Насмерть

— Стоп! — хлопнул могучей лапой по столу генерал-армеец. — А кто вообще дал им право отдавать приказы военным? Они ж, мать их, шпаки гражданские!

— Приказ отдал генерал-лейтенант ракетных войск Ходаков.

Армеец скривился, словно от зубной боли. Валерий Степанович Ходаков. Только этого не хватало! Вот уж кто совершенно непонятно что делал в армии. С таким складом характера детским садом руководить нужно, а не генеральские погоны носить. Неплохой в общем-то, мягкий человек, но как офицер — полный ноль, слишком нерешительный и поддающийся влиянию. Не будь у Ходакова столь могущественного папы, а чуть позже — не менее могущественного тестя, так и завис бы он на уровне капитана-майора и тихо спился бы в каком-нибудь медвежьем углу, куда его, как совершенно неперспективного, наверняка загнали бы. Но — судьба играет человеком…

В самом начале войны Ходаков просто струсил и, объявив, что тяжело болен, сложил с себя все полномочия и передал их своим заместителям. А тут, видишь ты, выздоровел.

— Так, а почему данный вопрос не обсудили с нами? — вкрадчивым, будто у Чеширского кота, голосом интересуется начальник контрразведки.

— А вы все временно отстранены решением думы, вам, скорее всего, вот-вот об этом сообщат, — Зарубин, наконец, отдышался и говорил почти спокойно.

В этот самый момент в углу стола затрезвонил белый телефон без кнопок и наборного диска — «вертушка». [3]Стоявший ближе всех генерал МЧС поднял трубку и представился, а потом, просто некоторое время молча послушав, опустил трубку на рычаг и все так же молча кивнул. Всем все стало понятно и без слов.

— Вот оно, значит, как? — все тем же тоном что-то задумавшего Чеширского кота тянет контрразведчик. — Однако что-то увлеклись наши «сенаторы». Вадим Евгеньевич, твои как, готовы?

— Мои? — переспросил армейский генерал-лейтенант. — Давно «на казарме» в трехминутной готовности сидят, приказа ждут.

— Отлично. А у вас, Дмитрий Борисович, как? Готовы?

Стоявший до того молча подполковник «Альфы» коротко кивнул.

— Готовы.

— Значит, товарищи офицеры, поднимайте свой личный состав. Хватит, заигрались наши либералы.

— Это что же, — удивленно огляделся по сторонам Воронин, — государственный переворот?

— Нет, Станислав Сергеевич, — резко и жестко ответил фээсбэшник, — это отстранение от власти толпы баранов, которые собрались не только сдохнуть сами, но и всех остальных за собой утянуть. Или у вас есть желание отдать концы за их амбиции?

Ничего подобного Воронин, разумеется, не испытывал.

— Так, — контрразведчик снова обернулся к армейскому генерал-лейтенанту, — работаем по второму варианту. Никаких танков на улицах, никаких толп революционных матросов, лезущих на ворота Зимнего. Все сделаем тихо.

— А получится? — тот смотрит с сомнением. — Все ж таки не двоих-троих человек «из обращения изымать» придется. Скорее — полторы-две сотни, да плюс семьи. Как люди-то отреагируют?

— Да бросьте вы! — отмахивается «пиджачный» из ФСБ. — Кто вообще фамилии и лица этих балаболов помнит? Кому они интересны? Главное — сработать быстро и избежать огласки. А потом, если сможем хоть дела наладить, то никому и не интересно будет, кто именно там наверху заседает…

На столе снова затрезвонил телефон, на этот раз обычный. Теперь на звонок ответил Воронин.

— Из штаба военного округа звонили, — сообщил он, повесив трубку. — Ходаков застрелился. Отдал приказ, принял доклад об исполнении, вышел в соседнюю комнату и… Из табельного…

— М-да, — после небольшой паузы протянул армейский генерал. — А я уж было решил, что совсем Ходаков скурвился… Это чем же они его так прижали-то?

Контрразведчик был настроен куда циничнее:

— Что ж, ребятам моим работы меньше. И, кстати, толковая мысль! Самым дубоголовым и упертым, кто не поймет, что лучше помалкивать в тряпочку и жить, можно такие же «муки совести» устроить. Как, Дмитрий Борисович, справятся ваши парни?

Подполковник из «Альфы» снова молча кивнул. Такие, как он, вообще обычно отличаются редкостным немногословием. Им ни к чему сотрясать воздух словесами, за них все скажут дела.

— Ну, значит, вопрос решенный, — кивнул начальник ФСБ. — Действуйте, товарищи офицеры. Да, Станислав Сергеевич, у нас к вам серьезное предложение. Новому правительству нужен руководитель. Если на эту должность встанет кто-то из нас, то все станет слишком похоже на какую-нибудь чилийскую хунту. А вы — человек гражданский, политик. Мы к вам с самого начала присматриваемся, толк из вас выйдет, а уж мы все в меру сил поможем.

От воспоминаний Воронина отвлек мелодичный сигнал интеркома.

«М-да, старею, — мелькнула в голове грустная мыслишка. — Стыдоба! Замечтался, словно пенсионер на лавочке».

— Слушаю, Валентина Ивановна, — ответил он, нажав помаргивающую зеленым ободком вызова кнопку.

— Станислав Сергеевич, здесь Зарубин.

— Скажи, пусть проходит.

В открывшуюся дверь чуть ли не боком протиснулся и тяжелой походкой пожилого носорога направился к столу министр обороны Югороссийской Республики генерал армии Зарубин.

«И, похоже, не один я старею, — снова подумал Воронин, глядя на глыбоподобную фигуру старого товарища, которого помнил еще крепким, гибким и жилистым курсантом Рязанского воздушно-десантного училища. — Видно, скоро пора будет нас в утиль списывать. Хотя прямо сейчас еще рановато. Повоюем».

— Господин Президент, — начал, встав во фрунт, докладывать вошедший.

— Слушай, Исаев, ну хоть ты-то не подкалывай!!!

Этот анекдот про встретившихся в коридоре Рейхсканцелярии в самом конце войны Гитлера и Штирлица оба знали еще с курсантских времен. Зарубин, прерванный на полуслове, сначала озадаченно хрюкнул, потом широко улыбнулся и, отодвинув от стола одно из кресел, с видимым удовольствием в него плюхнулся.

— Ну, если «без чинов», так я присяду, пожалуй. А то с самого утра на ногах. Умаялся уже.

— Как там вообще обстановка, Алексеич?

— Тебе как, о самых последних событиях или в общем? — вид у только что блаженно развалившегося в кресле Зарубина враз стал собранным и деловитым.

— Давай-ка в целом, краткой выжимкой. А то в последнее время столько всего навалилось — голова кругом.

— И не говори, Сергеич, — сочувственно закивал головой генерал. — У самого — ничуть не лучше. Стареем, наверное…

Воронин коротко хохотнул и пояснил удивленно поглядевшему на него другу:

— Буквально за секунду до того, как ты вошел, о том же самом думал. Видно — не ошибся.

— Ничего, старые кони борозды пока не портят, — махнул рукой генерал. — Так, ладно, значит, по порядку: туркам удалось-таки остановить наше наступление, и бои перешли в стадию позиционных. На данный момент линия фронта проходит по рубежам Батуми — Ахалкалаки — Гюмри — Раздан — Мартуни — Истису — Агдам — Кюрдамир — Гобустан.

Президент Югороссии вполоборота развернулся к крупномасштабной карте на стене и, близоруко прищурившись, надел очки.

— Значит, в Грузии мы стоим уже почти по линии старой, довоенной еще границы?

— Так и есть, — согласно качнул бритой наголо головой Зарубин. — И в Азербайджане почти половину территории под себя подмяли. Баку и Сумгаит заняли с моря. Морпехи сработали — хоть в учебник их действия заноси! Сложнее всего в Армении: местного, коренного населения, считай, и не осталось, давно всех повырезали. Там сейчас одни турки, те, что с зараженных территорий переселенные. Уходить им некуда, дерутся, как сумасшедшие. Не то что каждый дом, каждый камень в крепость превращают. Очень серьезный противник.

— Кстати, с Тбилиси что?

— Пока в плотном кольце. Работаем артиллерией. Генштаб считает, что пока вводить в город мотопехоту еще слишком рано. Рискуем заполучить еще один Грозный. Помнишь первую кампанию?

— Такое забудешь, пожалуй! — передернул плечами Воронин. — Ну, значит, правильно. Снарядов много. Уж лучше их расходовать, чем людей. А почему только артиллерия? С авиацией что?