Страница 41 из 53
— Что-то ты на больную не похожа.
— Что ты понимаешь!
— Чего ради это все, Шерри?
— Заходи, Алекс. Пожалуйста.
Он, как и в прошлый раз, садится на диван лицом к огромному телевизору.
— Прости меня, Алекс. Я понимаю, ты, должно быть, злишься на меня, что я тебя опять сюда затащила, но я должна тебе кое-что показать.
— А почему просто не сказать?
— Я подумала, что ты не придешь — решишь, что я сумасшедшая или еще что.
— Я не считаю тебя сумасшедшей. Но и не думаю, что твое поведение — наше с тобой поведение — можно назвать здоровым.
— Наверное, мне нужен врач.
— Давай без кокетства. Я хочу поговорить.
— О чем?
— Послушай. То, что тут было в прошлый раз. Это было — я об этом не жалею. Это было что-то особенное.
— Но?
— Ты действительно помогла мне, Шерри. Камеры — они рассказали о моей жизни такое, чего я никогда не узнал бы. Они сделали меня другим человеком. Ты сделала меня другим человеком. Вот так быстро.
— И как же они это сделали?
— Я, по крайней мере, выяснил, что моя жена меня любит.
— Ты принес запись? Где она с Пенджелли?
— Нет, не принес, но запись снимает с нее любые подозрения. А это все меняет. Я был уверен, что ты права. Что у нее роман на стороне. Что она мне изменяет. Теперь я знаю, что ни на что подобное она не способна. Таким образом, я… таким образом, мое предательство практически невозможно оправдать, понимаешь?
— Предательство? Какое предательство? Мы ничего такого не делали.
— Я раскрыл тебе секреты, Шерри.
— Из наилучших побуждений.
— Сомневаюсь, чтобы Саманта восприняла это так же.
— И что? Ты просто бросишь все это?
— Не знаю. Это может зайти слишком далеко, если уже не зашло.
— Ты вот чего не понимаешь, Алекс. У тебя сейчас такая сильная позиция только благодаря камерам. Ты знаешь, что происходит. Как только ты потеряешь эту силу, твои домашние сразу это почувствуют. Твоя жена и дети снова перестанут тебя уважать. А то, что произошло, твое мимолетное перерождение, они воспримут как фокус, обман, подтасовку. Ты снова окажешься у разбитого корыта. Поверь мне.
Какое-то время оба сидят молча, ситуация патовая. Шерри Томас вынимает сигарету из пачки красного «Мальборо», предлагает доктору Сеймуру, который, как обычно, отказывается. Прикуривает.
— Можно тебе кое-что показать?
— Еще одну запись?
— Да.
— Из твоей жизни?
— Да.
— А сколько их у тебя?
Следует долгая пауза.
— Алекс, я тебе доверяю. Ты знаешь это, так ведь?
— Не знаю почему, но — да, я это знаю.
— Не зайдешь ли со мной на секундочку в соседнюю комнату?
— В спальню?
— Не беспокойся. Я на тебя планов не строю. В любом случае, не на этой неделе. Без нажима. Просто зайди на секунду. Дверь, если хочешь, можешь оставить открытой. Я ничего не сделаю.
Доктор Сеймур встает с дивана, а Шерри Томас с кресла. Она идет налево, к двери, бросает взгляд на доктора Сеймура и открывает дверь. Она заходит, доктор Сеймур осторожно следует за ней.
В спальне камер не установлено, но микрофоны в гостиной улавливают происходящий разговор.
— Что это?
— Это моя жизнь.
— Что это значит?
— Именно то, что я сказала. Моя жизнь. Я снимаю с семнадцати лет. Всегда, когда это возможно.
— Но здесь — здесь их тысячи.
— Да. Я снимаю более или менее каждый день последние лет двадцать.
— Ты снимаешь каждый день?! Это… безумие.
— Не говори так, Алекс. Прошу тебя. Даже если это правда. Ведь все равно, даже если это правда… меня же можно исцелить, верно? Ты можешь исцелить меня. У тебя дар.
— Давай выйдем отсюда. От этой комнаты у меня мурашки по коже.
Камера фиксирует, как доктор Сеймур медленно выходит. Шерри Томас выходит за ним, в руках у нее видеокассета.
— Я знаю, это кажется немного странным.
— Странным? Так ты это называешь? Послушай, прости, что назвал тебя сумасшедшей. Но помощь тебе действительно нужна. Я могу вывести тебя на хороших специалистов.
— Здесь все. Мой выпускной. Похороны отчима. Мой первый день в колледже. Последний день в колледже. Все дни между этими событиями. Все бесконечные дни.
— Шерри, а зачем ты хочешь мне это показать?
— Еще с детства это засело у меня в голове. Сложно объяснить. Ну, просто — каждая минута заканчивается, верно? И кажется, будто это миллион маленьких смертей. Вот момент — и вот его уже нет. И все время так — исчезает, исчезает. А с видеозаписями нет смерти. Понимаешь?
— Шерри, должен тебе честно признаться. Я понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь.
— Но я могу объяснить. Ты поймешь. Я просто хочу, чтоб ты посмотрел одну запись.
— Так.
— Я хочу, чтоб ты знал, Алекс. Тогда ты, может быть, сможешь мне помочь. Я знаю, что ты сможешь. Даже если ты просто посмотришь это со мной — мне уже будет легче. Я так одинока.
— Не знаю, Шерри. Я правда не уверен, что это хорошая идея.
— Это не займет много времени, Алекс. Обещаю.
Доктор Сеймур с потрясенным видом садится на диван. Шерри Томас садится рядом, по-прежнему с кассетой в руках. Указывая на нее, произносит:
— Номер первый.
— Из скольких?
— Из шести тысяч ста семнадцати.
— О боже.
— У этой записи другой стиль постановки. Я бы сказала, более жесткий.
— И почему же?
— Потому что ее снимала не я. Но из-за нее я стала снимать.
— А кто это снимал?
— Увидишь.
Она встает, вставляет кассету в видеомагнитофон, включает телевизор и возвращается на место. Когда она проходит мимо доктора Сеймура, он встает и хватает ее за руку.
— Алекс, ты делаешь мне больно.
— У меня еще один вопрос.
— Присядь на минутку.
— Что?
— Просто сядь. И тогда можешь задавать свой вопрос. А мы сможем посмотреть кассету.
Шерри Томас медленно садится рядом с доктором Сеймуром. Поворачивается к нему. Он по-прежнему держит ее за руку.
— Что же ты хочешь у меня спросить?
— Только одно. Почему ты всегда носишь вещи с длинным рукавом?
— Да ты смеешься!
— Даже в жару ты всегда в блузке с длинным рукавом, пиджаке или свитере.
— Ну и что?
— У меня есть один такой пациент.
— Оставь меня, пожалуйста.
— Секундочку. А хочешь знать, почему мой пациент всегда носит футболки с длинными рукавами?
— Не очень-то.
Тут доктор резко задирает рукав ее блузки. Камера находится слишком далеко, и мы не видим, что там такое, однако Шерри Томас вскрикивает и отдергивает руку.
— Мудак!
— Когда ты это сделала?
— Какая разница?
— Тебе нужна помощь.
— Правда?
— Эти шрамы, они у тебя уже давно, верно?
— Надо думать.
— И как давно?
Она молчит, потом указывает на коробку:
— Вскоре после этого.
Доктор Сеймур вслух читает надпись на коробке:
— «Я и Нед. Солт-Лейк-Сити».
Шерри вытирает лицо тыльной стороной руки, опускает рукав и тянется за пультом от видеомагнитофона. Нажимает клавишу «Воспр.», и на экране появляется изображение — это она, много моложе, примерно такая же, какой появлялась в прошлый раз на записи Дня благодарения.
— Мне только что исполнилось семнадцать, Алекс. Ребенок, не более.
На ней простое розовое летнее платье, и выглядит она не совсем по-детски. Выглядит она удивленной — что-то и веселит ее, и раздражает. Тот, кто направил на нее камеру, очевидно, вошел в ее комнату без приглашения. Шерри безучастно смотрит в объектив.
— Нед, хватит баловаться.
— Привет, Шерри. Как поживает моя будущая невестка?
— Замечательно поживала, пока ты не явился. А теперь, пожалуйста, покиньте помещение.
— Не очень-то вежливо. Будет тебе, Шерри, хватит ломать комедию. Я давно принимаю твои позывные.
— Позывные?
— Ты же дашь мне взглянуть на свои премиленькие сосочки?
— Убирайся, Нед. Убирайся немедленно, или я позову Карла.
— Да ладно тебе. В бассейне тебе было не жалко. Какая тебе разница?