Лишённые плоти

— Латте. — Кивком головы он показал на картонный стаканчик. И добавил: — Без сливок, — хотя Паттерсону лишний вес ничуть не грозил.

Паттерсон передернулся:

— Спасибо, Альвин, но мой желудок этого не перенесет. Пей сам.

— Как все прошло? — спросил Амброуз, выводя машину с парковки.

— Как-как. Как всегда, плохо, — ответил Паттерсон, щелкая замком ремня безопасности. — С детьми всегда так.

Амброуз не стал расспрашивать его подробнее, зная, что Паттерсону, прежде чем он сможет поделиться с помощником впечатлениями, нужно прийти в себя и собраться с мыслями. Вскоре они добрались до съезда на широкое шоссе.

— Куда теперь? — спросил Амброуз.

Паттерсон, всегда тщательно взвешивающий свои решения, задумался.

— Пока я был на вскрытии, что-нибудь новое выяснилось?

Выяснилось многое, но ничего важного. Всякая мелочь, которая ни к чему не приведет и которую копы рангом пониже уже к обеду с чистой совестью вычеркнут из материалов расследования. Одной из основных задач Амброуза были сортировка и отбор информации. Он решал, что достойно внимания Паттерсона, а что нет. Когда в самом начале их сотрудничества Паттерсон возложил на Амброуза эту обязанность, тот запаниковал. Впрочем, вскоре выяснилось, что он принимает правильные решения и его суждениям можно верить. То, что Паттерсон знал это с самого начала, заставило Амброуза еще больше уважать своего начальника.

— Ничего существенного, — ответил наконец Амброуз.

Паттерсон вздохнул, надув впалые щеки.

— Ну, тогда поехали к родителям.

Амброуз свернул на дорогу и принялся мысленно прикидывать наиболее быстрый маршрут. Прежде чем они добрались до первого поворота, Паттерсон заговорил. Видно, решил не терять зря время, понял Амброуз. Значит, смерть Дженнифер Мейдмент легла на его душу особенно тяжким грузом.

— Причиной смерти стало удушение — тот самый полиэтиленовый пакет, обмотанный вокруг шеи липкой лентой. Никаких следов борьбы. На голове следов от ударов нет, как нет царапин, ушибов, крови или частиц кожи у нее под ногтями, — обстоятельно перечислял Паттерсон, тщательно подбирая слова.

— Выглядит так, будто ее чем-то накачали.

— Похоже на то. — Тоска в голосе Паттерсона сменилась злостью. На щеках вспыхнул румянец, губы сжались в узкую линию. — Но, разумеется, результаты токсикологического исследования мы получим хрен знает когда. Нет, Альвин, у нас в стране не криминалистика, а какая-то фигня. В государственных больницах и то быстрее работают! За сколько у нас делают общий и биохимический анализ крови? За двое суток, верно? Но на сраную токсикологию им надо минимум шесть недель. Если бы наши милые политики и впрямь хотели снизить уровень преступности и повысить раскрываемость, они бы выделяли криминалистам нормальные деньги, а не те крохи, что дают сейчас. Я уж не говорю про то, что мы можем позволить себе услуги криминалистов только в расследовании некоторых дел. Это вообще ни в какие ворота не лезет! Но даже если удается выбить из бухгалтерии деньги, то нам предлагают набраться терпения. К тому времени, когда они присылают результаты, мы обычно все и так уже знаем, спасибо старым добрым методам работы. А ведь криминалисты должны помогать вести расследование, а не только подтверждать, что мы арестовали нужного человека. А все эти популярные сериалы — «Место преступления», «Воскрешая мертвых»? Комедия! Черный юмор! Да у них в одной серии деньжищ тратят столько, сколько мне выделяют на год! — горячился Паттерсон.

Амброуз уже не раз слышал эту речь, свидетельствующую о том, что Паттерсон крайне недоволен тем, как идет расследование. Амброуз прекрасно понимал, что босс злится вовсе не из-за несправедливости бытия. Паттерсон злился на себя — за то, что так и не продвинулся в этом деле, за то, что ничем не может облегчить страдания родителей погибшей девочки. За то, что до сих пор не нащупал верный след. И Амброуз ничем не мог ему помочь. Не было таких слов, которые развеяли бы грусть и тоску Паттерсона.

— И не говорите, — откликнулся он и умолк, давая Паттерсону возможность прийти в себя. — Что еще сказал патологоанатом?

— Что увечья в области гениталий скорее всего нанесены рукой непрофессионала. Преступник орудовал очень острым и длинным ножом. Никакой экзотики — вполне вероятно, обычный нож для разделки мяса. Он вставил ей нож во влагалище и провернул, — не скрывая отвращения, произнес Паттерсон. — Док предполагает, что он пытался вырезать все — и вагину, и уретру, и шейку матки. Но ему не хватило сноровки.

— Значит, скорее всего, наш подозреваемый не имеет познаний в медицине, — сказал, как всегда спокойный и хладнокровный, Амброуз. Но под маской невозмутимости уже начал глухо рокотать медленно закипающий гнев, та самая ярость, что накрывала его еще подростком, когда все вокруг считали, что раз он черный и накачанный, то наверняка мечтает с кем-нибудь подраться. А он понимал, что тот факт, что он черный и накачанный, всегда будет против него, и в конце концов он окажется виноватым. Так что разумнее подавить в себе гнев, чем страдать потом из-за того, что кому-то, включая родителей и учителей, захотелось самоутвердиться. Потому Амброуз и записался в секцию бокса, чтобы контролировать свой гнев и научиться удерживать его в рамках ринга. Тренеры в один голос утверждали, что из Амброуза выйдет отличный профессиональный боксер, но ему не настолько нравилось избивать людей, чтобы зарабатывать этим себе на жизнь.

— Док сказал, что этого ублюдка он бы даже к разделке индюшки не допустил, — вздохнул Паттерсон.

— Признаки сексуального насилия есть? — Амброуз включил поворотник и свернул на улицу, где жили Мейдменты. Он знал, что Паттерсон до дрожи обожает свою дочь Лили. И, если выяснится, что убийца еще и изнасиловал бедную Дженнифер, то охота на него будет особенно безжалостной и беспощадной.

— Сложно сказать. Но анальное отверстие не повреждено, да и следов спермы во рту или в горле тоже нет. Если повезет, может, найдут сперму в образцах, которые отправили в лабораторию, но я бы на это не рассчитывал.

Автомобиль затормозил. При их появлении толпа журналистов, толпившихся возле дома, заметно оживилась.

— Ну, приехали, — пробормотал Паттерсон. — Чертовы твари. Ни пользы от них, ни… — Паттерсон вышел из машины и принялся прокладывать себе путь к двери. — Никаких комментариев, — говорил он, пробираясь сквозь толпу.

— Имейте совесть, — посоветовал журналистам Амброуз, расставив руки в стороны, чтобы они не подходили ближе. — Давайте вы не будете заставлять меня тратить даром драгоценное время и вызывать сюда подмогу, чтобы вас увели подальше. Лучше уж отойдите сами, а мы пообещаем, что, как только сможем, сразу же проведем пресс-конференцию. Договорились?

Амброуз понимал, что его просьбу проигнорируют, но надеялся, что хоть на какое-то время журналюги перестанут маячить прямо у крыльца дома несчастной семьи. Все-таки в его массивной фигуре были свои преимущества — иногда, как, например, сейчас, она придавала его словам убедительности.

Паттерсон уже зашел внутрь, когда Амброуз добрался до порога. Дверь ему придерживал мужчина, которого в других обстоятельствах можно было бы назвать красивым. У него были густые темные волосы, чуть тронутые сединой. Черты лица самые обычные, а вот уголки синих глаз чуть опущены — это почему-то ужасно нравится женщинам. Но в этот день Пол Мейдмент выглядел потерянным и опустошенным, словно человек на грани сумасшествия. Небритый, лохматый, в помятой одежде, он тупо смотрел на них покрасневшими глазами, будто враз забыл все правила приличия и поведения. Амброуз даже не мог представить себе, каково это — сойти с самолета, думая, что сейчас наконец встретишься со своей семьей, и обнаружить, что твою жизнь разрушили, разбили вдребезги.

Позади Мейдмента маячила Шами Патель. Она и представила полицейских хозяину дома.

— Извините, что не открыла вам дверь, я была на кухне, готовила чай, — добавила она.

Амброуз хотел было сказать, что Паттерсону наплевать на всякие извинения, но решил, что сейчас не время выяснять отношения.