Полет над бездной

– «Не верю».

– Хорошее название для научного проекта.

– Да если бы одно название… – махнул рукой генерал Азарх. – Одним словом, проект НВ – сокращенно от «Не верю» – велся молодым, но чрезвычайно перспективным сотрудником по фамилии Вишневецкий. Кандидатская в двадцать три года, патенты на семь изобретений, полный банзай. Голова, словом. Так вот этот Вишневецкий довел до ума проект НВ или отрапортовал, что довел… Так или иначе, но вскоре была обнаружена утечка информации, причем в полном соответствии с российскими законами халатности – через четыре месяца после ухода Вишневецкого из «ящика» и отъезда его за границу по фальшивым документам. Только вот как мог этот Вишневецкий, по сути, нищая лабораторная крыса, так ловко все провернуть – вот что было загадкой. Чувствовалось, что за ним кто-то стоит. И тут появилась кандидатура Платова, который так кстати, а именно полгода назад, появился в Москве. Было проведено короткое закрытое следствие, в ходе которого установлено, что Платов и Вишневецкий действительно вступали в контакт примерно в эти сроки. Что характерно, Платов имел представительство в фирме «Полимер-Био», которая… я думаю, вы сами помните.

– Простите, как, как… «Полимер-Био»? – переспросила я. – Насколько я помню, Родион Потапович, у нас было следствие по этой фирме, от частного заказчика, разумеется, и…

– …и фирма была закрыта и опечатана, а руководителей пересажали, – мрачно напомнил Родион. – Эти «полимерные» ребята, помню, хотели угробить Марию и на меня тоже киллера навели. Так какое, вы говорите, отношение имел Платов к этой чудесной фирме?

– Самое прямое. Фирма не только торговала полимерами, как гласит ее название, всякими там пластиковыми окнами и кабинками для биотуалетов, она использовалась Платовым, ее совладельцем, в своих целях. На этом «Полимере» орудовала когорта умельцев, компьютерщиков, типографов и просто красавцев, делающих паспорта, визы, удостоверения, грин-карты… и все это, представьте, в лучшем виде, не отличишь от подлинников. Вот там-то и отоварился паспортом Вишневецкий. Кстати, ваша контора, досточтимый «Частный сыск», ему сильно умастила. Явись в «Полимер» судебные приставы на день раньше, и нашего исследователя прихлопнули бы на корню. А так – он теперь в Испании, работает на Платова. Есть кое-какая информация о том, как именно он работает.

– И как же? – мрачно спросил Родион.

– Претворяет свое изобретение в реальность. Должен установить его в людных местах, проверить реакцию толпы.

– Так в чем же суть этого изобретения?

– Да я и сам внятно объяснить не могу. С этим вам лучше к специалистам обратиться. Впрочем, попробую рассказать, что понял. Словом, этот акустический бог Вишневецкий нашел какой-то особый способ обработки инфразвуков, потом еще каких-то мудреных звуков… черт ногу сломит. В общем, эти звуки действуют не опосредованно через барабанные перепонки, а сразу на подкорку, и от этого меняется восприятие человеком окружающего мира. Эффект как от отдельных видов наркотиков. Говоря проще, изобретение Вишневецкого – акустический аналог наркотических средств, взбодряющих или, напротив, угнетающих нервную систему. Это зависит от многих факторов. Но один из наших сотрудников испытал его действие на себе. Говорит – это нечто невообразимое. Такого кайфа не испытывал никогда. А главное, что проект дает возможность совместить новую акустическую систему с музыкальными центрами или этими… CD-плейерами. Подключаешь – и все, кайфуй.

– Не очень понял, но в целом уразумел, – кивнул Родион. – Ну и в чем же государственная значимость изобретения этого Вишневецкого?

– Как? – возмутился генерал. – Это же психотропное оружие, если посмотреть с точки зрения военных. Причем такой вариант, что его можно внедрить в массы! Вишневецкий нашел такую технологию, при которой стоимость одной единицы этого НВ будет где-то четыреста долларов! Стоимость неплохого компьютера, и только-то. А если штамповать? Это же все равно что выбросить на рынок невероятное количество наркоты, галлюциногенной, седативной и стимуляторной! Торчи – не хочу! Вот что значит наладить массовый выпуск этой вещи. И этот проект ушел в Испанию. У нас не осталось ни единого окончательного варианта.

– Ясно, – сухо сказал Родион. – В самом деле, изобретательный ум найдет, как использовать проект этого вашего акустического бога. Да и сам Вишневецкий найдет. Особенно с подачи полковника Платова, который всегда отличался изобретательностью. Товарищ генерал, вы пока что посидите здесь, а мы с Марией выйдем обсудить некоторые детали, после чего я вам доложу свое решение.

– Подумай хорошенько, Шульгин.

Вдогонку это прозвучало более чем внушительно, почти предостережением.

Когда мы остались с глазу на глаз в комнатенке, смежной с кабинетом, Родион сумрачно сказал:

– Не знаю, Мария, что обо всем этом скажешь ты, но я думаю, что придется… гм… согласиться.

– Согласиться? – переспросила я. – Согласиться работать на этого гэбэшного бурбона, который толком не может даже сформулировать, что ему от нас надо?

– Он прекрасно знает, что ему от нас надо, иначе бы не пришел. По чести сказать, Мария, я много раз получал от него ценную информацию для наших с тобой частных расследований. А если не от него самого, то с его ведома и молчаливого согласия. Понимаешь? И в его власти перекрыть этот информационный канал. Он, конечно, не единственный, но все равно – удар будет ощутимым. Да и генерал Азарх не из тех, кто забывает обиду. Если мы сейчас ему откажем, он к нам никогда уже не обратится за помощью. И мы к нему тоже не сможем соответственно.

– А что же вы тогда, Родион Потапыч, виляли, говорили: мы, мол, устали, перетрудились, мы такие-сякие-измочаленные? Непонятно.

– Я проверял, в самом ли деле он так нуждается в содействии, серьезно ли?

– Ну и что, проверили?

– Да. Серьезно нуждается.

– Никогда бы не подумала, что генерал КГБ… то есть, пардон, ФСБ, может нуждаться в помощи частных лиц, одно из которых, извините за выражение, женщина, – саркастично отозвалась я.

– О многом мы не думаем и многого не понимаем. Лично я дам свое согласие. Впрочем, вас я тянуть не буду. Не хотите – не надо.

Когда босс переходил со мной на «вы», добра это не предвещало.

– Кроме того, – продолжал он как-то нарочито сухо, – есть еще один нюанс, добавляющий мою личную заинтересованность в это дело, не лишенное интриги. Этот Платов… Он был моим начальником. Очень, очень опасный человек. И я хотел бы встретиться с ним вновь. Общение с Платовым – это такая бездна адреналина, такая гремучая смесь опасности и азарта… ты знаешь, Мария, с ним как в казино. Или на ипподроме, на скачках. Никогда не знаешь, на что уповать, на что ставить, что выпадет. Кроме того, – босс чуть подался в мою сторону, – есть у меня к нему некие личные счеты, не так чтобы серьезные – но!.. В общем, расскажу как-нибудь потом. Если, конечно, согласишься на этот чертов круиз. Хотя убей меня бог, если я понимаю, что мы будем делать дальше, оказавшись на борту этого «Скрябина». Ну так как?..

– Я-то ангел во плоти, если говорить о терпении, – нескромно сообщила я, – а вот что скажет на такую перемену планов Валентина?

Вот теперь на лице Родиона Потаповича высветилась настоящая озабоченность. Он смотрел куда-то в сторону, переплетая пальцы и, кажется, прислушиваясь к все крепнущему крику Тапика, а потом вдруг просиял и, глянув на меня, бодро проговорил:

– А ничего! Ничего мы ей не скажем. Как будто ничего и не было. Все равно же нам предстоит ехать в круиз. И ничто не мешает нам взять билеты именно на «Скрябин». Тем более что, сдается мне, два билета уже забронированы.

– А нужно три.

– Не вижу проблемы. Ну как… – Босс взял длиннейшую и не самую естественную из пауз. – Согласна, нет?

– А что остается делать… – неопределенно хмыкнула я. В самом деле, а что оставалось делать? – Бог с ним, с вашим генералом. Хотя, надо сказать, он напоминает мне тихого параноика, да и мы с вами далеко не ушли.