Страница 19 из 34
Когда я был школьником, мы с матерью жили в квартире так называемого «маневренного фонда» — наш дом пошел на капитальный ремонт. Жили почти год в квартире, где было более тридцати комнат (дети гоняли наперегонки по коридору на велосипедах); с соседями я так и не успел познакомиться, ибо едва ли не каждый день видел все новые лица. Зато запомнил, что свет в одном из туалетов (их было два, как некогда у буржуев) включался в нашей комнате. Увидев, что уборная освободилась, мама включала в ней свет, тогда как я уже стоял возле дверей туалета — это был вернейший способ в него попасть. Потом мы менялись с ней местами. В выражении «сходить» (в туалет) для меня сохранился тот смысл, который оно имело в те далекие годы: «сходить» значило еще и преодолеть какое-то расстояние. Сходить в магазин, например. Наверное, многим сегодняшним школьникам вообще будет непонятен вопрос кого-либо из родителей: «Ты уже сходил?» «Куда?» — последует ответ. В редких коммунальных квартирах (преимущественно с большим количеством комнат) было в советское время два туалета, но это не значит, что можно было выбирать любой «по вкусу» — соседи договаривались, кто какой уборной будет пользоваться, и это правило неукоснительно соблюдалось (иначе — коммунальная ссора, нередко с вызовом участкового милиционера или родственника, занимающегося боксом, а в перерывах между тренировками крепко выпивающего). В одном из туалетов можно было курить, в другом — категорически нет. Или один туалет считался «чистым», и в него ходили подросшие дети (выключатель был расположен ниже), а другой — «грязным»; в него, например, выливали то, что наделали за ночь кошки или собаки, или просто грязную воду. Малые дети (да и очень пожилые люди) по ночам в туалет не ходили — для этого был горшок, а если не было, то происходило что-то вроде следующей операции, описанной Эдуардом Лимоновым в автобиографическом романе «У нас была великая эпоха»: «Однажды ночью, встав писать, он вместо горшка, находившегося в дверной нише за занавеской, пописал в рядом стоящий отцовский сапог». С кем не бывало...
Иногда в уборных оставляли спички и даже лучины или свернутые в трубочку страницы из журналов, «Крокодила», например, или «Огонька» — тех, что побольше форматом и доступнее (они издавались миллионными тиражами, словно с расчетом на многоцелевое использование), — считалось, что дым устраняет неприятные запахи; до эпохи дезодорантов было еще далеко. Из печатных изданий упомяну еще календарь большого размера, который (один и тот же) висел в уборной годами, прикрывая выбоину или пятно, и «Блокнот агитатора», который никто никогда не читал, но многие выписывали (подписка на газеты и журналы была обязательной), а размеры страниц у этого издания были небольшого, весьма удобного формата.
Нередко туалет в коммунальной квартире находился рядом с кухней, и разделяла их тонкая перегородка (М. Ю. Тершая вспоминал: «Уборная, со специфическим стойким петербургским запахом холодной ржавой воды, — за кухней, две ступеньки наверх»), иногда застекленная в верхней части (стекло, разумеется, треснуто). Зайдя в туалет, кто-нибудь из обитателей квартиры, случалось, надолго в нем задерживался — интересно ведь, что о тебе говорят соседи, забыв, что их могут услышать...
Только довольные (советской) жизнью люди посещали домашние туалеты с радостью, — как, например, герой романа Ю. К. Олеши «Зависть» (1927 г.): «Он поет по уграм в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так:
— Как мне приятно жить... та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг... ра-та-та-та-ри... Правильно движутся во мне соки... ра-та-та-ду-та-та... Сокращайся, кишка, сокращайся... там-ба-ба-бум!»
В дверь этой уборной было вделано матовое овальное стекло. Когда туда кто-то заходил, овал освещался изнутри и, пишет Олеша, становился «прекрасным, цвета опала, яйцом. Мысленным взором я вижу это яйцо, висящее в темноте коридора».
Мысленным взором отыскал Олеша среди своих современников человека, радующегося посещению сортира в коммунальной квартире; впрочем, во все времена находятся люди, которые радуются уже и тому, что «правильно движутся соки» в собственном организме. Как, например, у героя фильма «Музыкальная история» Пети Говоркова (1940 г.), который незабываемым голосом С. Я. Лемешева распевает песни в туалете к явному неудовольствию соседей по коммунальной квартире, ожидающих своей очереди в туалет, но к немалому удовольствию миллионов зрителей этого замечательного фильма.
Было не редкостью, когда одинокие и пожилые люди, отправляясь в уборную коммунальной квартиры, запирали дверь своей комнаты (даже если в квартире на тот момент никого не было). Нередко в туалете коммунальной квартиры можно было увидеть и пару стульчаков, висящих на мощных гвоздях, навечно вбитых в стену, — это личные предметы, и их обладатели, посетив уборную, вешали стульчак на стену до следующего своего посещения. Не имеющим стульчаков приходилось обходиться без оного, либо тайком снимать чужой стульчак на короткое время, да при этом не забыть потом повесить обратно. Находились и такие единоличники, которые стульчак хранили у себя в комнате и брали его с собой, отправляясь в уборную, надев предварительно на шею.
Не могу не удержаться от того, чтобы не привести здесь полностью правила пользования туалетом, составленные неизвестным автором и приведенные в интереснейшей и исчерпывающей (сужу об этом и еще как долговременный жилец коммунальной квартиры) книге И. Утехина «Очерки коммунального быта». Почти в каждой коммунальной квартире в советское время висели либо подобные правила (нередко это была официально учрежденная инструкция), либо график уборки помещений общего пользования, либо какие-то советы, предостережения, напоминания и пр.
«1. В туалете необходимо соблюдать полную чистоту и гигиену.
2. Бумагу запрещено бросать в унитаз, а складывать в специальное ведро или корзину (прошу читателя обратить на это внимание: речь идет об ИСПОЛЬЗОВАННОЙ бумаге; журнальная бумага приводила к засорам — И. Б.).
Туалет запрещено занимать больше определенного времени, уважать надо других людей и соседей.
Строго следить за посещением туалета не жильцами квартиры (родственники, гости жильцов) и строго пресекать ими нарушение гигиены в общественном туалете.
Не захламлять туалет посторонними вещами (кроме разрешенных собранием), не сорить и не жечь бумагу.
Не становиться ногами на унитаз во избежание падения и слома (имеется в виду, что некоторые пользователи пренебрегали стульчаком и становились ногами на края унитаза, что описал безвестный автор в стихах: «Как горный орел на вершине Кавказа / Сижу я в тоске на краю унитаза». Сидение на унитазе в позе «орла» было чревато поломкой последнего, после чего хлопот не оберешься. В поездах дальнего следования, между тем, на унитазах, правда, металлических, были и есть до сих пор места, куда можно поставить ноги, а есть и стульчаки — на любой выбор. — И. Б.)».
Если эти правила вывесить сегодня, шутки ради, в туалете своей квартиры, то гость, ознакомившись с ними, может решить, что это что-то из Дж. Оруэлла и выставлено не в назидание, а для развлечения.
Общественных туалетов в Ленинграде было настолько мало, что горожане, приезжие, особенно иностранцы, нередко испытывали подлинные муки. Ну откуда им было знать, что есть туалет на углу Загородного проспекта и Бронницкой улицы, например? Или вот еще, красавец, стоит до сих пор на Каменном острове — этот домик-пряник хорошо видно, когда едешь через мост со стороны Каменноостровского проспекта или подъезжаешь к этому последнему со стороны Черной речки. Наверное, этот туалет поставили для того, чтобы на него смотрели из окон проезжающего мимо транспорта. Иногда даже сотрудники учреждений не знали, что, помимо того туалета, который они посещают, есть и другой, для избранных. Многие десятилетия во дворе Дома радио (Итальянская ул., 27) находился туалет с дивными писсуарами работы петербургского мастера Ивана Ивановича Деглау, пока наконец где-то в 1950-е годы не посетила это отхожее место делегация из областного комитета партии коммунистов. Кому-то из членов писсуары до того приглянулись, что вскоре фарфоровые чаши перекочевали туда, куда им было указано высокими гостями.