Страница 47 из 47
Миссис Коффин из бухты Сесьюит настоятельно не советовала мне выходить на следующий день в море. В вопросах мореходства особа с фамилией, словно бы взятой из «Моби Дика», заслуживает внимания. Ветер дул с северо-востока, взбивая на волнах белую пену, заставляя флаг на доме миссис Коффин резко хлопать.
— Да я только до бухты Рок дойду, — сказал я.
До Рока было всего девять миль.
— Вы себе только все кишки надорвете, — возразила она.
Но я решил выйти в плавание, сказав себе: «По мне, лучше надрываться в бурном море и мокнуть до костей, чем сидеть в бухте и дожидаться хорошей погоды».
Но стоило мне выгрести за мол, как волны яростно набросились на лодку, а ветер ее накренил. Я отвинтил свое сиденье, скользившее по направляющим, поставил на его место традиционную скамейку-банку и попытался еще раз — но лодка не слушалась. Я взял другие весла: длинные привязал к лодке, стал грести семифутовыми. Это помогло мне чуть продвинуться, но ветер все равно гнал меня назад к берегу — к Вест-Брюстеру, что около Киветт-Нек. На карте значились церковные шпили. Я греб еще несколько часов, фактически не сходя с места. Но возвращаться назад было бессмысленно. В бухтах я не нуждался: я знал, что могу вытащить лодку на берег где угодно — хоть на этой гряде, хоть между вон теми скалами, хоть на общественном пляже. Я никуда не торопился и великолепно себя чувствовал. Конечно, такое плавание — все равно что восхождение на гору — ну и ладно!
Я трудился весь день. Возненавидел волны, которые колотили по бортам, с омерзением наблюдал, как они запрыгивают в лодку, когда ветер сносил меня вбок, во впадины между высокими волнами. На дне плескалась вода — несколько дюймов набралось, карта промокла. В полдень ко мне приблизился какой-то мужчина на моторке и спросил, нужна ли помощь. Я ответил, что все в порядке, и сказал, куда направляюсь. «Бухта Рок? До нее страшно далеко!»
— сказал он, указав на восток. Затем солнце высушило дно, и темное дерево украсилось мерцающими кружевами соляных разводов. Я греб дальше. В четвертом часу пополудни навстречу попалась яхта.
— Где бухта Рок? — спросил я.
— Ищите по деревьям!
И я стал высматривать деревья, но, как оказалось, не там. Они были не на берегу, а в воде, около дюжины, высаженные в два ряда — высокие засохшие сосны без ветвей, вылитые фонарные столбы. Они отмечали вход в бухту, а заодно и Брюстерскую отмель, так как в отлив вода отсюда уходила совсем, и бухта Рок превращалась в ручеек, иссякающий в песчаной пустыне. В отлив через устье бухты можно было переехать на машине.
Здесь я договорился встретиться с моим отцом. Вместе с ним приехал и мой брат Джозеф, только что вернувшийся с островов Самоа в Тихом океане. Я показал ему лодку.
Он потрогал уключины.
— Все заржавели, — буркнул он. Хмуро посмотрел на соляные разводы, и под его взглядом лодка показалась маленькой и довольно хлипкой.
Я сказал:
— Я только что пришел на ней из Сесьюита против ветра. Весь день барабался!
— Не понял восторга, — сказал он.
— А что ты знаешь о лодках? — поинтересовался я.
Он смолчал. Мы сели в машину — отец и его двое мальчишек. С Джо мы несколько лет не виделись. Возможно, он обиделся, что я не начал расспрашивать его о Самоа. Но сам-то он спросил о моем походе на веслах? Да, к моему плаванию трудно отнестись всерьез — что такого особенного в путешествии около самого дома? Но у меня было такое чувство, словно в этот день я подвергся большой опасности.
— Черт возьми, — сказал я, — как можно восемь лет прожить на Са-Мо-А и ничего не узнать о лодках?
— Самоа, — поправил он меня, как обычно. Это была наша дежурная семейная шутка.
Мать и брат Алекс нас уже дожидались. Когда я появился в дверях, Алекс улыбнулся.
— Явился! — объявил он.
Лицо у меня облупилось на солнце, мозоли на ладонях полопались, и кожа висела клочьями, плечи и спина ныли, глаза разъедала морская соль.
— Исмаил, — произнес Алекс. Он сидел на стуле, уютно сдвинув ноги, разглядывал меня с прищуром и курил сигарету. «И спасся только я один, чтобы возвестить тебе». [85]
Мать сказала:
— Ужин почти готов — ты, наверно, с голоду умираешь! Господи, ну и вид у тебя!
К Алексу она стояла спиной. Он скорчил мне рожицу и изобразил беззвучный гогот — вот ведь умора, сорокадвухлетний дядька у мамочки под крылом!
— «С моря вернулся, пришел моряк» [86], — продекламировал Алекс, а затем, передразнивая мой голос, добавил:
— Мама, положи мне макарон!
Джо слегка расслабился. Теперь у него появился союзник, а посмешищем стал я. Мы были не писатели, не мужья, не отцы семейств — а трое взрослых мальчишек, валяющие дурака перед родителями. Как часто родительский дом — всего лишь «простое прошедшее», место, где время стоит.
— Что он тебе говорил, Джо? — спросил Алекс, пока я ходил умываться.
— Сказал, я о лодках ничего не знаю.
Когда мы садились за стол, я сказал:
— Штормит там прилично.
Алексу только того и было надо. Просияв, он принялся изображать вой ветра: то посвистывал, то покашливал. Сощурившись, прохрипел: «Так точно, капитан, штормит там прилично, — он вскочил, задев бедром за стол, — аж бушприта не видать. Так точно, капитан, и ветер меняется. Но ничего, мистер Кристиан! Дайте ему двадцать линьков — авось присмиреет! И поднимите парус на грот-мачте — мы вдалеке от грешной земли. Никто из вас, салаги, ничего не знает о лодках. Но я знаю: я прошел от острова Питкерн до бухты Рок, прокладывая курс по звездам, в сильнейший шторм на памяти людского рода. В единоборстве со стихией! Волны грозились опрокинуть мое утлое суденышко…»
— Ужин стынет, — сказал отец.
— И много ты времени потратил? — спросила меня мать.
— Весь день, — сказал я.
— О да, капитан, — продолжал Алекс. — О да, штормит там прилично: ветер поднимается, волны вздымаются.
— О чем ты напишешь? — спросил отец.
— Он напишет о том, как ревел океан, о том, как он только что обогнул мыс Горн. Перед вами сам Фрэнсис Чичестер! [87]Рубка облеплена белыми хлопьями пены, мачта гнется и скрипит, парус рвется, девятый вал близок. Чу! «Джипси Мот» накрыла гроза!
Стоило Алексу распустить язык, как у него просыпалось воображение и включалась память. Голосом он владел как даровитый актер: он умел вдруг срываться на крик или переходить на шепот, всей душой отдавался монологу. Казалось, в эти минуты им овладевало расчетливое безумие, возвышенная анархия творчества. Он торжествовал.
— Но поглядите на него в эту минуту: Петер Фрейхен [88]семи морей, старый морской волк с шаланды с клинкерной обшивкой. Он дома и просит маму положить ему макарон! «Спасибо, мамочка, с удовольствием съем еще тарелку, мамочка». После целого дня в открытом море он снова с папой и мамой и тянется за фрикадельками!
Джозефа всего распирало: он еле сдерживал хохот.
— Нет, об этом он не напишет. О макаронах ни слова. Только капитан Блай [89], один как перст, гнет спину, работая веслами. Долгими ночами в море, страдая от качки, он щи-пап паклю. О ветер, о хищные волны…
— Довольно, — буркнул отец, не отрываясь от еды.
И все, кто сидел за тесным, заставленным тарелками столом, повернули свои широкие лица ко мне, глядя сочувственно. Алекс — с легким смущением, остальные с тревогой, опасаясь, что я обижусь, что Алекс слишком далеко зашел.
— О чем ты напишешь? — спросила мать.
Покачав головой, я попытался удержаться от улыбки, так как подумал: «Об этом».
85
Цитата из Библии (Книга Иова 1:15)
86
Строка из автоэпитафии Роберта Льюиса Стивенсона.
87
Фрэнсис Чичестер (1902–1972) в 1966 году на своем кече «Джипси Мот IV» впервые в мире совершил кругосветное плавание с одной остановкой в пути.
88
Петер Фрейхен (1886–1957) датский исследователь и путешественник, много лет проживший в Гренландии среди коренных жителей.
89
Капитан Блай (позднее адмирал) — капитан корабля «Баунти», на котором вспыхнул знаменитый мятеж.