Маэстро, ваш выход!

– Понимаете, все уж как-то выглядит просто. Водитель убивает своего шефа. А причина? Какой у Ищенко мотив для убийства? Розовский ему хорошо платил. Ведь кроме водилы, Ищенко выполнял при нем еще роль и личного охранника. Получал три тысячи долларов. Чего ради ему вдруг идти на убийство? Не вяжется это как-то с корыстью. А других мотивов нет.

– А улика? – сдержанно возразил полковник. Туманов был отличным опером, а стало быть, знает, чего говорит. Поэтому Васильков не настаивал, не давил. Скорее, советовал. А вот пригодится ли его совет и прислушается ли к нему молодой сыщик, это уже другое дело. И возражение полковника было веским.

– Вы же сами обнаружили в его постели под одеялом автомат, – сказал он.

– Вот, – Федор заерзал на стуле так, что тот жалобно заскрипел. Васильков опустил глаза, посмотрел на стул, но ничего не сказал Туманову. Зато сказал Федор:

– Эта улика, товарищ полковник, как раз и не дает мне покоя. Ну, какой нормальный человек после убийства будет держать у себя оружие, которым это убийство совершено. Самое лучшее избавиться от него и поскорее.

– Постой, Федор Николаич, – остановил Васильков майора Туманова взмахом руки. – Но ведь ты сам говорил, что в момент задержания, водитель был сильно пьян? Вот тебе и объяснение, к тому же простое. Совершил убийство. Переволновался. Напился. Лег в постель и автомат положил, на случай если оперативники придут его задерживать. Знаешь, ты благодари Бога, что в момент задержания он не положил вас всех там из этой штуковины.

Но Федору это предостережение показалось не убедительным.

– Да какое там, – махнул рукой Туманов. – В момент задержания он спал беспробудным сном, как младенец. Мы вообще едва разбудили его.

– Погоди, погоди, – положил Васильков тяжелую ладонь на стол. – Его отпечатки пальцев на автомате имеются?

Федор вздохнул.

– Имеются, – сказал он Василькову, заметив, как у того прямо расцвело лицо.

– Вот видишь. Имеются. Так чего ж тебе еще надо? А то, что он не сознается, так это понятно. Кому охота за решетку. Протрезвел, понял, что влип, вот и старается увильнуть. Алиби у него есть?

Туманов отрицательно покачал головой.

– Нету.

– Тем более, – Васильков прищурился, посмотрел на майора с хитринкой. – И вообще, Федор Николаич, мне не понятно, чего ты так о нем заботишься?

– Да не забочусь я, товарищ полковник. Просто хочу справедливости, – возразил Федор. А полковник пристально глянул ему в глаза, строго спросив:

– А я, по-твоему, не хочу?

Федор промолчал, и полковник продолжил:

– Только извини, брат, чутье мне подсказывает, что этот водитель не из простачков. Он ведь не ожидал, что вы так скоро его разыщите, даже алиби себе не придумал. Послушай, майор, моего дружеского совета. Я думаю, вам особенно с этим тянуть не стоит. Тут же все очевидно, как божий день. Ну не хочет этот Ищенко сознаваться, и не надо. В общем, Федор, не тяни. Если тебе все понятно, то – свободен, – сказал Васильков и сделал вид, будто занят текущими делами, уткнулся в бумаги.

От начальника майор Туманов вернулся без настроения.

Ваняшин с Греком сидели в кабинете, ели бутерброды с колбасой, запивая их пивом. Увидев, что у майора кислый вид, Грек услужливо откупорил третью бутылку пива, подвинул ее Федору и, прожевав бутерброд, сказал:

– На-ка, Николаич, хлебни пивка для настроения.

Федор сел на свой стул и сделав пару глотков из бутылки, спросил:

– Ищенко допрашивали?

– Так точно, – в шутливой форме отчеканил Грек. – Только что. Вот здесь, в этом кабинете.

Лица у оперативников были безрадостные, даже усталые. Майор посмотрел на обоих своих помощников и спросил:

– И что?

Грек загнал себе в рот здоровенный кусок колбасы и не успел прожевать, поэтому отвечать пришлось Ваняшину.

– А ничего, Федор Николаич. Он божится, что к убийству своего шефа не имеет отношения. Как автомат попал к нему в постель, не знает.

Туманов вздохнул, вспоминая разговор с Васильковым. А Ваняшин сказал:

– Николаич, возьми бутербродик с колбаской. А то пока мы разговариваем, Грек всю колбасу сожрет. Вон как приналег. Челюсти работают, как жернова.

Усатый капитан вытер ладонью сальные губы.

– Тебе, Лешка, хорошо возле родителей. Мама с папой тебя накормят. Николаича его Дарья побалует деликатесами. А кто мне чего подаст. Питаюсь от случая к случаю. Да потом, в кругу друзей, она знаешь, как в рот идет, – засмеялся Грек, нахваливая принесенную Ваняшиным колбаску.

Видя, что аппетит у капитана разгорается, Ваняшин взял пару бутербродов, положил их перед Федором Тумановым, но Федор отказался и один из бутербродов тут же очутился в руках у Грека.

– Не хочешь, Николаич? – блестя своими черными глазенками, спросил Грек, быстро отправив добрую его часть себе в рот.

Федор махнул рукой.

– Ешь. Я не хочу. В рот ничего не идет, – несколько задумчиво произнес он.

Ваняшин глянул на нахального Грека и осуждающе покачал головой.

– А вот Сан Санычу все идет в рот. Особенно, если в нахаляву. Да, Сан Саныч?

Грек, соглашаясь, кивнул, тут же прикончив бутерброд. Но ко второму не прикоснулся. Рука не поднялась, хотя Федор подвинул его ему.

– Не буду, Федор Николаич, – надувшись, проговорил Грек. – Я знаю, что ты добрый человек, не то, что этот Ваняшин. Жмот.

– Слушайте, хватит вам базар устраивать. Лучше давайте, решим, как нам быть, – предложил Федор, глянув на Грека с Ваняшиным.

Грек к предложению майора отнесся вяло, погладив сытый живот, он икнул, и сказал, не теряя самодовольства:

– А чего тут голову ломать? Ищенко мы задержали. Пока он единственный, главный подозреваемый.

– Но он не сознается, – дополнил Ваняшин. Усатый капитан хмыкнул, глянул на приятеля Леху, как на неразумного мальчугана и веско сказал:

– Ничего. Недельку в одиночке проторчит и сознается. Это он герой, пока еще от свободы не отошел. А как поймет, что деваться ему некуда, сразу признается в совершенном грехе. Еще парочку и чужих себе прихватит, – Грек заискивающе глянул на Федора. Но лицо майора сделалось суровым.

– Знаешь, Грек, нам не надо, чтобы он чужие грехи на себя взваливал. Пусть отвечает за свое, – строго заметил Туманов. – С него и так будет достаточно.

Услышав замечание майора, Грек сразу пошел на попятную.

– Да это я так, Николаич. К слову. Что ж я не понимаю, каково это расплачиваться за чужие грехи, – проговорил капитан, скосив глаза на оставшийся бутерброд с копченой колбасой, лежащий посередине газеты. Сейчас Грек напоминал лисицу из знаменитой басни Крылова. Только тут исход оказался совсем другим. Не утерпев, Сан Саныч быстро схватил бутерброд и целиком засунул его себе в рот. Наскоро расправившись с ним, Грек стянул со стола газету, скомкал и после того, как швырнул ее в урну, сказал:

– Ладно. Чего там.

Туманов с Ваняшиным переглянулись и засмеялись, видя с какой решительностью Сан Саныч Грек готов взяться за дела. С утра они с Ваняшиным ездили на окраину Москвы в район, застроенный частными коттеджами. Хотя называть эти дворцы коттеджами, язык не поворачивался. Точнее было бы именовать их поместьями. И глядя на окружавшую роскошь, не трудно было догадаться, что люди здесь обосновались сверхбогатые.

Получив от Туманова задание, провести оперативное наблюдение за домом убитого Розовского и его вдовой, опера выехали туда и мозоля глаза местным обитателям, почти целый день прослонялись там. На многое не рассчитывали, но кое-что все-таки выяснить удалось.

Перелезть через забор, окружавший дом Розовских, предложил Грек.

– Майор нам дал задание посмотреть тут… – настойчиво убеждал Грек приятеля Леху, видя, что тот колеблется. – Нерешительный ты, какой-то, Лешка.

– Так ведь это противозаконно, – парировал Ваняшин нападки Грека, впрочем, без особого успеха. Обойдя забор вокруг, они нашли место, где можно было пролезть внутрь территории. Хотя лаз этот получился опять стараниями все того же Грека. Тот не поленился заползти в густые кусты, где и обнаружил, что рифленый лист металла, из которого был сделан забор, в самом низу не прибит, и если поднатужиться и отжать край, то там можно пролезть. Скорее всего, строители, огораживающие территорию, оказались халтурщиками и поленились лишний раз наклоняться, потому нижний угол металла и оказался не прибитым. Но для оперов их халтура оказалась важной находкой.