Код "Вероника"

К счастью, его первоначальное предположение оказалось верным. Первым через главные ворота проник другой заключенный, но буквально через несколько минут за ним последовала девчонка Рэдфилд. Удивляясь их медленному продвижению, Альфред наблюдал, как Клэр пыталась догнать молодого человека, заключенного 257, согласно номеру на спине его тюремной робы, который, очевидно, и понятия не имел о том, что его преследуют.

Когда юноша достиг верхней ступени лестницы, ведущей на выход из тюремной зоны, он остановился, взгляд его нерешительно метался между территорией особняка и тренировочным комплексом; Альфред набрал 257 на клавиатуре, которая была под левой рукой, и обнаружил имя — Стив Бернсайд. Оно не говорило ему ни о чем, а поскольку мальчишка продолжал колебаться в сомнениях, Альфред снова переключил свое внимание на будущую добычу, с любопытством следя за молодой женщиной, которой вот-вот на недолгое время предстояло стать его напарником по игре.

Клэр перебиралась по поврежденному мосту через пропасть, всего на пару минут отставая от Бернсайда, она шла, ступая на землю носками ног, как легкоатлет. Она казалась вполне хладнокровной, осторожной, но и не сожалеющей о своем решении пересечь мост… однако она была и достаточно внимательна, чтобы не смотреть вниз, в заполненную туманом темноту, массивные расщелины в скалах, уходящие вниз на сотни футов, не задерживали ее. Окруженный теплом и безопасностью своего дома, Альфред улыбался, представляя себе ее восхитительный страх… и поймал себя на том, что вспоминает уловку, которую они с Алексией однажды опробовали на охраннике.

Им было шесть или семь лет, и Франсуа Село, один из любимчиков их отца, был в тот раз начальником смены. Он был вечно подлизывающимся льстецом, подхалимом, но только по отношению к Александру Эшфорду. Однажды днем, за спиной их отца, он посмел безжалостно насмехаться над Алексией, когда она бежала под проливным дождем, поскользнулась и упала, и ее новое синее платье было измарано грязью. Такое оскорбление невозможно было вынести…

"О, как же мы планировали, до самой поздней ночи обсуждая подходящее наказание за столь непростительно поведение, наш детский разум кипел, подсказывая все возможности…"

Заключительный план был простым, и они безукоризненно привели его в исполнение два дня спустя, когда на Франсуа была возложена обязанность по охране главных ворот. Альфред мило попросил повара разрешения отнести утренний эспрессо Франсуа, рутинная работа, которую он часто выполнял для привилегированных служащих… и на пути к мосту через пропасть, Алексия добавила специальный состав в крепкий горький кофе, всего лишь несколько капель курареподобного вещества, которое она сама синтезировала. Препарат парализовал плоть, но нервную систему оставлял неприкосновенной, так что тот, кто принял его, не мог двигаться и говорить, однако мог чувствовать и понимать, что с ним происходит.

Альфред медленно приближался к тюремным воротам, так медленно, что нетерпеливый Франсуа сам пошел к нему навстречу. Улыбаясь, зная, что Алексия уже вернулась в особняк и дошла до аппаратной, следя за ними на экранах мониторов и слыша каждое слово — Альфред прикрепил к себе маленький микрофон — он ступил близко к перилам, прежде чем извиняющимся тоном предложил Франсуа чашку кофе. Оба близнеца с тайным восторгом наблюдали, как охранник жадно вылакал свое пойло, а через несколько секунд, задыхаясь, стал глотать воздух, низко склонившись над перилами моста. Любому со стороны показалось бы, что мужчина и мальчик лишь оглядывают пропасть… но не Алексии, конечно же, которая позже призналась, что была в восхищении от того, как ему удалось сыграть саму невинность.

"Я посмотрел на него, на страх, замерший в мерзких чертах лица, и объяснил, что мы сделали. И что мы собирались сделать".

Франсуа издал низкий писк, пронесшийся сквозь сжатые челюсти, когда он, наконец, осознал, что не может защитить себя даже от ребенка. Почти пять минут Альфред с наслаждением мучил Франсуа, разделывая его, словно фермер свинью, втыкая ему глубоко в плоть бедра иглу для шитья столько раз, что сам сбился со счета.

Будучи парализованным, Франсуа Село мог только терпеть боль и унижение, несомненно, уже жалея о своем скотском поведении в отношении Алексией и страдая в тишине. И когда Альфред устал от их игры, он несколько раз пнул по грязным сапогам охранника, описывая свои ощущения внимающей Алексии, а Франсуа беспомощно скользил вдоль перил и стремительно полетел вниз навстречу своей смерти.

"И тогда я закричал и притворился, что плачу, когда остальные охранники бежали ко мне по мосту, отчаянно стремясь утешить своего молодого хозяина, спрашивая друг друга, как такая ужасная вещь могла произойти. А позже, гораздо позже, Алексия пришла ко мне в комнату и поцеловала в щеку, ее губы были теплы и мягки, ее шелковистые волосы щекотали мне горло…"

Изображение на мониторах отвлекло его от столь дорогих сердцу воспоминаний, сейчас Клэр стояла на том самом месте, где минуту назад колебался в раздумьях Бернсайд.

Отвлекшись от основного дела своими беззаботными воспоминаниями, Альфред на несколько секунд почувствовал некую неуверенность, ища молодого хулигана, переключая камеры, и наконец обнаружил его буквально в нескольких шагах от особняка. Альфред быстро проверил свои пульты управления на консоли, дабы убедиться, что все двери особняка не заперты, подозревая, что мальчишка, вероятно, легко соблазнится такой доступностью…

…и вскрикнул от восхищения, увидев, что эта Клэр последовала за ним, выбрав тот же путь, что и ее юный друг.

"Насколько же великолепным зрелищем станет ужас на ее лице, когда она, стоя на коленях в остывающей луже крови мистера Бернсайда, будет молить о себе…"

Но если он хотел успеть поприветствовать их должным образом, пора было отправляться немедленно. Альфред стоял на том же месте и снова открывал стену, его волнение усилилось, когда он закрыл ее за собой и вышел в огромный холл. Он невероятно сильно хотел рассказать Алексии свои планы, прежде чем уйти, поделиться несколькими своими идеями с ней, но опасался, что время сейчас стало главным обстоятельном, имеющим значение.

— Я буду наблюдать, мой любимый, — сказала она.

Пораженный, Альфред вскинул голову и увидел ее стоящей наверху лестницы, неподалеку от куклы, размером с настоящего ребенка, что свисала с высокого балкона; эта кукла была одной из самых любимых игрушек Алексии. Он попытался было задать ей вопрос о том, как она узнала, но понял, что это глупо. Естественно, она знала обо всем, ведь ей было ведомо его сердце; и то же самое сердце билось в ее собственной белоснежной груди.

— Иди же, Альфред, — сказала она, одаривая его улыбкой. — Насладись ими за нас двоих.

— Обязательно, сестра моя, — ответил он, улыбнувшись ей в ответ, снова испытывая благодарность за то, что он был братом такого чуда мироздания, таким удачливым, что она понимала все его нужды и желания.

"Реальность так причудливо меняется", — решила Клэр, закрывая за собой двери особняка. От ветхого, заполненного смертельным холодом, темного тюремного двора до того места, в котором она сейчас стояла… трудно было поверить, но все же это было вполне в духе "Амбреллы", так что выбора у нее не было.

"Но черт бы их побрал! Я в шоке, серьезно".

Перед ней раскинулся величественный, прекрасно спроектированный холл, его вид портили лишь грязные следы на вручную сделанной плитке пола и несколько кровавых отпечатков на нежной ровной матовой поверхности стен. Еще рядом с потолком было несколько больших трещин и единственный отпечаток руки темно-бордового цвета на одной из толстых декоративных колонн, стоящих строгим рядом в западной части холла, тонкие ручейки красной жидкости стекали вниз с основания ладони.

"Заключенные были не единственными, для кого день не удался".

Конечно, думать так, разделяя людей на классы, было мелочно, она знала это, но все же она почувствовала себя немного бодрее, зная, что большие шишки из "Амбреллы" получили такой же пинок по заднице, как и все остальные на острове.