Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 19



— Понимаю, о чем вы, — откликнулась Патель. — Ее родители еще не успели свыкнуться с мыслью, что она пропала, а тут приходим мы и заявляем, что ее убили. Они будут в ужасе.

Паттерсон кивнул.

— Вы только не думайте, что я им не сочувствую, — добавил он. — Но меня очень беспокоит то, что их не удастся толком допросить. А ведь первые сутки после убийства в расследовании самые важные, — вздохнул он.

— А записи звонка миссис Мейдмент, когда она заявляла о пропаже дочери, у нас не сохранилось? — спросила Патель.

Хороший вопрос, подумал Паттерсон. Вытащив из внутреннего кармана рубашки «блекберри», он нацепил на нос очки для чтения и нашел электронное письмо. Амброуз получил его от дежурного, который разговаривал с Таней Мейдмент, и переслал Паттерсону.

— Она сказала, что предпочитает сделать заявление по телефону, а не приходить в участок — боялась, что в ее отсутствие Дженнифер вернется домой к закрытым дверям, — начал читать с маленького экранчика Паттерсон. — Вообще-то у Дженнифер был свой ключ, но миссис Мейдмент не знала, взяла она его в этот раз или нет. Последний раз она видела свою дочь утром, когда та собиралась в школу. — Паттерсон промотал письмо вниз. — После уроков Дженнифер хотела зайти к подружке, чтобы вместе перекусить и позаниматься. Домой она должна была вернуться к восьми. Родители не волновались, потому что девочки постоянно оставались друг у друга, так что мама позвонила подружке только в четверть девятого. Та сказала, что не видела Дженнифер со школы и что сегодня делать уроки у нее дома они не договаривались. Ни о каких других своих планах Дженнифер не упоминала. После этого миссис Мейдмент нам и позвонила.

— Надеюсь, мы от ее звонка не отмахнулись? — поинтересовалась Патель.

— К счастью, нет. Детектив Биллингс взял у матери описание и разослал по всем постам. Потому нам и удалось так быстро опознать ее тело. Вот, — начал читать Паттерсон, — четырнадцать лет, рост сто шестьдесят пять сантиметров, телосложение стройное, каштановые волосы до плеч, голубые глаза, в ушах — золотые гвоздики. Была одета в форму Вустерской школы для девочек — белая рубашка, зеленый кардиган, юбка и блейзер, черные колготки и черные ботинки. Поверх формы — дождевик. Но на месте преступления его не нашли, — размышляя вслух, добавил Паттерсон.

— У них есть дети, кроме нее? — спросила Патель.

— Понятия не имею. Да и где сейчас мистер Мейдмент, тоже не знаю. Я же говорю, ситуация — хуже не придумаешь, — отозвался Паттерсон. Он быстро набрал сообщение, велев Амброузу как можно скорее допросить подругу, к которой якобы собиралась Дженнифер, затем захлопнул «блекберри» и, разминаясь, пожал плечами. — Ну что, пошли?

Под проливным дождем они добежали до дома Мейдментов — трехэтажного эдвардианского кирпичного дома с ухоженным садиком. Внутри горел свет, шторы на окнах были отдернуты. Сквозь стекла полицейские увидели гостиную и столовую, о которых им, с такой-то зарплатой, даже и мечтать не приходилось — сверкающие поверхности, дорогие ткани и настоящие картины, — а не ширпотреб вроде того, что продается в «Икее». Едва Паттерсон коснулся кнопки звонка, как дверь тут же распахнулась и в проеме показалась женщина, чей внешний вид в любых других обстоятельствах вызвал бы их недоумение. Но Паттерсон за свою карьеру видел немало отчаявшихся матерей, поэтому при виде растрепанных волос, потеков туши на лице, обкусанных и нервно сжатых губ совершенно не удивился. Женщина взглянула на них, предупредительных и печальных, и ее опухшие глаза широко распахнулись. Прижав ладонь ко рту, другой рукой она схватилась за сердце.

— Господи, — сказала она дрожащим голосом, полным слез.

— Миссис Мейдмент? Я старший инспектор Паттерсон, — заговорил Паттерсон.

Услышав это, Таня Мейдмент все поняла. Ее дикий крик прервал Паттерсона на полуслове. Женщина зашаталась и, если бы не Паттерсон, вовремя подскочивший и обнявший ее за плечи, рухнула бы на пол. Полицейский внес обессиленную женщину в дом. Патель шла за ними следом.

Когда Паттерсон опустил Таню Мейдмент на мягкие подушки дивана в гостиной, ее трясло так, словно у нее начался озноб.



— Нет, нет, нет, — бормотала она сквозь сжатые зубы.

— Мне очень жаль, — заговорил Паттерсон. — Мы обнаружили тело девушки, которое соответствует описанию вашей дочери Дженнифер, — сказал он и бросил умоляющий взгляд на Патель.

Та кивнула и подсела к ошарашенной женщине, взяв ее ледяные ладони в свои теплые руки.

— Может, мы позвоним кому-нибудь из ваших близких? — предложила она. — Чтобы они к вам приехали?

Миссис Мейдмент закачала головой, немного странно, но вполне отчетливо.

— Нет, нет, нет, — сказала она и, словно задыхаясь, глотнула воздуха. — Ее отец… Он только завтра прилетает. Из Индии. Он сейчас в самолете. Он даже не знает, что она пропала, — добавила женщина и разразилась рыданиями.

Паттерсон еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Он подождал, пока первый шквал слез немного утихнет. Это заняло чуть ли не вечность, но наконец мать Дженнифер выбилась из сил. Патель, обнимавшая ее за плечи, чуть заметно кивнула Паттерсону.

— Миссис Мейдмент, мы бы хотели осмотреть комнату Дженнифер, — сказал он.

Жестоко, конечно. Скоро осматривать дом приедет целая толпа экспертов, но Паттерсону хотелось опередить их и первому взглянуть на комнату погибшей девочки. Кроме того, хоть сейчас мать и была в совершеннейшем ступоре, но вскоре она может осознать, что кое о каких деталях жизни ее дочери полиции и всему остальному миру знать вовсе не обязательно. Не то чтобы родители, поступая так, сознательно ставят палки в колеса расследованию, нет. Просто зачастую они искренне считают ключевые для расследования подробности жизни погибших совершенно не важными. Паттерсону очень не хотелось, чтобы то же произошло и в этом деле.

Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты и поднялся по лестнице. Он всегда считал, что, глядя на дом, можно понять, что за люди в нем живут. Шагая по ступенькам, он тщательно изучал окружающую обстановку. Дом Дженнифер Мейдмент был отделан дорого и со вкусом, что свидетельствовало о достатке семьи, но не вылизан до стерильности. На тумбочке в коридоре валялись вскрытые письма, с полки над батареей свешивалась пара забытых перчаток, да и цветы в вазе на подоконнике давно следовало сменить.

Добравшись до второго этажа, Паттерсон увидел пять закрытых дверей. Значит, право на личную жизнь тут уважают, подумал он. За первой дверью оказалась спальня родителей, затем — их ванная, затем — кабинет. Свет везде был выключен, и ничего примечательного в этих комнатах Паттерсон не заметил. То, что он искал, скрывалось за четвертой дверью. Войдя внутрь, он на секунду задержался, прежде чем включить свет, и вдохнул аромат жизни Дженнифер Мейдмент — сладкий запах персика с цитрусовой ноткой.

Комната оказалась до пугающего похожа на спальню его дочери. Если бы Паттерсон был настолько богат, чтобы позволить Лили самой обставить комнату, она наверняка выбрала бы такие же бело-розовые пастельные оттенки для отделки и мебели. На стенах висели плакаты мальчиковых и девичьих поп-групп, а захламленный комод явно не единожды становился полем битвы в борьбе за идеальный макияж. В книжном шкафу Паттерсон заметил романы, которые его собственная дочь раскидывала по гостиной. Две двери позади комнаты, очевидно, скрывали встроенный шкаф, битком набитый смесью модных и удобных вещей. Ну, да этим пусть занимаются криминалисты, если у них найдется время. А Паттерсон решил изучить поподробнее комод и небольшой стол, задвинутый в угол комнаты.

Натянув латексные перчатки, он начал тщательно перебирать содержимое шкафчиков. Лифчики и трусики, вычурные, с кружавчиками и стразиками, но вместе с тем до смешного невинные. Колготки, несколько пар носков, скатанных в тугие шары. Внутри ничего интересного. Кофточки, топики на тонких лямках, совершенно крошечные тянущиеся маечки из лайкры. Дешевые сережки, браслеты, цепочки и кулоны лежали аккуратно сложенными в отдельной шкатулке. Пачка старых открыток, где девочку поздравляли с Новым годом или днем рождения. Их Паттерсон отложил в сторону. Кому-то придется просмотреть их все вместе с миссис Мейдмент, когда та будет в состоянии думать о чем-либо помимо своего горя.