Рискни ради любви

Джек встал на ноги и поднял с пола кинжал.

– Довольно, – сказал он.

– Нет! Никогда!

Граф в отчаянии схватил один из бочонков с гвоздями и занес его у себя над головой.

Черт! Джек обежал вокруг итальянца и попытался сзади схватить Орричетти за рубашку.

Но вес бочонка оказался слишком велик для графа. Закружившись на месте, он потерял равновесие, споткнулся и упал в расположенный на полу люк.

За леденящим душу воплем последовал тяжелый всплеск.

– Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, – проговорил Джек, глядя на огромный бак, полный горячей сосновой смолы.

На ее поверхности появилось несколько пузырьков, затем она словно закипела, но тут же успокоилась и снова стала абсолютно гладкой.

– Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, – повторил он.

Орричетти в полной мере овладел искусством – если это, конечно, можно назвать искусством – использования ботанических экстрактов в качестве смертельных ядов. Так что, возможно, это Минерва с ее безграничной мудростью свершила эдакое поэтическое правосудие, подумал Джек. Древние боги часто демонстрировали дьявольски мрачное чувство юмора, когда надо было наказать человеческие пороки.

Бросив последний взгляд на бак с горячей смолой, Джек отвернулся, внезапно ощутив боль от каждой ссадины, каждого синяка на своем теле. С улицы раздались громкие крики, шум приближающихся шагов. Отбросив со лба влажную прядь волос, Джек стал медленно спускаться вниз.

– Да здравствует герой-победитель!

Толкнув Марко локтем в бок, Алессандра бросилась навстречу Джеку.

– Если ты не убьешь моего кузена, я сама это сделаю, – прошептала она сквозь слезы. – Господи, как же я за тебя боялась! – Кончиками пальцев она прикоснулась к царапинам на его подбородке и к темнеющему на щеке синяку. – Ты ранен.

– Да нет, что ты, всего несколько ссадин да царапин. – Джек криво усмехнулся. – Возможно, сейчас я выгляжу не слишком-то хорошо, зато свою работу выполнил.

– Да ты самый красивый мужчина на свете, – прошептала Алессандра, прижимаясь губами к его губам.

У его губ был привкус соли и крови. Или еще чего-то, что она была не в состоянии описать словами. Закрыв глаза, Алессандра издала какой-то странный звук, застрявший у нее в горле.

– Amore [19], – проговорил Марко, демонстративно громко вздыхая.

– Гираделли… – Запустив пальцы в волосы Алессандры, Джек привлек ее к себе. – Иди к дьяволу.

– Пожалуй, я прогуляюсь только до чистилища – чистилища для моего земляка, – отозвался Марко. – Местный судья запер Беллазони в кабинете начальника порта: Утром я договорюсь о том, чтобы отправить его в Лондон, ну а оттуда его быстро спровадят к дьяволу. – Сардоническое выражение глаз Марко смягчилось, он улыбнулся. – Он больше не опасен для тебя, Алесса, – добавил Марко.

Несмотря на то что ей было так тепло в объятиях Джека, она слегка задрожала.

– На время, – сказала Алессандра.

– Не на время, а навсегда, – сказал кузен.

– Но ведь нет ни единого доказательства того, что он совершил преступление, – заметила Алессандра. – Разве только похищение человека, ребенка. Да, он угрожал убить Изабеллу, но он скажет, что этого не было, так что мое слово будет против его слова. И даже если мы сумеем раздобыть доказательство того, что он собирался – только собирался – украсть древний артефакт, судья сможет дать ему не больше нескольких лет.

– Он не будет держать ответ перед английским судом, – проговорил Марко. – Ты забываешь, что в Австрии нынче правят союзники короля Георга. Лорд Л кнели уже сказал, что планирует передать нашего узника их представителям в Лондоне. Беллазони ответит перед австрийским правосудием, а австрийцы едва ли простят ему убийство своих земляков. – Он посмотрел на Джека: – Что касается его сопровождающих.

– Орричетти уже ответил за свои грехи, – сказал Джек и сообщил, что произошло. – Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, – добавил он после минутной паузы. – Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…

Замолчав, он пожал плечами.

Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.

– Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, – сказала она наконец. – Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.

– Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.

Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.

В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.

– Пойду-ка я прогуляюсь, – сказал он.

Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется – он щекотал ей ухо.

– Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, – сказал он. – Иначе бы ему несдобровать.

– Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, – промолвила Алессандра.

– Надеюсь, это ты не обо мне?

– Нет, что ты. Тебя я бы назвала артистичным… – Она провела пальцем по его исцарапанному подбородку. – И еще альтруистическим. И ду-у-ушевным.

– Знаешь, мне вдруг показалось, что ты хочешь сказать, что я «ду-у-урацкий». – Он нежно поцеловал ямочку на ее шее. – Какими только плохими словами ты не называла меня, когда мы впервые увиделись.

– Таким большим черным дьяволом.

– Да нет, «большой черный дьявол» – это еще не самое худшее из них, – с усмешкой напомнил ей Джек.

Алессандра обвила руками шею Джека и прижала его к себе. Она услышала, как спокойно и уверенно бьется его сердце, и это наполнило ее искрящейся радостью.

– Ты напугал меня, – прошептала она. – После бегства из Италии я решила держаться подальше от мужчин. Но ты разбудил во мне чувства, о существовании которых я не осмеливалась признаться даже самой себе.

– Какие чувства, Алессандра? Будем играть еще в одну словесную игру?

Она почувствовала, что губы ее дрожат.

– Хочешь, чтобы я сказала о них вслух?

Алессандра все еще не решалась признаться ему в любви.

– Мне бы хотелось знать, Алесса, есть ли у меня надежда уговорить тебя рискнуть и еще раз попытаться вступить в брак? Я понимаю, что твой опыт общения с мужчинами заставляет тебя осторожничать. Но я не такой, как они, я другой, поверь…

– Наверняка ты знаешь, что очень нравишься мне, – проговорила Алессандра.

– Только нравлюсь? Черт возьми, я бы не сказал, что жаждал услышать именно это.

Алессандра судорожно сглотнула.

– Нет, я говорю о любви. Я люблю тебя, Джек. Люблю до боли. Но вряд ли я понравлюсь твоему отцу. Я ведь не наивная девочка, а вдова, да еще с ребенком. Иностранка, имеющая собственные понятия о женской независимости и интеллекте.

– Но ведь тебя зовет в жены не герцог Ледьярд, – пожал плечами Джек, – а Джеймс Джекхарт Пирсон. Но возможно, у тебя есть причины сомневаться во мне. У меня нет титула, и я не очень богат.

– Что такое титул? Всего лишь цепочка из букв, не более того, – ответила Алессандра. – Титул не имеет никакого отношения к самому человеку, один только титул ничего не говорит о мужчине. А деньги… Видишь ли, я богата. Очень богата.

– Да, это мне известно. Должен признаться, что именно твои деньги заставили меня хорошенько подумать, прежде чем делать тебе предложение.

Маркиза почувствовала, как у нее что-то шевельнулось внутри.

[19]Любовь (ит.).