Пресыщение

– Здесь такое не пройдет, – сказал Уилл, краем глаза заметивший, что Нина теперь беседовала с Йореном, его боссом. Разумеется, в следующую минуту тот приблизился к их столику.

– Уильям, – сказал он, – ты не хотел бы представить мне свою знакомую?

– Конечно. Это мисс Амброзия де Бофор Хаскелл, журналист, только что вернулась из очень интересной поездки, знакомилась с растущими рынками на территории бывшего Советского Союза. Мы как раз говорили об условиях для бизнеса в этом регионе, – объяснил Уилл, крепко придерживая журнал, чтобы Мин не вздумала показать его боссу. – Амброзия, – продолжал он, – это Йорен Торстед, я бы сказал, легендарный Йорен Торстед, о котором ты, без сомнения, слышала. – Делая последнее замечание, он пнул ее под столом.

– О! Да, конечно, – сказала Мин. – Само собой. Здравствуйте.

– И какие выводы вы делаете из информации мисс Хаскелл? – спросил Йорен.

– Инфраструктура, конечно, там сильно подорвана, – отвечал Уилл. – И это создает дополнительные сложности для русских в разворачивании бизнеса.

Йорен улыбнулся и потрепал Уилла по плечу.

– Вы далеко пойдете, мистер Гаджет. Приятного уикенда, рад буду встретиться с вами в понедельник утром. Мисс Хаскелл. – И он оставил их в покое.

– Эта неделя показалась такой длинной, – сказал Уилл. – Мин, давай пойдем и напьемся.

Они действительно очень много выпили в тот вечер и оказались в ночном баре в Кэмдене возле закусочной, где плохим вином запивали густо приправленный чесноком кебаб и танцевали под греческую музыку. Когда их наконец выставили за дверь, они доплелись до квартиры Уильяма и забылись столь глубоким сном, что не слышали звонка в дверь: товарищ Уилла захлопнул ее снаружи, так что ему пришлось провести ночь за порогом. Наутро ни Мин, ни Уилл не осмелились спросить друг друга, целовались они вчера или нет, решив, что проще предположить, что не целовались, а значит, и не стоит придавать этому значения.

После публикации первых фотографий на работы Мин появился спрос, так что большую часть года она проводила за границей. Она колесила по свету и фотографировала, особенно женщин и детей, обычно живущих в нищете и убожестве на фоне самых прекрасных достопримечательностей мира. Секрет успеха ее работ был в их естественности, люди не позировали ей и везде принимали ее за свою, будь то индейцы навахо или кто-либо еще. Как только Мин оказывалась в Лондоне, она сразу же направлялась к Уиллу и проводила время с ним, пока не подворачивалась новая работа. Она стремилась произвести на него впечатление, показывая, в каких условиях живут люди в разных уголках мира по сравнению с его расточительным образом жизни, а Уилл в свою очередь пытался развить в ней деловую хватку, чтобы она смогла все же заработать хоть какие-то деньги. Хотя ни тот ни другой не преуспели в своих начинаниях, оба проявляли завидную настойчивость.

Уилл работал как вол, день за днем, у него были кратковременные связи с красивыми, умными деловыми и высокообразованными женщинами, которые всегда заканчивались ничем из-за стремления обеих сторон продолжать карьеру. Если бы один из них, Мин или Уилл, наконец встретил настоящую любовь, второй, безусловно, был бы весьма расстроен, хотя они упорно продолжали считать себя только друзьями. Отсутствие в их отношениях физической близости, которой оба предусмотрительно избегали, позволяло им поддерживать иллюзию, что они не так уж глубоко привязаны друг к другу. Всем прочим вокруг было совершенно ясно, что они – влюбленная пара. И только сами участники дуэта не подозревали об этом.

Глава четвертая

Глубокой ночью все гости покинули квартиру в Ноттинг-Хилле, последней ушла случайная знакомая Уилла после его вежливого, но твердого отказа от ее благосклонного предложения. Уилл сидел на своем диване и тупо допивал остатки алкоголя из всех банок и бутылок. Когда с уже открытыми емкостями было покончено, он отправился в кухню, нашел там какой-то замысловатый коктейль и вернулся с ним на диван. Выкурив все сигареты, он попытался зажечь окурки из пепельницы, да только опалил бровь и надышался всякой гадости.

Тело неумолимо требовало сна, нов головеклубились мысли,которые он отчаянно старался привести в порядок. Парижская поездка добавила затруднений в дело, над которым онработал. Изначально предполагалось, что цель будет достигнута, и потому у них с собой были все необходимые документы. Когда на совещании в самый последний момент Перси передал их ему. Уилла поразило, что со стороны «Поллинджера» достаточно было лишь одной подписи, и подписать бумаги должен был именно он, Уильям Гаджет.

Со дня, когда Перси стал курировать дело, он безоговорочно давал понять, что сам за него отвечает, не допуская никаких возражений. Тогда почему подписывать бумаги должен Уилл, а не Перси? Но вышло так, что дело не выгорело, а потом неожиданное вторжение Кристофа лишило их возможности хотя бы о чем-то договориться. Однако Уилл понимал, что теперь ему не отделаться, это лишь вопрос времени.

Когда поезд «Евростар», на котором они возвращались из Парижа, остановился перед Ла-Маншем для обычной проверки, не прицепились ли какие-нибудь отчаявшиеся иммигранты под вагонами, Уилл решился на разговор с шефом.

– Пирс, – обратился он.

– Для вас – Перси, – огрызнулся его неприветливый босс.

– Я только хочу знать… – осторожно продолжал Уилл. – Наверняка есть веская причина, которую уж вы-то можете объяснить мне, и все же я никак не могу взять в толк, почему я – единственный, кто должен подписывать документы со стороны «Поллинджера»?

– Гаджет, – ответил Перси, – есть в самом деле веская причина, и это ваша премия. Если вы хотите ее получить, вы подписываете, если нет – вы ничего не получите.

Уилл чуть не поперхнулся. Рассчитывая на этот контракт, он ожидал получить миллионную премию и потому в последнее время тратил деньги не раздумывая. Без этой премии его благосостояние теперь могло оказаться под угрозой.

– Хватит праздных вопросов, мне надо немного поспать, – с этими словами Перси вооружился смешной надувной подушечкой, надел на глаза темные очки и вскоре захрапел.

Мало этой странной истории с подписью, так еще и последний разговор Уильяма с его тогдашним боссом Йореном подобно видеоролику без конца прокручивался в его голове. Перед той аварией босс вызвал Уилла к себе в кабинет.

– Мистер Гаджет, – сказал швед, стоя спиной к Уильяму перед окном, из которого открывался вид на мутную Темзу и индустриальный пейзаж.

– Да, Йорен, – ответил Уильям с опасением, что ему сейчас предложат уволиться.

– Уильям Гаджет, – продолжал Йорен не оборачиваясь. – Мы проработали с вами много лет.

– Да, – отозвался Уильям.

– Я всегда уважал вас за способности и ум. Я считаю вас человеком слова, скромным и честным.

«Черт, – подумал Уилл, – точно – меня увольняют».

– Надеюсь, вы примете это решение независимо от моего отношения к вам лично. – Уилл опустился в кресло. – Вам предстоит оставить работу, которую вы выполняли под моим руководством до сих пор. Я хочу, чтобы с завтрашнего дня вы занялись предполагаемым слиянием «Дека» и «Эльбатропа».

– Но… – все, что успел сказать Уилл. Йорен повернулся и взглянул на него своими ярко-голубыми скандинавскими глазами.

– До свидания, мистер Гаджет, – сказал швед, официально протягивая руку. – А теперь отправляйтесь домой. Увидимся после выходных.

Когда Уилл пожимал ему руку, он почувствовал, как клочок бумаги выскользнул из рукава босса. Он поймал его взгляд и понял все без слов.

Дома он развернул смятую бумажку. Ее содержание было таково:

Уильям, прости меня, но чем меньшеты знаешь, тем лучше. Потому я не ввожу тебя в курс дела. Ты должен прервать связи с этими компаниями, как это должен будет сделать любой после тебя. Продай все акции, какие у тебя есть, или те, которые тебе предложат. Все вскоре прояснится.

С уважением,