Последние ритуалы

— Я готова, — сказала она Маттиасу, который воспользовался паузой и доел свой деликатес. Тора выпила остатки кофе, встала и надела пальто.

Они подошли к кассе. Маттиас заплатил, подчеркнув, что все расходы за счет Гунтлибов. Тора не знала: он так сказал, чтобы ситуация не выглядела как его приглашение — а значит, свидание, — или же просто оповестил ее о положении дел. Она неопределенно кивнула и поблагодарила.

Они вышли на холод и забрали машину с крытой автостоянки. Квартира Гаральда находилась в Тингхольте — центральном квартале Рейкьявика, на Бергстадастрайти, недалеко от Хверфисгата. Тора хорошо изучила движение по Тингхольту, когда начала работать на Скоулавёрдустигур, и без проблем сориентировала Маттиаса, хотя иностранцы там обычно путались: улиц не много, но все узкие и с односторонним движением. Они припарковались у дома с величественным фронтоном. Это был двухэтажный особняк, в прекрасном состоянии, к тому же на одной из самых престижных улиц, и Тора даже не пыталась представить себе его цену. Теперь понятно, почему в договоре аренды Гаральда указана астрономическая сумма квартирной платы.

— Ты здесь был? — спросила Тора, пока они огибали дом и шли к боковому входу. Парадная дверь, выходящая на улицу, вела к апартаментам на нижнем этаже, где, как сказал Маттиас, жили владельцы дома.

— Да, был, — ответил Маттиас. — Два раза приходил с полицией. Им требовался свидетель, когда они изымали документы и вещи и когда возвращали. Но по собственному, так сказать, почину я здесь первый раз. Мы осмотрим квартиру более тщательно, чем это сделали полицейские. Они уже тогда были уверены, что убийца — Хюги, поэтому проводили обыск достаточно формально.

— А квартира такая же странная, как и сам Гаральд?

— Нет, вполне обычная, — сказал Маттиас, вставляя один из двух ключей в дверной замок. Ключи висели на брелоке с исландским флажком, и Тора предположила, что его купил сам Маттиас. Она не могла представить Гаральда в туристическом магазинчике среди традиционных шерстяных свитеров и чучел местных птиц.

— После вас, — произнес Маттиас, открывая дверь.

Не успели они зайти, как из-за угла появилась молодая женщина и обратилась к ним на хорошем английском.

— Извините, — сказала она, поеживаясь на ветру и запахивая кофту. — Вы представители семьи Гаральда?

Судя по одежде, она только что вышла из хозяйской квартиры. Маттиас протянул женщине руку и сказал по-английски:

— Мы уже встречались. Вы передавали мне ключи. Я Маттиас.

— Да, я так и подумала, — сказала женщина, улыбаясь и пожимая ему руку. Она была элегантна, стройна, лицо и волосы ухоженные, явно состоятельная. Лишь когда она улыбнулась, Тора заметила морщинки вокруг рта и в уголках глаз и поняла, что хозяйка не так молода, как показалось вначале. Женщина протянула Торе руку.

— Здравствуйте, меня зовут Гвюдрун, — сказала она. — Мы с мужем сдавали Гаральду верхние апартаменты.

Тора назвала свое имя и улыбнулась в ответ.

— Мы тут хотели бы осмотреться. Не знаю, долго ли пробудем.

— О, не беспокойтесь, — поспешила сказать женщина, — я вышла только спросить, известно ли уже, когда освободится квартира. — Она снова улыбнулась, на этот раз как бы извиняясь. — Нам поступают предложения, вы понимаете.

Честно говоря, Тора не понимала. Насколько она знала, Гунтлибы продолжали платить за квартиру, а это должно быть выгодно: получать деньги и при этом не иметь хлопот с жильцами. Она повернулась к Маттиасу, ожидая, что он ответит.

— К сожалению, неизвестно, — сказал он. — Но ведь срок договора пока не истек. Ведь так?

Гвюдрун немедленно извинилась.

— Пожалуйста, не поймите меня превратно — конечно, это так. Мы просто хотели бы знать, когда родители несчастного Гаральда планируют его расторгнуть. Это дорогая собственность, и всегда хорошо, когда находятся жильцы, которые в состоянии платить назначенную цену. — Она смущенно взглянула на Тору. — Нам поступило предложение от инвестиционной компании, не хотелось бы им отказывать… Отчасти это зависит от ваших планов. Вы же понимаете, что я имею в виду.

Маттиас кивнул.

— Я понимаю, но, к сожалению, обещать ничего не могу, — сказал он. — Многое зависит от того, что мы выясним, разобрав вещи Гаральда. Не хотелось бы упустить ничего, что может иметь отношение к случившемуся несчастью.

Дрожа от холода, женщина кивнула:

— Да-да. И если я могу как-то посодействовать, пожалуйста, непременно дайте мне знать. — Она вручила им свою визитную карточку.

Тора достала свою и протянула ей:

— Звоните, если вспомните что-нибудь, что могло бы нам помочь. Мы пытаемся выяснить, кто убил Гаральда.

Хозяйка дома вытаращила глаза.

— Но ведь убийцу уже арестовали!

— У нас возникли некоторые сомнения, что убийца именно тот человек, — как можно мягче сказала Тора, заметив, что женщина потрясена. — Не стоит беспокоиться. Кем бы он ни был, он вряд ли сюда заявится.

— Нет, не в этом дело, — пролепетала Гвюдрун. — Просто я думала, что все закончилось.

Они попрощались, и Тора с Маттиасом вошли наконец в прихожую. Белая лакированная лестница вела в апартаменты на верхнем этаже. Здесь же была дверь, за которой, как сказал Маттиас, находится общая бытовая комната. Наверху Маттиас открыл квартиру вторым ключом, и они вошли.

Первое, о чем подумала Тора, изумленно озираясь по сторонам, — что Маттиас довольно свободно обошелся с правдой, когда описал квартиру как «вполне обычную».

Глава 8

Декан факультета истории Гуннар Гествик брел по коридору института рукописей. Он рассеянно кивнул в ответ на приветствие шедшего навстречу студента. Юноша явно сконфузился, и это вновь напомнило Гуннару о его нынешней славе. Казалось, не только весь университет — вся Исландия знает, что именно на него свалилось тело Гунтлиба, из-за чего с ним, деканом, случилось нервное расстройство. Теперь он как никогда популярен, если можно так выразиться. Многие ходят вокруг него кругами, но точно не из дружеского расположения.

Конечно, со временем все рассосется, но, Боже правый, как его достали дурацкие вопросы! С души воротило, когда он очередной раз видел одно и то же выражение лица, неизменно появлявшееся у всякого, кто набирался храбрости задать ему вопрос. Предполагалось, что это выражение должно изобразить комбинацию скорби по поводу безвременной кончины молодого человека и одновременно сочувствие к Гуннару, но почти всегда результат был абсолютно другим. Лица коллег излучали только нездоровое любопытство и облегчение, что это произошло не с ними.

Может быть, ему следовало послушаться ректора и исчезнуть месяца на два? Как знать… За это время в университете, наверное, потеряли бы интерес к случившемуся, но все равно он разгорится с новой силой, как только дело передадут в суд. Взяв отпуск, можно лишь отложить неизбежное. Плюс ко всему это породит кривотолки: мол, нервный срыв, добровольно-принудительная реабилитация или чего похуже — запой например. Нет, правильнее остаться, и пусть шторм утихнет сам собой. Людям в конце концов это наскучит, и они снова станут его избегать.

Гуннар постучал в дверь кабинета Марии Эйнарсдоттир, директора института рукописей. Постучал скорее из вежливости, так как сразу открыл дверь и вошел, не дожидаясь разрешения. Она говорила по телефону и жестом пригласила его сесть, что он и сделал. Пришлось ждать, пока она закончит крайне важный разговор — похоже, речь шла о том, что ей до сих пор не сменили картридж для принтера.

Внешне оставаясь спокойным, Гуннар был весьма раздражен. Мария позвонила и в своей обычной манере потребовала, чтобы он как можно скорее пришел, потому что у нее к нему очень серьезное дело. В это время он составлял заявку на грант по программе «Эразмус» для своего факультета. Заявку надо подавать на английском, и Гуннар только-только втянулся. И тут эта Мария. Работу пришлось отложить. Если «серьезное дело» касается какого-нибудь картриджа, он взорвется. Гуннар только начал заготавливать «пару ласковых», когда директор наконец положила трубку и переключила внимание на декана.