Страница 6 из 15
А заправляют непотребством странные существа, непохожие на обычных людей. Сущие потомки Ладона, Ехидны и Эрихтония [29] .
О длинноязыкий Герострат, столь же неосторожный, сколь и тщеславный! На другой же день к нему подошли — хорошо, не городская стража, а те, кто был в Эфесе глазами и ушами нынешних пятерых…
Между тем недвижимые, хорошо связанные иеродулы упокоились между древесными корнями, а воины вернулись в непроглядную тень:
— Сделано, Вычислитель.
— Вижу, — кивнул тот и прищурился на белый блин ночного светила. — Итак, время! Да не оставят нас Хранители Земли…
— Да не оставят, — еле слышно откликнулись остальные и следом за Вычислителем двинулись вперёд.
Путь их лежал к фасаду Артемисиона, точно обращённому на восток Вихрем взметнулись они по ступеням подиума, быстро нырнули в портик, на миг замерли, вслушиваясь в голоса ночи… и наконец подошли к дверям.
Створки, инкрустированные слоновой костью, были крепкими и тяжёлыми даже на вид, в помощь петлям на мраморном полу были устроены бронзовые направляющие. Такие двери с ходу навряд ли возьмёшь и тараном. Крепко блюли эфесцы непорочность Артемиды…
А может, уберегали от стороннего глаза чью-то приверженность грозной Матери Кибеле?
Или это недобрые дети Ладона превратили Артемисион в свою крепость?..
— Внимание, — вытащил короткий меч Вычислитель и подошёл вплотную к дверям.
— Повиновение, — единым вздохом отозвались остальные и тоже обнажили острые клинки, укрывшись за колоннами возле входа.
Приоткрыли рты, чтобы лучше слышать, и мысленно приготовились к самому скверному. А ну как Герострат струсит и попросту не откроет им дверь? Или откроет, но внутри обнаружится засада?..
Другое дело, что смерти никто из пятерых не боялся. Каждый давно с нею смирился, вступая на свой нынешний путь.
Рукоять меча тихонько коснулась двери…
Еле слышно прозвучал условный стук…
Изнутри тотчас отозвались тревожным шёпотом:
— Кто тревожит Богов в столь поздний час? Кто отверг медоточивые объятия Морфея?
— Тот, кто любит истину, — подал голос Вычислитель, и сейчас же глухо лязгнул, отодвигаясь, тяжёлый бронзовый засов.
Створка дрогнула, пришла в движение, из открывшейся щели пролился свет. А с ним — всё тот же свистящий шёпот:
— Заходите скорее! Они уже здесь…
Вычислитель мгновение подождал и первым сделал шаг внутрь. Свет впервые как следует озарил его черты, подобавшие, право же, верному Анаит [30] . А впрочем, людские лица настолько разнообразны, что было бы самонадеянно что-то с уверенностью утверждать.
Неокор Герострат навряд ли привлёк бы взгляд скульптора, желающего ваять Аполлона. Малый рост, плешивый череп, узкие плечи, рыжеватая клокастая борода… Конечно, невыигрышная наружность могла бы с успехом раствориться во внутреннем свете, присущем человеку мудрому и благородному. Вот только Герострат избрал иной способ придания себе внешней значимости. Его гиматий был необыкновенной длины, кайма на нём — шире некуда, золотые фибулы грозили порвать ткань своей тяжестью, а пальцы рук не могли толком двигаться из-за колец [31] . Все приметы человека, стремящегося любым способом выглядеть выше, нежели диктовалось внутренним содержанием.
— Они уже здесь. — Герострат с усилием вдвинул засов и посмотрел на Вычислителя с какой-то блаженной улыбкой. — Все здесь! Идёмте за мной…
Его речь соответствовала всему остальному, изобилуя пустыми повторами вместо краткого и точного проникновения в суть. Он взял бронзовый светильник и опасливо двинулся вдоль стены, явно готовый подпрыгнуть и запутаться в длинном гиматии при первом подозрительном звуке. Воины двинулись за ним, держась чуть поодаль, вслушиваясь, вглядываясь и не убирая в ножны мечей.
Их путь лежал через целлу — главное помещение храма, где привлекала взгляд великолепная статуя Артемиды, — а оттуда к задней комнате — опистодому. Сквозь кровельное окно струила бледный свет луна, и полутьма, царившая в храме, позволяла разглядеть довольно деталей. И саму Божественную Охотницу, и стол с дарами перед Её изваянием — горы цветов, плодов, печёного хлеба. Виднелись бронзовые плиты с посвятительными надписями, пожертвования, предметы из золота и серебра, а также особая мраморная колонна с именами благодетелей, украсивших храм. Статуя Артемиды влажно переливалась в неярких лучах, падавших сверху, и казалась совершенно живой. Она была изваяна из слоновой кости, и её, уберегая от сырости, ежедневно умащивали благовонным маслом.
— Тсс. — Герострат тем временем достиг стены, отделявшей целлу от опистодома, отомкнул маленькую неприметную дверь и поманил спутников за собой. — Сюда!
Войдя, они оказались словно бы в ларце с драгоценностями. Повсюду — дивной работы треножники, чаши, картины, монеты, огромные вазы, слитки серебра, бесценные статуи, воинские доспехи, драгоценные камни, бронзовые зеркала… Герострат явно не зря занимал свою должность — доверенное ему великолепие, несомненно должным образом учтённое, пребывало в образцовом порядке.
Тут же присутствовал и страж — широкоплечий молодой иеродул, опоясанный бронзовым мечом. Он беззаботно спал, склонившись щекой на ларь с серебряными драхмами, и улыбался во сне. От его храпа колебалось пламя настенных бронзовых ламп.
— Ему подсыпали в питьё чёрный дурман, — с презрением кивнул на стражника Герострат. — С восходом солнца проснётся и ничего помнить не будет.
Кто подсыпал — он сам ради сегодняшнего деяния? Или те, о которых он говорил, что они уже собрались?.. Какая разница! Все взгляды были обращены к угловатой дыре в мраморном полу.
Это было самое начало тайного хода.
— Он ведёт в нижний ярус, где крипты, — пояснил Герострат, страдальчески вздохнул и начал, кряхтя, спускаться в залитую мраком дыру.
Было видно, как неловко он двигался в длиннющем гиматии, уложенном складками в «ораторском» стиле [32] , в золочёной кожи крепидах, да ещё и с бронзовым светильником в руке.
— Я первый, ты в хвосте, — кивнул Вычислитель брату Экзекутору. Взял в зубы меч и полез следом за Геростратом.
Вниз вела каменная лестница с пологими ступенями, любезными толстякам и людям слабого здоровья, избегающим себя утруждать. Спуск заканчивался в длинном, отделанном мрамором коридоре, по обеим сторонам которого виднелись массивные двери с внутренними замками. Это и были храмовые крипты, особые, не для посторонних глаз, помещения. В них хранились святые реликвии, драгоценности не чета тем, наверху, вклады граждан, городская казна и тайные, не для оглашения, свитки. И ещё много такого, о чём ведала одна Артемида. А она, как известно, не очень болтлива…
— Тсс, — снова приложил к губам палец Герострат и выпятил бородёнку, указывая в дальний конец коридора, где полутьма очень неохотно уступала светильнику. — Они там, за зелёной дверью. Ради Богов, постарайтесь, чтобы ни один не ушёл!
В голосе неокора лютая ненависть мешалась с отвращением и плохо скрытым торжеством. Похоже, он уже видел себя если не спасителем города, то главным радетелем его веры.
— Давай! — повернулся Вычислитель к Экзекутору.
— Третий, вперёд! — так же тихо приказал тот, и один из бойцов, широкогрудый и сильный, на цыпочках пробежал по коридору. Тщательно ощупал дверь, приложил ухо, заглянул в верхнюю, для толстого ключа, замочную скважину. И скоро возвратился назад с кратким донесением:
29
Ладон, Ехидна и Эрихтоний — мифические существа, наполовину люди, наполовину рептилии.
30
Анаит — древнеармянская Богиня-мать.
31
Длинный гиматий носили только жрецы и высшие должностные лица. Фибула — драгоценная застёжка. Носить много колец, да ещё на обеих руках, считалось дурным тоном.
32
Способы драпировки гиматия зависели от возраста, пола и социального положения человека. Аристократы предпочитали «ораторский» способ, то есть закрывали обе руки.