Страница 62 из 62
Я побежала туда, где тень была гуще всего.
— Мерси, halt,— сказал Зи.
Я с силой взмахнула посохом. Он ударился обо что-то и на мгновение застрял, а потом сверкнул ярко, как солнце.
Файдел снова закричал и невероятным прыжком перескочил через «кролика» к дальней стене, выбив по пути посох у меня из рук. Он не упал, он даже не был ранен. Он только присел так, как не может присесть лошадь, и смотрел на Зи.
Зи не казался угрозой такому чудовищу. Выглядел он как всегда — человек старше средних лет, долговязый и костлявый, но с небольшим круглым животиком. Он наклонился к Уоррену, который закашлялся, как только Зи притронулся к нему. Не глядя на меня, Зи сказал:
— Он в порядке. Позволь мне разобраться, Мерси. По крайней мере это мой долг.
— Хорошо.
Но посох я подобрала.
— Файдел, — сказал Зи. — Она под моей защитой.
Файдел прошипел что-то на гаэльском языке.
— Стареешь, Файдел. Ты забыл, кто я такой.
— Добыча моя. Моя. Так они сказали. Сказали, что я могу ее съесть, и я съем. Меня кормят домашним скотом. Чтобы Файдел питался коровами и свиньями, как собака! — Файдел плюнул, показав черные клыки — чернее покрывавшей его тело болотной грязи. — Файдел берет дань с людей, которые приходят на его земли за богатым урожаем торфа, чтобы обогреть свои дома; он забирает детей, забредших слишком далеко. Свиньи, тьфу!
Зи встал. Пространство вокруг него странно засветилось, как будто кто-то направил на него луч прожектора. Он менялся, освобождаясь от чар. Новый Зи был на добрых десять дюймов выше прежнего, кожа как полированный тик, а не бледная пятнистая кожа пожилого немца. Блестящие волосы, которые при лучшем освещении были бы золотыми или седыми, заплетены в хвост, переброшенный через плечо и свисающий до пояса. Уши заостренные, украшенные косточками, которые вставлены в отверстия вдоль краев. В одной смуглой руке он держит нож — точно такой, как давал мне, но по меньшей мере в два раза больше.
Тень, окружавшая Файдела, тоже расступилась. На мгновение я увидела чудовище, с которым сражались Адам и его стая, но его тут же сменило существо, похожее на маленького тяглового пони; только у пони не бывает жабр на шее — и клыков тоже. Наконец он стал человеком, каким я его увидела на встрече общества «Светлого будущего». И он плакал.
— Иди домой, Файдел, — сказал Зи. — И оставь ее в покое. Оставь мое дитя в покое, и твоя кровь не окрасит мой меч. Он тоже проголодался, ничему нужны не такие беспомощные существа, как заблудившиеся дети.
Он взмахнул рукой. Загудел мотор, и гаражная дверь рядом с Файделом начала подниматься.
Файдел выбрался из гаража и исчез за углом.
— Больше он тебя не потревожит, — сказал Зи, который снова выглядел обычно. Его нож исчез. — Я поговорю с дядюшкой Майком, и мы это обеспечим.
Он протянул руку и помог Уоррену встать.
Уоррен был бледен, одежда мокрая, словно он побывал в воде — морской, судя по запаху. Уоррен медленно распрямился, как раненый.
— Ты в порядке?
Уоррен кивнул, продолжая опираться на руку Зи.
Посох лежал перед Зи — от серебряного наконечника медленно поднималась струйка дыма.
Я осторожно подняла его, но он не отозвался на мое прикосновение, как палка, которую я кинула Бену в субботу.
— Я думала, он годится только на то, чтобы делать близнецов-ягнят.
— Он очень старый, — сказал Зи. — А у старых вещей бывает собственная воля.
— Вот как, — сказала я, глядя на дымящийся посох. — Ты по-прежнему сердит на меня?
Лицо Зи отвердело.
— Я хочу, чтобы ты знала. Я предпочел бы умереть в камере, чем подвергнуть тебя нападению этого сумасшедшего.
Я поджала губы и в ответ сказала ему чистую правду:
— Я жива. Ты жив. Уоррен жив. Наши враги мертвы или укрощены. Значит, все было не зря.
Утром в понедельник я отправилась на работу и узнала, что Елизавета Аркадьевна, дорогостоящая ведьма, побывала у меня и все очистила. Единственным следом моего столкновения с Тимом оставались царапины на цементном полу, где я пыталась разбить кубок. Даже сломанную Адамом дверь заменили.
На пятницу и субботу приходил Зи, и мы наверстали работу. У меня выдалось несколько скверных минут, что приходилось скрывать от Хани — в этот день меня охраняла она, — но к ланчу я признала мастерскую своей. Даже пришедший после уроков Гэбриэль и обосновавшаяся в моем офисе Хани вопреки моим опасениям меня не беспокоили. Ровно в пять я закончила и отправила Гэбриэля домой. Хани проводила меня до моих дверей, потом тоже отправилась домой.
Мы с Сэмюэлем перекусили едой из китайского ресторана и посмотрели старое шоу восьмидесятых годов. Но на середине шоу Сэмюэлю позвонили из больницы, и ему пришлось уйти.
Как только он вышел, я выключила телевизор и приняла горячий душ. Побрила ноги и не торопясь высушила волосы. Заплела их, передумала и распустила.
— Если будешь продолжать суетиться, мне придется прийти и взять тебя, — сказал Адам.
Конечно, я знала, что он здесь. Даже если бы не услышала его машину, все равно знала бы. Сэмюэль мог не попросить замены в больнице только по одной причине. Он знал, что скоро появится Адам.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале. Кожа на руках и лице от жаркого летнего солнца темнее, чем на теле, но я никогда не бываю бледной. Если не считать двух швов, наложенных на подбородке Сэмюэлем, и нескольких синяков — не помню, откуда они, — все в моем теле нормально. Карате и работа механика держат его в хорошей форме.
Лицо у меня не из красивых, зато волосы густые и падают на плечи.
Адам не будет заставлять меня. Не будет требовать, чтобы я делала то, что не хочу — и в то же время давно уже хочу.
Я могу попросить его уйти. Дать мне еще время. Я смотрела на женщину в зеркале, но она только смотрела на меня.
Неужели я позволю Тиму одержать последнюю победу?
— Мерси.
— Осторожней, — ответила я, надевая свежее белье и старую футболку. — У меня есть древний посох, и я умею им пользоваться.
— Посох лежит на твоей кровати, — сказал он.
Я вышла из ванной. Адам тоже лежал на моей кровати.
— Когда Сэмюэль вернется из больницы, остаток ночи он проведет в моем доме, — сказал Адам. — У нас есть время поговорить.
Он закрыл глаза, под ними темнели круги. В последнее время он мало спал.
— Ты ужасно выглядишь. Неужели в Вашингтоне нет кроватей?
Он посмотрел на меня, его глаза были черны почти как ночь, но я знала, что они все равно светлее моих.
— Значит, ты приняла решение? — спросил он.
Я вспомнила, с какой яростью он сорвал дверь моего гаража, с каким отчаянием уговаривал меня выпить из кубка, вспомнила, как он вытащил меня из-под кровати и укусил в нос — и потом всю долгую ночь обнимал.
Тим мертв. Он всегда был неудачником.
— Мерси?
Вместо ответа я стащила через голову футболку и уронила ее на пол.