Флэшбэк

Позднее Ник никак не мог понять, почему он сразу же не вышел из этого чертова дома. Его работа здесь была закончена. Сколько ни пялься на сцену преступления шестилетней давности, больше ничего не обнаружишь. Все вышло бы иначе, если бы они взяли да уехали.

Но они не уехали.

Они вышли в прихожую третьего этажа, и Нику опять почудилось, что он улавливает запах крови и мозгового вещества из спальни. Сато повернул налево, к выходу. Но Ник не стал ждать, когда японец отопрет дверь на лестницу, ведущую вниз, а свернул направо, прошел в прихожую и затем — в большую комнату, выходившую на Уази-стрит.

Это была библиотека, служившая сыну магната все то время, что он провел в Америке до своего убийства. Охочая до книг молодежь могла только мечтать о таком месте. Половицы здесь были из бразильской вишни, встроенные в три стены книжные шкафы — из черного дерева, декоративные накладки — ручной работы, ковры — из Персии. Длинные столы со встроенными полками для журналов и гигантскими словарями поверх них выглядели так, будто происходили из картохранилища Колумба. Изящные деревянные жалюзи в два ряда на каждом из восьми высоких окон были тоже из вишневого дерева. Громадный стол черного дерева перед окнами походил на тот, за которым работал президент в Овальном кабинете Белого дома; на возвышении стояло пианино фирмы «Стейнвей». Клубные кресла, стоявшие в беспорядке, и длинный диван были обиты такой темной и мягкой кожей, что казались взятыми из английского клуба восемнадцатого века.

Ник окинул взглядом две тысячи триста девять книг на полках. Он знал, что их ровно две тысячи триста девять, — его люди просмотрели все книги до единой. И обнаружили из улик лишь три, чуть ли не столетней давности, поляроидные фотографии обнаженного молодого человека, спящего на кровати. Фотографии были засунуты в изданный полтора века назад третий том «Истории упадка и разрушения Римской империи». Поскольку у обнаженного молодого человека наблюдалась слабая эрекция, некоторые из самых дотошных детективов Ника усмотрели тут связь с названием книги. Другие решили, что Кэйго Накамура, известный и в Штатах, и в Японии как большой женолюб, втайне был геем и, возможно, был убит одним из своих молодых любовников.

Ни криминалисты из полиции, ни спецы из ФБР не смогли установить имя фотографа или его юной модели. Но Ник нашел дизайнера по интерьерам, работавшего на Кэйго Накамуру, и тот подтвердил, что все библиотечные книги он приобрел на вес на различных калифорнийских и колорадских аукционах. Книги в первую очередь выбирались за качество кожаных переплетов, как пояснил дизайнер.

Насколько могли утверждать лучшие аналитики на службе у Ника и ФБР, Кэйго Накамура не осилил ни одной книги на этих полках или столах. Обнаженный молодой человек, снятый «поляроидом», был из какой-то другой таинственной истории.

Дешевая книжка, которую читала Кели Брак в день убийства («Сёгун»), происходила не из библиотеки.

Ник отстегнул и открыл жалюзи в центре, посмотрел на залитую дождем Уази-стрит, прижал пальцы к холодному стеклу, пытаясь смирить просыпавшуюся в нем странную — почти забытую — энергию, похожую на забытое чувство голода.

Его и в самом деле начал разбирать интерес к разгадке этой тайны. Почему? Кэйго Накамура не значил для него ровным счетом ничего. Этот наглый наследничек миллиардов, вполне возможно, заслужил свою участь. Его ничего не стоящая документалка о флэшбэкерах в Штатах не привлекла бы внимания ни в Америке, ни в Японии.

Но для кого-то этот фильм был настолько интересен, что Кэйго убили из-за него, подумал Ник. Пропали телефон и видеокамера Кэйго, исчезли и три последних крохотных диска с записями недавних интервью. Может, в этих интервью содержалось нечто, обрекшее Кэйго Накамуру на смерть?

Лично Нику нравилась его новая версия о Хидэки Сато как главном подозреваемом. Становилось понятно, зачем Сато так усердно пытался скрыть сам факт своего существования во время первого расследования. А что касается мотива… да кто его знает. Может быть, Хироси Накамура приказал убить своего сына по причинам, которые никогда не станут известны. А Сато как нельзя лучше подходил для исполнения такого поручения.

И еще Нику понравилась его маленькая речь про вертолет — «шепчущую стрекозу». Как там Сато назвал по-японски беззвучный вертолет? «Сасаяки-томбо». Ника восхищала вся тонкость, вся прелесть этого решения. И пусть окружной прокурор объяснит присяжным, что Хидэки Сато, шеф службы безопасности мистера Накамуры, прилетел на «сасаяки-томбо», чтобы убить сына своего хозяина.

Единственная проблема с гипотезой о «сасаяки-томбо» состояла в том, что шесть лет назад Кэйго Накамура был не единственным обитателем Уази-стрит, у которого на крыше пузырилась горячая вода в джакузи. И ФБР, и впрягшаяся в расследование бригада полиции во главе с сержантом Ником Боттомом обнаружили некоего Джеймса Оливера Джексона, который плавал в джакузи у себя на крыше (с четырьмя юными подружками) как раз во время вечеринки у Кэйго и его убийства, — плавал по другую сторону улицы. Хотя с крыши его двухэтажного дома патио особняка Кэйго не просматривалось из-за массивных ворот и ограды, Джексон и хихикающие девицы утверждали, что с такого расстояния наверняка заметили бы вертолет над соседним домом. С того места, где Джеймс Оливер Джексон сидел в своем джакузи, — Ник проверял это — открывался превосходный вид на воздушное пространство над более высоким трехэтажным особняком Накамуры. И Джексон, и его гостьи утверждали, что вечер стоял очень светлый — при том, что у дома Кэйго постоянно были машины: одни прибывали, другие отъезжали от него.

«А вдруг это был один человек в черном, и спустился он по альпинистской веревке из черного и беззвучного вертолета?» — задался вопросом Ник.

Он не мог сдержать улыбку, представляя себе, как окружной прокурор рассказывает присяжным об этом убийстве а-ля Джеймс Бонд с участием киллера-ниндзя.

Он улыбнулся еще раз, пытаясь представить, как Хидэки Сато с его неохватным туловищем, одетый в костюм ниндзя и маску, спускается в ночи по двухсотфутовой веревке. Да, вертолет для такого предприятия должен был быть ох каким прочным.

— Боттом-сан, мы ждем чего-то? — спросил Сато со своего места.

Он лишь вошел в библиотеку и остановился у самого порога. Ник не стал отвечать и провел пальцем по чуть замутненному взрывобомбопуленепробиваемому стеклу окна. Затем он достал из кармана тактические очки и надел их.

— Вы сказали, что у вас есть семиминутная цифровая запись событий, случившихся после того, как ваш мистер Сайто взломал дверь, ворвался внутрь и увидел тело Кэйго. Покажите мне ее, пожалуйста.

— Здесь, на третьем этаже, не было камер… — начал Сато.

— Я знаю. Я не хочу оказаться внутри воссозданных событий, как внизу. Я просто хочу посмотреть запись, как обычное видео. Но меня интересует картинка с внешней камеры, максимально близкой к этому месту.

Ник постучал по стеклу.

— Минуточку, пожалуйста, — сказал Сато и стал нажимать на кнопки своего телефона.

Все опять переменилось. Внезапно наступила ночь, на темной улице тремя этажами ниже творилось столпотворение. Точка, с которой велась съемка, была выбрана идеально (камера, вероятно, находилась на наружной стене здания, под крышей), и при этом вестибулярный аппарат Ника отреагировал так, будто его неожиданно перенесли выше и правее. Наружные камеры работали в режиме ночного видения, и изображение мерцало зеленоватым светом, а фары проезжавших мимо машин превращались в нечеткие полосатые бело-зеленые капли. Лица тех, кто покидал вечеринку до прибытия полиции, были видны вполне отчетливо, хотя звук требовалось отфильтровать и очистить, чтобы вычленить из отдаленного шума отдельные голоса.

Ник узнал пожилого лысого ученого мужа из Наропы. Тому, похоже, было холодновато в одеянии из тонкой хлопчатобумажной ткани и веревочных сандалиях — он бегом припустил к ждавшему его фургону. Следом поспешали четверо или пятеро его приверженцев, включая Дерека — как его там? — с копной соломенных волос, у которых Кэйго брал интервью за день до смерти.