Ведьмин клад

С того момента, как он поставил свою подпись на договоре, жизнь его раз и навсегда изменилась, и уже спустя год Егор вспоминал работу собкором как страшный сон. К слову, долг Померанцу он вернул уже в следующем месяце, и денег, оставшихся с аванса, еще хватило на то, чтобы снять скромную квартирку и купить обалденную оптику для работы. А потом все как‑то закрутилось. Наверное, Егору повезло, и он попал в струю, но теперь в его контрактах стояли суммы, намного большие той, самой первой, и известные журналы мира выстраивались в очередь, чтобы заполучить снимки от Грегори Ялаефф. Вот как!..

Приятные воспоминания спугнул громкий вопль Померанца и выстрелы.

– Твою ж мать! – заорал Макар, спрыгивая с лабаза и на ходу передергивая затвор винтовки.

Егор тоже передернул затвор, только у фотоаппарата, вслед за егерем спрыгнул на землю. Вовремя, кстати, спрыгнул: на полянку с отчаянным ревом вывалилась темная туша. Он нажал на спуск, «Никон» застрекотал, что тот пулемет, а Егор мысленно порадовался, что у него в руках всего лишь фотоаппарат, а не ружье. Потому что, будь у него ружье, он бы обязательно выстрелил в эту тушу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не медведем, а Померанцем. Вот уж точно говорят, что у страха глаза велики. Спутать худющего, точно жердь, Померанца с хозяином тайги можно было только с очень большого перепугу.

– Чего палишь?! – уже не таясь, во все горло, заорал Макар.

– Так медведь… – проблеял Померанец, дрожащими руками застегивая ремень на штанах.

– Хрен тебе теперь, а не медведь! – Егерь зло сплюнул себе под ноги.

– Я правду говорю! – Друг наконец справился с ремнем, схватил Егора за рукав куртки. – Я его ранил! Побежали, чего стоим?!

– Куда побежали?! Куда?! – взвыл Макар.

– Так за медведем! Он же раненый, далеко не уйдет!

– Так это медведь так орал? – усмехнулся Егор.

– Плохо, что ранил, – поостывший малость Макар уселся на землю.

– Почему плохо? – хором спросили Егор и Померанец.

– Потому что хуже раненого медведя в тайге зверя нет. Ему, небось, от боли и страха башку снесло. Все, конец охоте!

– Как это – конец охоте?! – Померанец, уже оправившийся после недавнего конфуза, встал в позу. – Ты что, Макар?! Я тебе такие бабки заплатил, чтобы ты нас день по лесу гонял, нашей кровушкой бесценной комаров поил, а потом сказал: «Конец охоте»?! Нет, любезный, так дела не делаются. Я тебе заплатил за медведя, а не за экскурсию по тайге. Давай, заряжай ружьишко и погнали!

– Ночью нельзя, – Макар, кажись, прочувствованной речью Померанца впечатлился и сбавил обороты. – Добирать зверя утром будем.

– Что?! Да он до утра уйдет!

– Если ранен, далеко не уйдет. Эх, опасное это дело. Для добора собаки нужны.

– А ты у нас на что? – Померанец похлопал егеря по плечу. – Ты ж у нас следопыт, профессионал! А знаешь что, а давай‑ка я тебе еще пятьсот баксов сверху накину, так сказать, вместо собак.

– Семьсот, – проворчал Макар.

– Ну не наглей же ты так! За такие бабки я себе готового медведя могу купить.

– Шестьсот долларов – и выходим на рассвете.

– По рукам!

«Вот тебе и погоня», – со смесью нетерпения и легкого сожаления подумал Егор. С нетерпением все было понятно – не будет никакого убийства из засады, а будет что‑то, хотя бы отдаленно похожее на честный бой. Медведь, хоть и подранен, но у него еще есть несколько часов форы, если проявит смекалку, то запросто может уйти от преследования. Не радовала только одна маленькая, но существенная деталь – проклятущий гнус, от которого широко разрекламированный крем «Тайга» спасал всего на пару часов.

* * *

Лежать, смотреть в небо и ни о чем не думать было хорошо. Настя бы и лежала, если бы опять не проснулся инстинкт самосохранения.

Она оказалась в лесной глуши совсем одна, без компаса, без запасов еды и питья, с пятью спичками и жалкими шерстяными лоскутками. Она совершенно не ориентируется в тайге и понятия не имеет, как далеко увел ее подземный ход от скита и в каком направлении следует искать людские поселения. А голос, тот, что вывел ее из подземелья, оказался галлюцинацией, потому что нету тут ни единой живой души. Вот такая получалась невеселая картина. Получалось, что она попала из огня да в полымя. Стопроцентная горожанка, в лесу она чувствовала себя совсем беспомощной.

Настя встала, осмотрела свою одежду. Телогрейка и джинсы выглядели ужасно: джинсы в грязи, рукав телогрейки порван. Ничего страшного, ей в этой одежде не на танцы идти. Главное, что вещи теплые, и если, не дай бог, придется ночевать в лесу, у нее есть шанс, во‑первых, не замерзнуть, потому что августовские ночи уже изрядно холодные, а во‑вторых, хоть как‑то защититься от мошкары. А еще хорошо, что она не выбросила шапку. Шапка тоже пригодится, надо только ее просушить.

Настя осмотрелась, подобрала с земли кедровую шишку, как могла, счистила с одежды комья налипшей грязи. На отломанную ветку повесила сушиться шапку, выложила перед собой содержимое торбы.

Да, вещей у нее маловато, весь скарб можно пересчитать по пальцам. Во‑первых, складной нож. Для защиты от диких зверей он, конечно, не годится, но для добычи пропитания сойдет. Во‑вторых, спички. Всего пять штук, каждая на вес золота. В‑третьих, лоскутки. Применения им Настя пока не придумала, но на всякий случай бережно свернула и сунула обратно в торбу. В‑четвертых, книга матушки Василисы. Честно говоря, Настя рассчитывала увидеть Библию, но перед ней лежала кожаная папка с тесемками. Внутри обнаружился самодельный картографический атлас. Если верить пожелтевшим страницам, выцветшим чернилам и проставленной на титульном листе дате, атлас был старый, тысяча девятьсот двадцать девятого года. Настя пожевала сорванную былинку, пролистнула шуршащие страницы с топографическими картами и написанными аккуратным бисерным почерком комментариями. Составителем атласа значился некто И.В. Мыкалов, профессор Томского политехнического института. Странно, зачем матушка Василиса хранила такую мирскую книгу?

При мысли о том, что матушки Василисы и остальных сестер, может быть, уже нет в живых, сердце больно сжалось, но Настя прогнала прочь дурные мысли, сунула папку обратно в торбу. Все, хватит рассиживаться, на часах уже половина двенадцатого. Надо двигаться вперед. Может быть, ей повезет, и она успеет засветло выйти к людям. А еще надо подумать, чем утолить голод, потому что пустой желудок уже давно жалобно подвывает.

Никакой особенный маршрут Настя не выбирала, пошла куда глаза глядят. Через час стало ясно, что голодная смерть ей не грозит. В эту пору в лесу было много ягод. Конечно, ягоды – пища не самая калорийная, зато вкусная и относительно безопасная. Были еще и грибы, их Настя есть не отваживалась, но собирала и складывала в сумку, на черный день.

Ближе к вечеру ей, можно сказать, повезло: возле старой замшелой коряги нашлась пустая консервная банка. С одной стороны, банка и сама по себе была ценной находкой, в ней можно было кипятить и хранить воду. А с другой, она свидетельствовала о том, что лес этот, хоть и дикий, но людьми все же посещаемый. Появилась робкая надежда, что до обитаемых мест не так и далеко.

Увы, надеждам этим не суждено было сбыться. Часы показывали уже половину девятого вечера, а Настя так и не встретила ни одной живой души. Ну разве что среди деревьев то тут, то там мелькала рыжая лисья шубка да слышалось тревожное тявканье. Лиса Насте попалась какая‑то смелая. Она особо и не таилась, вертелась все время поблизости, далеко не убегала. А может, это и не одна и та же лиса была. Может, это разные лисы. Кто ж их разберет… Было желание подманить лесную гостью, попытаться подружиться. Да только ж лиса – это тебе не собака и даже не кошка. Нужна ей какая‑то человеческая девчонка!

Ближе к ночи Настя вышла к лесному ручью, помылась, напилась и решила сделать привал тут же, неподалеку. Лежанку устроила под вывороченным с корнем старым кедром, между кедровыми лапами. Набросала свежих веток, соорудила что‑то вроде гнезда. Следующим в плане стояло разведение огня, и к процессу этому следовало подойти с максимальной ответственностью, особенно памятуя, что в коробке осталось всего пять спичек.