Страница 1 из 90
A
Темной зимней ночью в Лулео был убит журналист. Его коллега Анника Бенгтзон обнаруживает связь между убийством и нападением на авиабазу F21 в конце 1960-х гг. Многочисленные смертельно опасные тайны втягивают журналистку в пучину насилия и терроризма, выводят на дорожку прямо в кабинет премьер-министра… Аннике предстоит разоблачить злоупотребление властью, но на что она готова пойти, если ее собственная жизнь начинает рушиться? Как бросить вызов политическим деятелям и нравственности ее главного редактора — и сохранить себя как человека, женщину, журналистку?
Лиза Марклунд
Пролог
10 ноября, вторник
11 ноября, среда
12 ноября, четверг
13 ноября, пятница
14 ноября, суббота
16 ноября, понедельник
17 ноября, вторник
18 ноября, среда
19 ноября, четверг
20 ноября, пятница
22 ноября, воскресенье
23 ноября, понедельник
24 ноября, вторник
notes
1
2
Лиза Марклунд
КРАСНАЯ ВОЛЧИЦА
Пролог
Он никогда не боялся вида крови. Кровь — это всего лишь нечто медленно текущее, вязкое, пульсирующее и плотное. Он сознавал, что страх его иррационален. В последнее время это отвращение внезапно наваливалось на него во сне, наваливалось с такой силой, что он не мог с ним справиться.
Он смотрел на свои руки и видел, что они густо покрыты темной человеческой кровью. Кровь капала ему на брюки, оставаясь теплой и липкой. Запах крови бил в нос. В отчаянии он откинулся назад и в панике попытался стряхнуть с себя кровь.
— Послушай, мы уже приехали.
Голос прорвал тонкую пелену сна, мгновенно смыв с его рук всю кровь. Но дурнота осталась. От двери автобуса тянуло холодом. Шофер тряс его за плечо, спасая от страшного сновидения.
— Или ты хочешь поехать в гараж?
Все остальные пассажиры уже покинули аэродромный автобус. Путешествие было трудным, ставшая привычной боль давила на плечи. Он поднял с соседнего кресла матросскую сумку и пробормотал:
— Спасибо большое.
Спрыгнув на землю, он застонал от боли в ступнях, на мгновение прислонился спиной к заиндевелому автобусу и провел ладонью по лбу.
Какая-то женщина в вязаной шапочке, шедшая по дороге к автобусной станции, остановилась возле его сумки. В глазах ее было неподдельное сочувствие, когда она обратилась к нему:
— Вы плохо себя чувствуете? Вам нужна помощь?
Он отреагировал бурно и инстинктивно, замахав руками перед лицом женщины.
— Оставьте меня! — визгливо выпалил он по-французски, задыхаясь от напряжения.
Женщина продолжала стоять. Она несколько раз моргнула, приоткрыв рот.
— Вы что, глухая? Я же сказал, оставьте меня!
Лицо ее плаксиво сморщилось от его неожиданной агрессивности. Женщина от удивления широко раскрыла глаза, попятилась и пошла дальше. Он смотрел ей вслед, на ее широкую спину и набитые пластиковые сумки, задевавшие шины автобусов.
«Интересно, у меня такой же голос, — пронеслось у него в голове, — когда я говорю по-шведски?»
До него уже дошло, что мысли свои он формулирует на родном языке.
Он еще раз успел мельком увидеть женщину, прежде чем она села в свой автобус.
Он продолжал стоять в дизельном чаду автобусов, проезжавших мимо по пустынной Стургатан, вслушиваясь в холодную тишину, облитую тусклым светом пасмурного дня.
Ни один город на земле не стоит так близко к Северному полярному кругу. Когда он рос здесь, в Лулео, воспринимал эту отдаленность как данность, не понимал, что есть нечто величественное в жизни на верхушке мира. Теперь он отчетливо это видел, глядя на улицы, промерзшие голые деревья: одиночество и обнаженность, бескрайние расстояния. Все так знакомо, и все уже так чуждо.
«Суровые здесь места, — подумалось ему — снова по-шведски. — Замороженный город, живущий на дотациях и стали».
«В точности как я», — подумал он немного позже.
Он осторожно продел руки в лямки ранца, вскинул его на плечи и направился к дверям городской гостиницы. Он хорошо помнил это старое, построенное на рубеже веков здание, но не имел ни малейшего представления о его интерьере. В свое время у него не было никаких оснований посещать такие роскошные буржуазные жилища.
Портье встретил старого француза с рассеянной вежливостью, зарегистрировал в номере на втором этаже, рассказал о часах работы буфета, вручил пластиковую магнитную карту — ключ от номера, и тут же забыл о новом постояльце.
В толпе человек становится меньше ростом, подумал он, на ломаном английском поблагодарил портье и направился к лифтам.
Комната была обставлена с претензией на роскошь. Убранство — традиционное: холодные как лед изразцы и подражание стильной мебели. Скосив глаза, он увидел сзади забрызганное водой окно и грязные фибергласовые стены.
Он сел на кровать и некоторое время всматривался в сумерки — или это еще не закончился рассвет?
Морской пейзаж как на заставке домашней странички Интернета, серое море, деревянные дома у гавани, неоновая вывеска и высокий черный картонный потолок.
Он едва не задремал, встряхнулся, чтобы не заснуть, принюхался к сочившемуся из его внутренностей тошнотворному запаху. Встал и открыл сумку, потом отошел от нее, направился к письменному столу и обшарил его в поисках лекарств. Начал он с болеутоляющего. Только после этого лег в кровать. Звенящая боль стала медленно проходить.
Вот он, наконец, и дома.
Смерть здесь.
10 ноября, вторник
Анника Бенгтзон остановилась на пороге редакции, зажмурившись от яркого света. На нее обрушился страшный шум — шипение принтеров, жужжание сканеров, слабое постукивание ногтей по клавиатуре. Люди колдовали с аппаратами, текстами, буквами, командами, сигналами, заполняли колонки в надежде на роскошное журналистское пиршество.
Сделав несколько глубоких вдохов, Анника отважно пустилась в плавание по этому бушующему морю. Бурная деятельность кипела и в отделе новостей, но здесь она протекала почти бесшумно. Спикен, редактор, читал какие-то бумаги, положив ноги на письменный стол. Помощник редактора внимательно смотрел в монитор красными от напряжения глазами. Новости, новости, новости — Рейтер, французская АФП, Ассошиэйтед Пресс, ТТА, ТТБ, внутренние и зарубежные, спортивные и экономические — новости и телеграммы со всего света, новости стремительным и нескончаемым потоком. Пока не было слышно торжествующих криков радости или разочарования по поводу того, что произошло в стране, как не было слышно и аргументов в пользу той или иной точки зрения.
Она скользнула в кабинет — не столько для того, чтобы посмотреть, сколько чтобы себя показать.
Тем более неожиданно прозвучал позвавший ее голос, трескучий, как электрический разряд.
— Не хочешь снова прокатиться?
Она вздрогнула и непроизвольно отступила в сторону. Неуверенно оглянулась на голос Спикена, прищурившись от яркого света лампы.
— Есть предложение, чтобы ты сегодня, во второй половине дня, вылетела в Лулео.
Она с трудом, чувствуя, как с плеча соскальзывает сумка, выбралась из своего закутка, который ей выделили в редакции новостей, и только после этого обернулась:
— Может быть, а что?
Но завредакцией уже исчез, швырнув ее, как щенка, в воду, оставив одну на произвол судьбы среди цифровых бурь. Она нервно облизнула губы и снова вскинула на плечо сумку, почувствовав, что та сползла по нейлоновой куртке.
Теперь на всех парусах к себе. Вот и он, ее аквариум. Открыв раздвижную дверь и откинув потертую портьеру, она вбежала в комнату. Дверь за спиной закрылась так быстро, что Анника затылком ощутила прохладу стекла.
Какое счастье, что они разрешили ей сохранить за собой эту комнату.