Ищейки в Риге

Спасательный плот с двумя трупами быстро остался далеко позади катера. Якобсон взял курс на восток, и через два часа они вошли в порт города Брантевик. Якобсон получил пять тысяч, сел в свой «вольво» и укатил домой в Сварте. Хольмгрен запер рулевую рубку и накрыл брезентом грузовой люк. В гавани никого не было, и он медленно, не торопясь, проверил все тросы. Затем взял сумку с деньгами и подошел к старенькому «форду», который завелся с неохотой.

За рулем Хольмгрен обычно уносился мыслями к Порту-Санту. Но сейчас перед глазами стоял красный спасательный плот, покачивающийся на волнах. Хольмгрен прикинул, где тот может пристать к берегу. Течение неустойчиво, его направление постоянно меняется. Ветер порывистый, переменных направлений. Значит, плот может унести практически куда угодно вдоль побережья. Но все же скорее всего его прибьет к берегу в районе Истада. Если только его не заметит команда или пассажиры какого-нибудь парома, идущего в Польшу. Но точно Хольмгрен не знал, оставалось лишь гадать.

Когда он въехал в Истад, уже начало смеркаться. На углу у гостиницы «Континенталь» он остановился на красный свет светофора.

Двое мужчин в костюмах и галстуках, думал он, и вдруг на спасательном плоту? Что-то тут не так. Что-то, что он видел, но не мог сформулировать. Только когда зажегся зеленый свет, его осенило. Эти люди попали на плот не в результате кораблекрушения. Они умерли до того, как оказались там. Доказательств у Хольмгрена не было, и он едва ли смог бы аргументировать свое предположение. Но он твердо знал: этих двоих уложили на плот уже мертвыми.

Он сразу поверил в эту внезапную мысль. Свернув направо, он остановился неподалеку от площади у телефонной будки напротив книжного магазина. На секунду задумался, что следует сказать. Затем набрал 90000 и спросил полицию. Когда ему ответили, он заметил сквозь грязное стекло будки, что снова пошел снег.

Дело было 12 февраля 1991 года.

2

Старший комиссар криминальной полиции Курт Валландер сидел у себя в кабинете в Управлении полиции Истада и зевал. В конце концов он зевнул так широко, что защемил себе челюсть. Боль была адская. Чтобы высвободить челюсть, он стал постукивать согнутым пальцем правой руки по нижней части подбородка. В это время к нему в кабинет зашел Мартинссон, один из самых молодых полицейских города, и озадаченно остановился в дверях. Курт Валландер продолжал потирать челюсть, пока боль не утихла. Мартинссон повернулся, решив зайти попозже.

— Входи! — окликнул его Валландер. — Тебе не случалось зевнуть так широко, что защемляло челюсть?

Мартинссон покачал головой:

— Нет. Признаться, я не понял, что с тобой.

— Ну, теперь-то понял? Что тебе?

Мартинссон сел на стул и нахмурился. В руках он держал блокнот.

— Несколько минут назад к нам поступил странный телефонный звонок, — начал он. — Я подумал, что мне следует доложить тебе.

— Но ведь к нам каждый день поступают странные телефонные звонки, — удивленно заметил Валландер.

— Я не знаю, верить ему или нет, — продолжил Мартинссон. — Звонили из телефона-автомата. Какой-то мужчина утверждал, будто к нашему берегу скоро прибьет спасательный плот с двумя мертвыми телами. Он не сообщил ни своего имени, ни кто такие эти мертвецы, ни почему они мертвы. И положил трубку.

Валландер с удивлением взглянул на него:

— Это все? Кто принимал звонок?

— Я, — ответил Мартинссон. — Мужчина сказал именно то, что я доложил. И говорил он весьма убедительно.

— Убедительно?

— Со временем вырабатывается определенный навык, — смутился Мартинссон. — Иногда можно сразу понять, что это вранье. Но звонивший говорил очень уверенно.

— Два трупа на спасательном плоту? Который должно прибить к берегу где-то здесь?

Мартинссон кивнул.

Валландер сдержался, чтобы не зевнуть еще раз, и откинулся на спинку стула.

— Мы получали сведения о каких-то авариях на море? — спросил он.

— Нет, — ответил Мартинссон.

— Передай это в другие полицейские округа вдоль побережья, — сказал Валландер. — Поговори с морской спасательной службой. Но мы не можем возбуждать дело на основании анонимного звонка. Посмотрим, что будет дальше.

Мартинссон кивнул и встал со стула.

— Согласен, — сказал он. — Посмотрим.

— Кажется, ночью будет черт-те что. — Валландер кивнул в сторону окна. — Начинается снежная буря.

— Я бы все-таки заехал сейчас домой, — ответил Мартинссон и взглянул на часы. — Несмотря на бурю.

Мартинссон вышел, и Валландер потянулся на стуле. Он чувствовал, что очень устал. Две ночи подряд ему приходилось вставать с постели и ехать по неотложным делам. Сначала он выслеживал подозреваемого в изнасиловании, который прятался в заброшенном летнем домике в Сандскугене. Поскольку преступник находился в сильном наркотическом опьянении и предположительно мог быть вооружен, полиции пришлось караулить его до пяти утра. После чего тот добровольно сдался. На следующую ночь Валландера разбудили в связи с убийством, произошедшим в центральной части города. Празднование дня рождения закончилось тем, что новорожденный, сорокалетний мужчина, получил удар в висок большим ножом для разделки жаркого.

Валландер встал со стула и надел куртку. Теперь надо поспать. А насчет снежной бури пусть у других голова болит. Выйдя из управления полиции, ему пришлось пригнуться от порыва встречного ветра. Он отпер дверь своего «пежо» и забрался в машину. Снег замел окна, и комиссару показалось, будто он очутился в теплой уютной комнате. Он завел мотор, поставил кассету с музыкой и закрыл глаза.

И сразу подумал о Рюдберге. Не прошло еще и месяца с тех пор, как его коллега и близкий друг скончался от рака — Валландер узнал о его болезни год назад, когда они вместе ломали голову над жестоким убийством двух стариков в Ленарпе. В последние месяцы жизни, когда всем, в том числе и самому Рюдбергу, стало ясно, что скорая смерть неизбежна, Валландер все пытался представить себе, как придет в полицию и узнает, что Рюдберга больше нет. Как он будет справляться с делами без совета старого, опытного и рассудительного Рюдберга? Он понимал, что еще рано искать ответы на эти вопросы. Ему еще не приходилось расследовать трудные преступления, с тех пор как Рюдберг ушел по болезни на пенсию и вскоре умер. Но боль и тоска не покидали Валландера.

Он включил дворники и поехал домой. Город опустел, словно люди приготовились держать осаду против наступающей бури. Комиссар остановился на заправке и купил вечернюю газету. Затем припарковал машину на Мариягатан, улице, где он жил, и поднялся к себе в квартиру. Он собирался принять ванну и приготовить ужин. А прежде чем лечь спать, позвонить отцу, который жил в маленьком домике неподалеку от местечка Лёдеруп. С тех пор как год назад отец в состоянии сильного помутнения рассудка ушел из дома в одной пижаме, Курт Валландер взял за правило звонить ему каждый день. Он считал, что делает это скорее для самого себя, чем для отца. Ведь его постоянно мучила совесть из-за того, что он редко навещает старика. После того прошлогоднего случая пришлось найти для него помощницу по хозяйству. Это несколько подняло отцу настроение — а то порой оно делалось невыносимым. Но Валландер все равно угрызался, что уделяет ему слишком мало времени.

Он принял ванну, приготовил омлет, позвонил отцу и собрался лечь спать. Прежде чем опустить жалюзи на окне спальни, посмотрел на улицу. Порывистый ветер раскачивал одинокий уличный фонарь. Перед глазами кружились редкие снежинки. Термометр показывал минус три градуса. Может, буря ушла дальше на юг? Он опустил потрескивающие жалюзи и лег под одеяло. И вскоре уснул.

На следующий день он проснулся отдохнувшим и в четверть восьмого уже входил в свой кабинет. За исключением нескольких незначительных дорожно-транспортных происшествий, ночь прошла на удивление спокойно. Буря прекратилась, так и не успев начаться. Валландер отправился в столовую, кивнул двум усталым дорожным патрульным, склонившимся над чашками, и налил себе кофе в пластиковую кружку. Едва проснувшись, он решил посвятить этот день написанию нескольких рапортов, которые давно уже ждали своей очереди. Одно из дел касалось нанесения тяжких телесных повреждений, в котором были замешаны несколько поляков. Как всегда, один кивал на другого. И не было ни одного толкового свидетеля, который мог бы дать четкие показания. Но рапорт составить необходимо, хотя Валландер и понимал, что не сможет никого привлечь к ответственности за выбитую в порыве гнева челюсть пострадавшего.