Птица не упадет

Марк пытался не слышать их перестука, отфильтровать его, оставить только близкие звуки в ночи.

Что-то двинулось вниз по склону, Марк услышал легкий шепот и засек движение на фоне гаснущих углей костра: из темноты показалась нога в обуви, остановилась у костра и застыла.

Еще ближе Марк услышал шум движения, нетерпеливый шорох ног, потом — ошибиться было нельзя — металлический щелчок затвора, который встает в положение для стрельбы. Этот звук огнем опалил нервы Марка, и он затаил дыхание. Звук раздался очень близко, всего в шести футах, и Марку показалось, что в свете звезд он различает силуэт человека. Человек стоял над самым углублением и смотрел в сторону костра.

Тот, что остановился у костра, негромко заговорил, но его слова были хорошо слышны.

— Гаденыш ушел, его здесь нет.

Он наклонился к груде хвороста, нарубленной Марком, и бросил несколько веток в костер. Спиралью поднялись искры, отбрасывая круг желтого света.

Потом человек резко крикнул:

— Его мешок еще здесь. — Он выжидательно поднял дробовик, глядя в ночь. — Помните, за него сто фунтов.

Эти слова и то, как незнакомец держал дробовик, делали его намерения предельно ясными. Марк почувствовал теплый поток адреналина в крови, он был взвинчен и дрожал от сдерживаемой энергии, готовой мгновенно выплеснуться в стремительном движении.

Человек рядом с ним снова пошевелился, и Марк услышал звон металла о металл, дыхание, хриплое от напряжения, и тут внезапно окрестности залил ослепительно яркий свет. Луч лампы развернулся и осветил закутанную в одеяло фигуру Марка.

Марк смутно различил за источником ослепительного света фигуру человека. В правой, вытянутой руке тот держал на уровне головы лампу, а в левой нес за ремень ружье.

Он совершенно не ожидал появления Марка у своих ног и дико заорал:

— Он здесь! Бог мой!

Выстрелить ему помешала лампа в правой руке.

— Стреляй! Стреляй, черт побери! — крикнул другой голос, показавшийся Марку знакомым, и человек рядом с Марком выронил лампу и начал поднимать ружье. Марк бросился на него.

Он использовал инерцию движения противника, поднимавшего ружье; схватив одной рукой ствол, другой приклад, он двинул человека в лицо, вложив в этот удар всю силу своего броска. Звучно хрустнули хрящи и кости, стальной затвор врезался в лицо, и отдача удара передалась рукам, пытаясь выбить их из плеч.

Человек с криком упал на спину, из его носа и рта хлынула кровь.

Марк перескочил через него и побежал по склону.

За ним раздались крики, потом гулко прогремели выстрелы, блеснула двойная вспышка из стволов. Марк слышал, как пули ударили в листву рядом с ним, и что-то обожгло предплечье, словно его ужалила дикая пчела.

— Свет! Дайте свет!

— Вон он, не дайте ему уйти!

Последовали три быстрых выстрела из ружья, судя по звуку это был «Ли-Энфилд» калибра.303. Пуля ударила в камень и с воем отскочила в небо, еще одна вошла в дерево, рядом с которым пробегал Марк.

Он тяжело упал и почувствовал, что подвернул ногу: острая боль от щиколотки распространилась на промежность и нижнюю часть живота. Он встал на колени, и тут луч лампы скользнул по земле и уперся в него.

— Нашли!

Целый залп выстрелов и торжествующие крики.

Пули рвали воздух вокруг, одна пролетела так близко, что от порыва ветра одно ухо оглохло. Марк бросился вперед со склона.

От боли в ноге он закричал. Нестерпимая, жгучая боль в ноге фосфоресцирующим прибоем захлестывала его сознание, но он заставлял себя бежать. Он взмок, бранился, всхлипывал и хромал на поврежденную ногу.

Они цепью бежали за ним, но людей, привыкших ездить верхом, бег по склону как будто утомлял: крики преследователей становились все более отчаянными, в них звучали тревога и страх упустить добычу.

Несмотря на приступы боли, которые вызывал каждый шаг, Марк старался думать. Он хотел было скрыться в зарослях и подождать, пока погоня его минует, но они подобрались слишком близко, к тому же с ними был следопыт, который, даже в темноте, безошибочно привел их к его лагерю. Лечь сейчас означало бы капитуляцию и самоубийство, но идти дальше он не может. Боль начинала поглощать его, в голове словно вертелись большие колеса, а в глазах темнело.

Марк упал на колени, и его вырвало; он задыхался от желчи в горле. Звуки преследования за несколько секунд заметно приблизились. Он заставил себя встать, и тут его поймал луч лампы, ружейная пуля взвихрила воздух над головой, и Марку пришлось, шатаясь, двинуться вперед, укрываясь в зарослях от света. Неожиданно он почувствовал, что земля под ногами встает дыбом.

Он опять споткнулся, упал, но сразу поднялся — и оказался на ровной поверхности, под ногами, точно сахар, скрипел гравий. Еще три шага, и Марк опять тяжело упал, споткнувшись о металл, и ударился вытянутой правой рукой.

Несколько секунд он пролежал, тяжело дыша, ничего не видя, слушая крики преследователей внизу. Эти крики привели его в чувство, и он пошарил руками, чтобы найти опору и встать.

И обнаружил холодную сталь, о которую споткнулся; она дрожала под его руками, как живая. Он вдруг понял, что поднялся на железнодорожную насыпь и упал на рельсы основного пути.

Он поднялся на колени и услышал в ночи глухое пыхтение; весь склон вдруг озарил яркий свет, этот свет поворачивался: паровоз, который он услышал, когда тот покидал товарную станцию, начал с шумом огибать самый крутой участок откоса, чтобы затем пересечь глубокую долину реки.

Длинный белый луч прожектора хлестнул Марка будто прутом; Марк вытянул руки, защищая глаза, скатился с рельсов и присел на корточки с противоположной от преследователей стороны.

В свете паровозного прожектора он увидел, как на насыпь проворно поднимается коренастая фигура. Человек перебежал через рельсы почти перед самым ревущим паровозом.

Ослепленный светом Марк не разглядел его лицо, но в том, как этот человек двигался и держал плечи, было что-то знакомое.

Паровоз пронесся мимо, струя пара из-под клапанов обожгла Марка горячим дыханием. И тут же замелькали товарные вагоны.

Марк с трудом встал, опираясь на здоровую ногу, и, вытирая пот с глаз, посмотрел наверх, выжидая.

Когда нужный момент настал, он едва не пропустил его; ладони стали скользкими от пота, и он чуть не выпустил из рук поручень, хотя на склоне поезд заметно сбавил скорость.

От напряжения рука заболела, Марк повис на вагоне, пытаясь ухватиться второй рукой. Ему наконец это удалось, хотя ноги еще волочились по земле, и в этот миг чьи-то руки, точно стальные клешни, схватили его за поврежденную лодыжку и вес тяжелого тела потащил Марка вниз, ударяя о стену вагона.

Марк закричал от невыносимой боли в ноге, и потребовались все его силы, вся храбрость, чтобы не выпустить поручень.

Его тело раскачивалось, как маятник; человек, державший его, отрывался от земли, потом снова касался ее, скользя по гравию, словно ехал на санях.

Марк повернул голову, нашел белое пятно лица и нацелился пнуть его свободной ногой, но промахнулся. Тут пыхтение паровоза изменилось: поезд въехал на мост через глубокое ущелье, по которому протекала река.

Из движущегося коридора тьмы проступили верхние стойки моста; Марк услышал свист — это мимо замелькали стальные опоры — и в то же мгновение его ногу выпустили. Он из последних сил цеплялся за поручень товарного вагона, а поезд тем временем миновал мост, начал подъем на откос и вскоре, оказавшись на вершине, вышел на ровное плато. Он быстро набирал скорость; Марк дюйм за дюймом с трудом потянулся наверх и наконец упал в открытые двери вагона на мешки с сахаром. Он лежал ничком, дыша со всхлипом, по-прежнему ощущая страшную боль в ноге.

Его привел в чувство холод. Промокшая от пота одежда в потоках ночного воздуха стала ледяной. Марк с трудом подполз к высокой стальной стене вагона. Осторожно проверил и с облегчением убедился, что кошелек и блокнот в кармане.

Неожиданно он понял, что не один, и его снова охватила паника.