Страница 32 из 40
— Оно говорит о том, что нам с вами придется совершить путешествие по реке, друг мой.
В свете фонаря я видел, что дальше галерея, или «неф», сужается и впереди чернеют несколько проемов в стенах. Что там? Трансепт и апсида? Алтарная и крестная перегородки? Очередные полки с азиатскими мумиями, курящими опиум? Или просто смрадные склепы, полные костей?
— Путешествие по реке? — тупо переспросил я.
Мне безумно хотелось принять свой лауданум. И безумно хотелось очутиться дома, чтобы получить такую возможность.
«Апсидой» оказалось круглое помещение с каменным куполообразным потолком высотой футов пятнадцать. Мы вошли в него сбоку — как бы из хорового обхода, если расположение подземных коридоров здесь и впрямь соотносилось с планом какогото собора. «Алтарь» представлял собой массивный каменный постамент, очень похожий на тот, что сдвинул Хэчери в склепе высоко над нами.
— Если теперь требуется передвинуть эту штуковину, — сказал я, указывая на постамент, — значит, наше путешествие здесь и закончится.
Диккенс кивнул и коротко бросил:
— Не требуется.
Полуистлевший занавес слева (он напоминал гобелен, но за несколько веков все узоры на нем потемнели в подземном мраке, стали черно-бурыми) частично отгораживал «алтарь» от пространства «апсиды» под каменным куполом. Другой занавес, попроще и еще сильнее изъеденный тленом, висел на каменной стене примитивного пресвитерия справа от нас.
— Крестная перегородка, — сказал Диккенс, указывая тростью на второй занавес.
Концом трости он отодвинул в сторону истлевшую ткань, и мы увидели узкий проем в стене. Ведущая вниз деревянная лестница была значительно круче и уже двух предыдущих. Стены и потолок почти вертикального тоннеля, пробитого в земле и камне, подпирали нетесаные бревна.
— Как по-вашему, эта шахта более древняя, чем сами катакомбы? — шепотом спросил я, спускаясь следом за Диккенсом по крутой лестнице. — Относится к раннехристианской эпохе? Или к древнеримской? Или к друидической?
— Вряд ли. Думаю, она проложена совсем недавно, Уилки. Не более пяти лет назад. Обратите внимание: ступени, похоже, сделаны из железнодорожных шпал. На них еще остались следы смолы. И шахту, скорее всего, рыли снизу вверх.
— Снизу вверх? — повторил я. — Откуда это — снизу?
В следующую секунду на меня накатила почти физически ощутимая волна смрада, давшая ответ на мой вопрос. Я полез в карман за платком, но тотчас же снова вспомнил, что Диккенс забрал его у меня и использовал не по назначению несколько долгих часов назад.
Через пару минут мы оказались непосредственно в канализационном коллекторе. Он представлял собой сводчатый кирпичный тоннель шириной всего семь-восемь футов и высотой менее шести футов, по дну которого не текла, а медленно ползла густая жижа. От нестерпимой вони у меня сильно заслезились глаза, и мне пришлось вытереть их рукавом, чтобы разглядеть, что там выхватывает из мрака бледный луч света, исходящий из фонаря в руке Диккенса.
Я увидел, что Диккенс прикрывает нос и рот шелковым платком. Так у него с собой было два платка! Вместо того чтобы накрыть трупики младенцев двумя своими, он реквизировал у меня мой, хотя наверняка прекрасно знал, что впоследствии платок мне понадобится. Негодование мое возросло.
— Всё, дальше я не ступлю ни шагу, — решительно заявил я.
В больших глазах Диккенса отражалось недоумение, когда он повернулся ко мне.
— Но почему, скажите на милость, Уилки? Мы уже зашли так далеко!
— Я не намерен месить сапогами это.— Я раздраженно указал на зловонную вязкую жижу, ползущую по каналу.
— О, нам и не придется, — сказал Диккенс. — Видите кирпичные дорожки по обеим сторонам тоннеля? Они на несколько дюймов выше уровня этой грязюки.
«Грязюкой» мы, писатели, называем сильно правленные рукописи и гранки, которые издатели возвращают нам недоработку. Я задался вопросом, не отпустил ли сейчас Диккенс дешевую остроту.
Но по обеим сторонам узкого канализационного тоннеля действительно тянулись «дорожки». Впрочем, они едва ли заслуживали столь громкого названия: «дорожка» с нашей стороны имела не более десяти дюймов в ширину.
Я потряс головой, полный сомнений.
По-прежнему крепко прижимая платок к лицу, Диккенс достал из кармана складной нож и нацарапал три параллельные черты на кирпичной стене рядом с местом, где грубо сколоченная лестница выходила в сточный тоннель.
— Зачем это? — спросил я, но тотчас же сам сообразил. Видимо, зловонные испарения пагубно влияли на мои логические способности.
— Чтобы найти дорогу обратно, — ответил Диккенс. Сложив нож, он поднес его к свету и сказал ни с того ни с сего: — Подарок американских друзей, принимавших меня в Массачусетсе в ходе моей поездки по Штатам. Очень полезная вещь, как я не раз имел случай убедиться. Ну ладно, пойдемте, час уже поздний.
— А почему вы пошли направо, а не налево? — поинтересовался я, семеня вслед за ним по узкому кирпичному выступу и пригибая голову, чтобы цилиндр не зацепился за низкий свод тоннеля и не упал в нечистоты.
— Да так, по наитию, — сказал Диккенс.
Через несколько минут мы подошли к месту, где тоннель разветвлялся на три разновеликих рукава. По счастью, сточный канал здесь сужался, и Диккенс перепрыгнул через него, опираясь на трость. Он нацарапал три черты у входа в средний тоннель и посторонился, освобождая место для меня.
— Почему именно этот тоннель? — спросил я, когда мы углубились в него на двадцать — тридцать ярдов.
— Он самый широкий, — ответил Диккенс.
Мы подошли к следующему тройному разветвлению. На сей раз он выбрал правый тоннель и снова нацарапал три черты на кирпичной кладке.
Пройдя сотню ярдов по этому более узкому тоннелю, Диккенс остановился. Я увидел у противоположной стены (дорожки там не было) свечной металлический отражатель, закрепленный на лопасти заступа, погруженного черенком в вязкую жижу, а ниже подобие проволочного решета, прислоненное к стене. В отражателе еще оставался крохотный, буквально в четверть дюйма, огарок сальной свечи.
— Это еще что такое? — прошептал я. — Зачем это здесь?
— Имущество какого-то подземного старателя, — обыденным тоном промолвил Диккенс. — Разве вы не читали Мэйхью?
Я не читал. Недоуменно уставившись на залепленное по краям грязью решето, я спросил:
— Но ради всего святого, что можно найти тут в нечистотах?
— Да самые разные вещи, которые мы рано или поздно теряем на улицах близ сточных канав и люков, — сказал Диккенс. — Кольца, монеты. Даже кости могут представлять определенную ценность для неимущих. — Он указал тростью на лопату и решето. — Именно такие инструменты Ричард Берд изобразил в одной из своих иллюстраций к книге Мэйхью «Лондонские рабочие и лондонские бедняки». Вам обязательно нужно прочитать ее, дорогой Уилки.
— Сразу, как только выберемся отсюда, — прошептал я, исполненный решимости выполнить свое обещание.
Мы двинулись дальше. Местами, где сводчатый потолок становился ниже, нам приходилось идти чуть ли не на корточках. В какой-то момент меня охватила паника при мысли, что в нашем маленьком фонаре выгорит все масло, но потом я вспомнил про увесистый огарок свечи, лежащий в моем левом кармане.
— Как по-вашему, это часть новой канализационной системы Базалгетти? — немного погодя спросил я.
К тому времени с действительностью меня примиряло лишь одно обстоятельство: от невыносимого зловония у меня почти начисто отшибло нюх. Я осознал, что рано или поздно мне придется пустить свою одежду на осветительные жгуты, и страшно расстроился, поскольку я особо дорожил сюртуком и жилетом, надетыми на мне тогда.
Кажется, я уже упоминал прежде, что в свое время Джозеф Базалгетти, главный инженер Управления общественных работ, выдвинул на рассмотрение в парламенте проект новой общегородской канализационной системы, который предполагал строительство очистных станций, препятствующих сбросу нечистот в Темзу, и сооружение каменных набережных. Скорейшему принятию проекта поспособствовало Великое Зловоние, случившееся в июне 1858 года и выгнавшее прочь из города всю палату общин. Главная очистная станция в Кроснессе открылась год назад, но на городских улицах и под ними все еще прокладывались десятки миль основной и вспомогательных канализационных сетей. Работы по строительству набережных планировалось начать через пять лет.