Переправа

— Вы ее сохранили? Я имею в виду кость.

— Она в участке.

Рут быстро фотографирует яму и набрасывает в блокноте карту. Это западный край болота; здесь раскопок она не вела. Морской берег, где обнаружили хендж, примерно в двух милях восточнее. Сидя на корточках, она начинает усердно вычерпывать воду лабораторным стаканом из набора инструментов. Нельсон едва не подпрыгивает от нетерпения.

— Мы можем помочь?

— Нет, — лаконично отвечает Рут.

Когда в яме почти не остается воды, сердце Рут начинает биться чаще. Осторожно вычерпнув еще один стакан, она наконец опускает руку в грязь и обнажает что-то плоско лежащее на темной земле.

— Ну?

Нельсон с жадным интересом склоняется над ее плечом.

— Это останки, — неуверенно говорит Рут, — только…

И медленно тянется за мастерком. Спешить нельзя.

Она видела, как вся раскопка пошла прахом из-за минутной невнимательности. И хотя Нельсон нетерпеливо скрипит зубами, Рут бережно снимает пропитанную водой землю. В яме лежит рука с чуть согнутыми пальцами, на ней браслет, как будто бы из травы.

— Черт возьми! — бормочет Нельсон над ее плечом.

Рут напряжена до предела. Наносит находку на свою карту, отмечая, в какую сторону обращена рука. Потом фотографирует ее и принимается копать снова.

На сей раз мастерок скрежещет о металл. Продолжая действовать неспешно, тщательно, Рут запускает руку в грязь и достает металлический предмет. Он тускло блестит в зимнем свете, как шестипенсовик в рождественском торте: это изделие полукруглой формы из крученого металла.

— Что это?

Голос Нельсона доносится словно бы из другого мира.

— Полагаю, торк, — мечтательно отвечает Рут.

— Торк? Что за чертовщина?

— Ожерелье. Возможно, из железного века.

— Железный век? Это когда было?

— Около двух тысяч лет назад, — отвечает Рут.

Клаф неожиданно издает отрывистый смешок. Нельсон молча отворачивается.

Нельсон подвозит Рут обратно к университету. Он, похоже, впал в уныние, но Рут радостно возбуждена. Останки из железного века, а эти захоронения непременно должны быть из железного века, времени ритуальных убийств и баснословных сокровищниц. Что они означают? До хенджа от них далеко, но связаны ли находки между собой? Хендж относится к началу бронзового века, это более тысячи лет до железного. Но ведь не может другая находка в одном и том же месте быть простым совпадением? Ей не терпится рассказать все Филу. Вероятно, следует осведомить прессу — реклама факультету не помешает.

Нельсон внезапно спрашивает:

— Вы уверены в датировке?

— Относительно торка уверена, это определенно железный век, и то, что труп погребен с торком, представляется логичным. Но для полной точности можно провести анализ на углерод четырнадцать.

— Это что такое?

— Углерод четырнадцать присутствует в земной атмосфере. Его поглощают растения, их поедают животные, мы едим животных. Таким образом, углерод четырнадцать поглощают все. После смерти поглощение прекращается, и углерод четырнадцать в костях начинает распадаться. Измеряя количество углерода четырнадцать в кости, мы можем определить ее возраст.

— Насколько точен этот анализ?

— Ну, находки могут подвергаться воздействию космической радиации — солнечных вспышек, протуберанцев, ядерных испытаний и тому подобного. Но анализ может быть точным в пределах нескольких сотен лет. Так что мы в силах примерно определить, из железного ли века эти кости.

— Когда конкретно он был?

— С полной точностью не скажешь, но примерно с семисотого года до нашей эры до сорок третьего нынешнего летоисчисления.

Нельсон с минуту молчит, усваивая это, потом спрашивает:

— Почему тело железного века похоронено здесь?

— Как жертвоприношение богам. Вероятно, оно было привязано к кольям. Видели траву вокруг запястья? Это может быть своего рода веревкой.

— Господи. Человека привязали к кольям и оставили умирать?

— Возможно, это был уже труп. Его привязали к кольям, чтобы он оставался на месте.

— Господи, — произносит он снова.

Внезапно Рут вспоминает, почему она здесь, в этой полицейской машине, с этим человеком.

— Отчего вы решили, что кости могут быть современными?

Нельсон вздыхает.

— Десять лет назад пропал ребенок. Неподалеку отсюда. Тела мы так и не нашли. Я подумал, не она ли это.

— Она?

— Девочку звали Люси Дауни.

Рут молчит. Благодаря имени все почему-то становится реальнее. Ведь археологи, откопавшие древние останки женщины, дали ей имя. Как ни странно, ее тоже назвали Люси.

Нельсон снова вздыхает.

— В связи с делом Люси Дауни мне присылали письма. Подозрительные, имея в виду то, что вы говорили раньше.

— Вы о чем? — спрашивает несколько озадаченная Рут.

— О ритуале и всем прочем. В письмах много всякой ерунды, но говорится, что Люси принесли в жертву и мы найдем ее там, где земля встречается с небом.

— Где земля встречается с небом, — повторяет Рут. — Но ведь это может быть где угодно.

— Да, только это место кажется краем земли. Вот почему, когда я узнал, что найдены кости…

— Подумали, что, возможно, это она?

— Да. Родителям очень тяжело оставаться в неведении. Иногда обнаружение тела дает им возможность оплакать утрату.

— Значит, вы уверены, что она мертва?

Нельсон молчит, сосредоточившись на обгоне грузовика.

— Да, — произносит он наконец. — Пятилетняя девочка исчезает в ноябре, десять лет о ней ни слуху ни духу. Конечно, мертва.

— В ноябре?

— Да. Ровно десять лет назад, почти день в день.

Рут думает о ноябре, о темных ночах, о воющем над болотами ветре. Думает о родителях, ждущих, молящихся о возвращении дочери, подскакивающих при всяком телефонном звонке, надеющихся, что каждый день может принести новости. Медленное угасание надежды, тупая уверенность в утрате.

— Родители, — спрашивает Рут, — все еще живут поблизости?

— Да, возле Фейкенхема. — Нортон резко сворачивает, чтобы избежать столкновения с грузовиком. Рут закрывает глаза. — В таких делах, — продолжает он, — обычно виновны родители.

Рут потрясена.

— Родители убивали ребенка?

Голос Нельсона звучит сухо, гласные он произносит по-северному неясно.

— В девяти случаях из десяти. Обезумевшие от горя родители, пресс-конференции, потоки слез, а потом мы находим ребенка, похороненного в саду за домом.

— Какой ужас.

— Да. Только в данном случае я уверен — родители не убийцы. Это славная пара, немолодая, они несколько лет старались произвести на свет ребенка, наконец появилась Люси. Они обожали ее.

— Как ужасно для них, — сокрушается Рут.

— Да, ужасно. — Голос Нельсона звучит тускло. — Однако нас они нисколько не винили. Ни меня, ни группу. До сих пор шлют мне на Рождество поздравительные открытки. Вот почему я… — Он на миг запинается. — Вот почему я хотел найти для них какой-то результат.

Они уже в университете. «Мерседес», взвизгнув шинами, останавливается у корпуса естественных наук. Спешащие на лекции студенты поворачиваются и глазеют на них. Хотя всего лишь половина третьего, уже почти темно.

— Спасибо, что подвезли, — говорит с легкой неловкостью Рут. — Я поручу датировать для вас эти кости.

— Спасибо, — произносит Нельсон и смотрит на Рут словно в первый раз. Она остро осознает, что волосы ее растрепаны, а одежда в грязных пятнах. — Эта находка может быть важной для вас?

— Да, — отвечает Рут. — Может.

— Хорошо, что хоть кто-то доволен.

Как только Рут вылезает из машины, Нельсон отъезжает не простившись. Она думает, что больше никогда его не увидит.

Глава третья

Нельсон гонит машину в Кингс-Линн по двухрядному шоссе. «Мерседес» его неприметен, и он неизменно считает делом чести мчаться так, словно преследует подозреваемого. Ему нравится растерянность ничего не подозревающих полицейских в форме, останавливающих его за превышение скорости, когда он помахивает удостоверением. В любом случае этот маршрут ему настолько знаком, что он мог бы ехать по нему с завязанными глазами: мимо автостоянки и фабрики «Кэмпбелл супс», по Лондонскому шоссе, под аркой в старой городской стене. Доктор Рут Гэллоуэй непременно сообщила бы ему о возрасте этой стены: «С полной точностью сказать не могу, но считаю, она была построена до обеда в пятницу первого февраля тысяча пятьсот пятьдесят шестого года». Однако для Нельсона это последняя пробка на дороге по пути к полицейскому участку.