, этим храмовым телеменялам, подсевшим на иглу телерейтинга.

—Так-так-так, —проверещал явно растерявшийся Омер. —Поскольку наш гость выбрал стратегию молчания —и это его право! —я передаю слово Мишель Аблер, психоаналитику, известному специалисту по психокодированию.

Объясните же нам, мадам, как можно объяснить чудеса, являющиеся фирменным знаком Христа из Обрака?

Лицо психиатрини, обрамленное короткими черными, с проседью, волосами, со ртом, похожим на шрам (или на нож гильотины), было суровым и высокомерным.